Он увидел мою нерешительность, слез с мотоцикла и подошел ко мне. Помог припарковать Тоффи, если это можно так назвать, и за руку повел меня в дом. — Ты справишься. А я скоро… *** Как и обещал, он вернулся очень быстро. За его отсутствие я успела только осмотреть все комнаты и протереть пыль на столе, газовой плите (да, тут даже плитка есть на небольших красненьких баллонах с пропаном) и прикроватной тумбочке. Только спертый воздух в доме мне не понравился, и я выскочила на минутку на улицу, оставив дверь открытой, пока меня не было, и наломала еловых веточек. Потом на полке нашла неглубокую вазу поставила в нее эти веточки — и жилище мигом наполнилось ароматом хвои и некоторой свежести. Всего этого делать, наверное, и ни к чему было, но я не удержалась. К тому же ночевать мы, по всей видимости, будем в этом домике, а потому и хоть немного прибраться и вытряхнуть покрывало с постели не было лишним. И это все помогло мне слегка развеяться. — Смотрю, ты времени не теряла, — сказал Валик, открыв дверь и застыв на пороге, дыша полной грудью и оглядывая помещение. — Это от нервов, — пожала я плечами и подошла к нему. Он вручил мне один пакет с продуктами. Второй, который потяжелее, понес к столу сам. — Нервы мы твои сейчас успокоим, — улыбнулся он и достал бутылку красного вина, обернутого крафтовой бумагой с росписями. — Там даже бокалы есть, видела? И правда, пока мы вместе готовили ужин — красную рыбу и салат, — попивая вино и обмениваясь шутками, я позабыла о тревогах. Этот мужчина умеет он создать атмосферу непринужденности, в которой я каждый раз ощущаю себя особенной, нужной, а главное — рядом с ним у меня создается впечатление, будто мы вместе уже не один год. А сейчас все выглядит еще и таким романтичным, что ни о каких невзгодах и думать не хочется. Чего только сто́ит домик в лесу и тусклый свет свечей над камином, который мы, конечно же, не разжигали — и без того так тепло, что хочется раздеться догола и… и танцевать. Мы оставили после себя гору посуды, но заняться ею Валик мне не позволил. Он потянул меня к окну, чтобы показать, как между деревьями догорают последние лучи заходящего солнца. Обнял меня сзади, обхватил руками и прижал к себе. — Ты такой уютный, — шепнула я, потираясь щекой об его ладони. — Ты так стараешься ради меня… Я не понимаю, — я обернулась и заглянула ему в глаза, едва различая в полумраке зрачки, — почему ты возишься со мной? У тебя из-за меня сплошные проблемы. А теперь будет еще больше… Так почему? — Ты все еще не поняла, глупенькая моя? Я люблю тебя! — сказал он. А я чуть сознание не потеряла, когда до меня дошел смысл этих слов. Или не только из-за этого, потому что в тут самую секунду, когда я ощутила слабость в ногах и головокружение, мужчина уже нежно целовал мои губы, придерживая меня за талию. Он точно понял, что я сама на ногах уже не стою. Слова о любви, вино и искренняя нежность дурманят и опьяняют сильнее любого алкоголя. — Я видел, ты и в комнате прибралась, — многозначительно шепнул Валик. И я выдохнула «угу» ему в рот. После чего он, словно я вовсе ничего не вешу, поднял меня за попу и понес на руках в спальню, все так же неотрывно лаская меня губами и языком. А я упивалась запахом его кожи и волос, когда он забрался под воротник моей водолазки. И на очередном моем судорожном вдохе эта вещица с меня слетела, а я упала на мягкую постель и распахнула глаза. Сюда свет почти не достает, и я едва могу различить очертания мужчины, стоящего передо мной. И только я успела подумать, что хотелось бы увидеть его, как тут же забыла об этом. Забыла, когда он снял с себя футболку. Остатки света озарили его спину, создавая такой ореол, отчего мне виден только силуэт его крепкого торса и играющих с каждым движением мышц на руках и груди. И я потекла… Мне так захотелось, чтобы этот здоровяк накрыл меня собой, прижал к кровати и показал, как сильно хочет меня, что я не удержалась и прошептала прямо, как есть: — Возьми меня, сейчас. Я вся твоя, как ты и говорил. — И расстегнула пуговицу на своих джинсах. Мужчина не заставил меня долго ждать. Он уронил свои брюки на пол и пополз по кровати к моим губам. Оставил на них короткий поцелуй, а руками схватил мои джинсы и стянул их, отправив на пол к остальным вещам. И я осталась перед ним в одних трусиках. Как и он передо мной. Он вернулся к моим губам и прижался ко мне всем телом так, что я бедрами ощущаю, как велико его желание. Нахожу упругость рукой и… лишь секунду колеблясь, опрокидываю мужчину на спину и залезаю сверху. Трусь об его такой твердый и горячий член киской через трусики и тихо постанываю в такт громким несдержанным вздохам. — Это очень… — шепчет Валик, явно не в силах договорить даже эту фразу. Но мне хочется большего. Мне нужно большее. Хочу, чтобы он сходил с ума в моих руках. Или не в руках. И тут я наконец решаюсь. Даже не пытаясь найти его глаза в теперь уже полной темноте, потому что знаю, что он и так одобрит мою затею, я отползаю немножко назад и спускаюсь лицом к его до предела натянутым трусам. Трусь о них губами, поглаживаю пальчиками, а затем хватаюсь руками за края и стаскиваю эту вещичку вниз. А его член… Выпрыгнув, он буквально ударяется в мои губы одновременно с громким выдохом мужчины. Я взяла его в ручку, сжала пальцами и провела кончиком языка по головке. И ощутила, как мужчина напрягся… в моих руках. Даже перестал дышать. Но стоило мне обхватить ее губами и слегка податься вперед, чтобы она проскользнула ко мне в ротик, мужчина взорвался стонами, которые стали просто сводить меня с ума. И я поняла, что надо делать, хотя и пробовала такое впервые в своей жизни. Я отвела голову, едва не выпуская головку из губ, и снова опустилась, но теперь так глубоко, как сумела, в то же время втягивая щеки и работая внутри язычком. Довольными стонами и быстрым дыханием Валик дал мне понять, что я все делаю правильно. Я стала наращивать темп, повторяя все то же самое, только стала еще помогать руками — одной в такт работала по стволу вверх и вниз, а второй массировала и поглаживала яички. И так увлеклась процессом, что упустила финал… Точнее не так. Я его как раз совсем не упустила. Но я и не знала, как быть: выпускать член и отводить в сторону? Как же? Этот фонтан спермы… Просто гейзер, ударяющий мне в горло! Но уже и не могла, потому что мужчина решил все за меня: крича и рыча, как зверь, схватил меня за волосы обеими руками и надавил, не позволяя мне и шелохнуться. И я поняла, чего он хочет, и лишь сжала губы плотнее, чтобы не проронить ни капельки. Только успевала глотать этот, казалось, непрекращающийся поток. Когда его член наконец перестал пульсировать и начал обмякать, я выдохнула, выпустила его из ротика, вытерла губы и, пробравшись по горячему телу, улеглась у Валика на груди. Он одной рукой прижал меня к себе, а другой накинул на нас покрывало со свободной стороны кровати. — Мне никогда и ни с кем так хорошо еще не было, как сейчас, с тобой, — отдышавшись, прошептал он и поцеловал меня в макушку. А я лежала и думала, говорить ли ему, что и то, что я только что сделала, тоже было у меня в первый раз. Но сказала: — И мне. И я, кажется, тоже… эм… Ну ты понял. — И поглубже уткнулась носом в его грудь, а затем перебралась к шее и уснула в объятиях своего любимого мужчины. Валентин Я проснулся от странных вспышек света, пробивающихся в окно и озаряющих спальню — старые привычки дали о себе знать, и я по-прежнему не утратил чуткости сна. На часах было начало четвертого утра. Тина все еще лежала на моем плече. Я аккуратно выбрался из-под нее, поднялся с постели и подошел к окну. — Твою ж мать! — тихо выругался я и обернулся к своей мирно спящей девочке. — Только этого мне сейчас не хватало! К дому стремительно приближались несколько мотоциклов и машина. — Милая, — попытался я разбудить Тину, — просыпайся. Нам срочно нужно уходить. Здесь твой отец! Глава 15 — Что? — Тина сонно потягивается и прищуренными глазами пытается осмотреться в темноте. А затем спохватывается и подрывается с постели, осознав, где находится и что происходит: — Огни. Кто это? — Это Камиль. Одевайся скорее, тебе нельзя здесь оставаться. Нужно уходить. Тина начинает собирать с пола вещи, пока свет фар в лесной темноте все приближается и слышатся приближающиеся звуки двигателей. Натягивает водолазку и джинсы и оборачивается ко мне. — А ты? — Я останусь. — Я все еще стою в чем мать родила, только отвожу взгляд, сильнее сжимая челюсти. — Ты не беспокойся обо мне. Я разберусь. Уходи через окно. — Указываю на большое окно позади девушки, которое можно распахнуть и незаметно уйти в ночь. — Да черта с два! — говорит Тина и складывает руки на груди. — Я никуда без тебя не пойду. Я слишком хорошо знаю своего отца. И ты меня не переубедишь. Я тоже не маленькая, — добавляет она, пока я не успел возразить. И всовывает мне в руки мою одежду. Я смиренно принимаю ее, глядя Тине в глаза. И восхищаюсь ею. Не понимаю, как она может быть такой хрупкой и по-девичьи слабой, но в то же время сильной и нерушимой, как скала. — Ладно, — вздыхаю я. — Но говорить с ним буду я. Будь позади. Поняла? Девушка пожала плечами и отступила на шаг. А затем бросилась ко мне, обняла и поцеловала, проведя ладонью по моей небритой щеке. — Ничего. Просто «ничего». Но в ее взгляде, который теперь хорошо виден в залитой светом фар комнате, читалось гораздо больше, чем ничего. Он наполнен поддержкой. А большего мне и не надо. Я поцеловал свою девочку в лоб, оделся и молча вышел из хижины на улицу. — Как ты нас нашел? — глядя в лицо Камиля, спрашиваю я. Но в ту же секунду получаю в висок чем-то тяжелым и падаю на одно колено. И только после этого замечаю, что слева и справа от меня «при параде» стоят Шустрый и Браток — два не разлей вода брата, которые почти всегда и во всем вместе. Камиль стоит поодаль, около машины и двух мотоциклов. — А ты думал, я не знаю, что ты закрутил шашни с моей девочкой? Думал, ты самый умный? — Он поправил свои тонкие очки и пригладил козлиную бородку. — Тина? Девочка моя, выходи. Я ничего тебе не сделаю. — Не трогай ее. Ты предал ее, и ей больше не о чем с тобой говорить. Камиль лишь открыл рот, но тут же выдохнул и тихо сказал: — Тина, ты же знаешь, у нас есть только мы. И выбирать не приходится. Но тебе я выбор дам, как своей единственной и любимой дочери. — И после недолгой паузы добавил, только вложив в голос столько ярости, сколько я не видел за все время работы на этого человека: — Выбирай, ты или он, черт тебя дери! Он умрет сейчас. И это будет на твоей совести, слышишь? — Она не выйдет, — посмеявшись, сказал я. Она ушла. А ты, чтоб тебя, ее попросту недостоин. Ты потерял ее, когда продал компаньону. Гребаное ничтожество ты, а не отец. Но удивлению моему не было предела, когда Тина, вышагнув из-за моей спины, появилась на свету фар и сказала: — Я поеду с тобой, пап, только не трогай его. Оставь его в покое. Он лишь пытался меня защитить. — Тина… — обреченно шепнул я. — Умница, дочка. А с тобой, — Камиль обратился уже ко мне, я разберусь позже. И не вздумай уезжать из города. Ты же в курсе, что я знаю, где живет твоя мать. Мне только щелкнуть пальцами, как она взлетит на ангельских крылышках в небеса. А ты будешь жить и корить себя за глупость до конца своих дней. Договорились, малыш? Я какое-то время молчал, лишь сжимал челюсти и борясь с совестью за то, что притащил свою несчастную мамулю с собой в этот захудалый городок, надеясь, что уйду от прошлого и смогу ей дать новую жизнь. — О, я не уеду, — прорычал я, собрав всю злобу в кучу. — А ты еще поплатишься за все то, что сделал и намереваешься. За свою дочь, за угрозы… За то, кто ты есть. Кем стал. — Я уже поплатился, сынок… — с какой-то совершенно неуместной добротой в голосе сказал Камиль. Затем кивнул своим ребятам, и те перед уходом прокололи шины в моем мотоцикле, а Тоффи забросили в багажник пикапа и собрались уезжать. — Постой, — окликнул я Камиля. — Ответь лишь на один вопрос. Как ты нас нашел? Он ухмыльнулся и взглянул на дочку, которую к этому времени уже усадили на заднее сиденье автомобиля. Снова почесал бородку и сказал: — Слушай, Валентин… Ты вроде неплохой парень. Не хотелось бы тебе жизнь ломать. Но и сильно обнадеживать после сделанного тобой тоже не хочу. И я давно понял, что ты не совсем тот, за кого себя выдаешь, а твоя история слишком уж хорошо вылизана. И убедился в этом, когда услышал, что ты сделал с парнями Алексея. И мы с тобой ещё пообщаемся на эту тему. Но позже. Есть у меня дела поважнее, — он бросил взгляд в сторону машины, в которую усадили Тину. — Но на вопрос твой отвечу: друг у тебя очень верный. Только вот у него, как и у тебя, есть что терять. Прими это к сведению. Я не нашелся, что сказать, потому что все слова, которые завертелись у меня на языке, были адресованы Жеке. Но никакой злобы на него у меня не было. Сказать честно, я бы, будучи на его месте, тоже сдал себя с потрохами. Почему? Да все просто: у него есть семья — жена и малютка дочка, за которую я порвал бы абсолютно любого и отдал бы что угодно за ее благополучие; ее и жены. Винить его совершенно не в чем. Да и что там говорить… Камиль и правда знает, где живет моя мама. А кто я такой, чтобы подвергать ее опасности, ту, кто дала мне жизнь, кто вытерпела меня, мой нрав, кто была со мной, когда мне было совсем хреново и… Я присел на крыльце и проводил взглядом удаляющиеся мотоциклы и машину. И стал думать, что делать дальше. Солнце беззаботно поднялось из-за горизонта и прокралось меж деревьев, озарило полянку перед домом. И с собой оно принесло свежие мысли — истинный луч света, дающий надежду, как в той басне. Я поднялся, отряхнул колено и пошел к мотоциклу. Чинить и клеить покрышку бесполезно — она вспорота до обода. Но и оставлять своего товарища здесь я тоже не стану. Снял его с подножки и покатил по тропке в сторону выезда из леса. Путь предстоит неблизкий, зато есть время подумать, как быть дальше, потому что девочку свою оставить я тоже не могу. И верну ее во что бы то ни стало. Только бы успеть, пока Камиль не натворил глупостей, о которых, точно знаю, будет жалеть всю свою жизнь… ***