– По-моему, ты не выглядишь уродливой. – Да… Да… – Это правда. Ты красивая. – Нет, вот Карла красивая. Жанин начала смеяться и стукнула по столу, выплеснув последнюю рюмку. – Ты думаешь, Карла красивая? – Да, черт возьми, да! – Я имею в виду, у нее отличные сиськи… И да, хорошо, она объективно симпатичная, и у нее такие светлые волосы… Она выглядит так, будто снимается кино в слоу-мо, но есть что-то в ее выражении, в выражении ее лица, что делает ее такой холодной, и это… что я могу сказать? Это не делает ее красивой… Я думаю, что ты намного симпатичнее. Мелена не могла поверить в это, но не могла не покраснеть и легонько шлепнула Жанин по руке, потому что была смущена комплиментом. – Я серьезно. У тебя супер выразительные глаза и кожа… И посмотри на эти щеки, я бы хотела иметь такие… И не только их, Меле, ты милая… – Да ты пьяна. – Конечно, да. И поэтому я хочу сказать тебе, что рада, что снова встретила тебя. Ты крутая. – И я рада… – Ты просто говоришь это, чтобы я не чувствовала себя плохо. – Нет, я говорю это, потому что я действительно так думаю. – Ты всегда считала меня занозой в заднице. – Да, но дай мне право передумать… Раньше я была глупой и не видела, какая ты на самом деле… В этот момент комнату будто бы объяла странная магия, будто свет стал теплее, а девушки будто бы впервые увидели друг друга. Сцена изменилась, обе молчали, каждая наблюдала за красотой и смущением другой… И словно магия момента управляла ими, а они были просто марионетками. Они придвинулись ближе, заглянули друг другу в глаза на тысячную долю секунды, которая была прекрасной и вечной, и свели губы в странном, удивительном и неожиданном, но совершенно необходимом поцелуе. Когда они снова посмотрели друг на друга, могло произойти несколько вещей, среди которых обе могли оправдывать, или обвинять друг друга, или кричать: «Я НЕ ЛЕСБИЯНКА!» Но обе понимали, что это было нечто, что пришло из самого прекрасного и естественного порыва, и не придавали этому больше значения. Мелена погладила Жанин по лицу и встала. – Эй… Куда ты идешь? – спросила Жанин почти незаметно. – Включить музыку… О чем ты подумала? – Ничего, ничего… – Посмотрим… Наверняка где-то есть еще немного алкоголя. Алкоголь действительно нашелся. Она не могла точно сказать, была ли это водка или джин, смешали ли они его или выпили чистым, потому что все растворилось в водовороте сознания, когда Меле включила танцевальный плейлист в Spotify, подошла к столу, протянула руку, словно Аладдин, перед тем как поставить Жасмин на ковер. Жанин взялась за нее, они встали и начали танцевать, как будто все их проблемы были разом утоплены в алкоголе. Неважно, хотела ли одна стать моделью, даже если это противоречило ее принципам, или другой было больно, потому что никто ей не верил… Два тела двигались так же безумно, как если бы они танцевали одни в комнате. Их связь в этот момент была прекрасна. Обе танцевали так, как танцуют в одиночестве, когда за ними никто не наблюдает: «A cualquier otra parte», «Toro» от Columpio Asesino или «Bien por ti» от Viva Suecia прекрасно демонстрировали музыкальный вкус Мелены, которая иногда становилась мрачной, но любила этот независимый и вечный поп на испанском языке. И они танцевали и танцевали… Когда они упали уставшие, пьяные и побежденные и начали смеяться, глядя друг на друга со стороны, Жанин набросилась на свою новую подругу и подарила ей еще один поцелуй, более страстный, но он вышел не так романтично… потому что Мелена, смеясь, отстранилась. Несмотря на то, что это был мягкий отказ, это был все-таки отказ… Но не было никакого дискомфорта, никакого раздражения. Это был отвергнутый поцелуй между двумя подругами, и на этом все закончилось. То, что Паула не могла справиться с Даниэлой, не было секретом. Она старалась не показывать этого, но проводила день, выполняя задания, которые, с ее точки зрения, граничили с эксплуатацией. Во время их выполнения она неизбежно немного ругалась на «своего менеджера», которая не была менеджером и вообще никем не была. Учиться тому, что называют обучением… Я ни хрена не училась. Но что ж, опыт работы офисным планктоном, самым последним планктоном, конечно, как-то обогатил меня… Или, по крайней мере, вызвал желание спрятаться за школьной формой, не знаю, неважно… Я ненавижу Даниэлу. Я делаю так много дел, что никогда не укладываюсь в график и заканчиваю намного позже. Но я не в состоянии ничего сказать. Молчу, чтобы казаться эффективной и благодарной, но никогда не получаю ничего хорошего в ответ. Даже «как хорошо ты справилась» или «спасибо». Даниэла не знает таких слов… Единственное хорошее, что есть в этом клятом офисе, – это периодические встречи с Бруно в лифте. Он смешно шутит, или тычет указательным пальцем мне в поясницу, как будто из вежливости, или показывает мне смешной мем, и это хоть немного меня веселит и успокаивает. Важно ли иметь немного смысла жизни, чтобы справиться со взрослой жизнью? То есть если у тебя дерьмовая работа, но есть кто-то, кто помогает тебе справляться с трудностями, жить становится легче. Мысль об этом оставляет меня в плохом настроении, потому что я не хочу выглядеть зависимой психопаткой. У меня не должно быть таких мотивов и тем более таких сентиментальных… Но, вы знаете, я всегда была очень, очень влюбчивой… То есть, я не влюблена в него, нет, совсем нет… Но я фантазирую о нас в подсобке в конце смены… или у него в машине. У него синий Peugeot 2006 года выпуска… Но иногда я видела, как он нажимает маленькую кнопку на пульте дистанционного управления, чтобы открыть дверь, с таким изяществом и независимостью, и, почему бы не сказать это, меня это немного возбуждало, да. Паула верила в сказки. И она явно была современной версией Золушки в мире цифрового маркетинга: порабощенная принцесса, эксплуататорская мачеха и прекрасный или заколдованный… принц. В один прекрасный день Даниэла сказала Пауле: «Ты собираешься взять только эти коробки с бумагами? Ты можешь взять еще пару, давай, пусть все увидят, что ты молодая!» В тот день, когда Паула была нагружена как мул, и все было будто бы против нее. В тот день она споткнулась и уронила коробки на пол. Точнее будет сказать, что она сама уронила их, и восстала против себя. Она распустила хвост, фыркнула, издала гортанный звук, тихий, но гортанный, и попыталась успокоиться. Она откинула волосы назад, фыркнула и опустилась на пол, чтобы собрать коробки и сделать вид, что ничего не произошло, как будто тот маленький приступ сдерживаемого гнева был миражом. – Ты похожа на маленькую мышку, – сказал Бруно, проходя мимо нее. – Я могу тебе помочь? – Нет, спасибо, уходи, уходи… Это часть моей работы. – Давай помогу, подожди. Он оставил свой кофе и хипстерский рюкзак на одном из столов и опустился на колени рядом с ней. Конечно, Паула видела миллион романтических комедий, в которых бедной девушке в очках – она не носила очки – ее кавалер помогает поднимать вещи – книги, документы или что-то еще, – и это снова запустило двигатель ее эротических фантазий. Они говорили о всякой ерунде. Она жаловалась совсем немного, чтобы не показаться плаксой. Но он поддерживал ее, и между собой они критиковали Даниэлу. – Послушай, давай что-нибудь сделаем. Я помогу тебе донести эти коробки, и ты сможешь остановиться и выпить кофе, а еще лучше – чай с лаймом… – Я не могу, я бы хотела… У меня перерыв только через два часа, и если Даниэла увидит меня… – Если Даниэла увидит тебя, я скажу ей, что ты помогала мне, и ты будешь выглядеть великолепно… – Ты так думаешь? – Я уверен. Он аккуратно помог ей с коробками и поставил стул, чтобы она могла отдохнуть, пока он готовил ей кофе с овсяным молоком. Затем он сел рядом с ней… Улыбка Бруно залила маленькую комнату, и Паула постаралась не выглядеть глупо, глядя на него. – Знаешь, с самого первого дня я хотел тебя кое о чем спросить… Не отвечай мне, если не хочешь. Сигналы тревоги полностью исчезли. Паула, откинувшись на спинку кресла и расслабившись, сидела, уткнувшись лицом в руки, как будто разговор был вполне обычным. Но ей не терпелось узнать содержание вопроса… Попросит ли он ее остаться? Что? Что? Что? Что? Что? Что? – Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Разочаровал? Да, немного, но в любом случае вопрос от такого симпатичного и красивого парня был подарком, потому что давал возможность начать разговор… Он хотел узнать что-то о ней, а не о краткосрочных планах на кофе, но он проявил некоторый интерес… поэтому она попыталась быть искренней, но этот день был неподходящим для этого. – Я действительно не знаю. Я не должна быть здесь… Это странно, не так ли? Ко всем нашим мыслям и эмоциям ведет очень тонкая ниточка. Если потянуть за нее, есть риск, что все, что вы держите в себе, вырвется наружу, как пулемет из слов и чувств, расплескиваясь и пачкая все вокруг. Это не очень приятно, потому что внутренние рвотные позывы всегда сопровождаются слезами и лепетом. Паула заметила, что ее ответ напряг эту маленькую нить, и подумала, что если он спросит еще что-нибудь, то слезы, которые начали скапливаться в ее слезных каналах, хлынут наружу. Так и случилось. – Но ты в порядке? Тебе нравится здесь? Она хотела сдержаться, но не знала, какого черта скрывает все эти эмоции. Было ясно, что этот день не ее, и ни с того ни с сего она позволила себе расслабиться. Она, которая просто хотела притвориться, что уже взрослая и ответственная девочка. Да, она хотела, чтобы Бруно видел ее правильной, трудолюбивой и сильной девушкой. Но карточный домик быстро рухнул, разоблачив ее, и она начала плакать, говорить быстро, слишком быстро для любого смертного, кто попытался бы переварить это перечисление несвязных мыслей. Она не могла остановиться и чувствовала себя хрупкой и нелепой. Я, вся такая глупая, должна была отшить его прямо там, на глазах у единственного человека, который меня интересовал. Не думайте, что это было шоу, это не так. Я просто не могла остановиться. Боже мой, какая неловкость – моя бабушка всегда говорила это слово. Я думаю, что оно прекрасно определяет этот момент – какая неловкость. КАКОЙ ЧЕРТОВ ПОЗОР. Я не думала, что у нас с ним что-нибудь получится, это было безумие. Он был старше меня, намного старше, и мы не очень-то ладили. Но я не хотела, чтобы он считал меня сумасшедшей. Хотя то, что случилось потом, было смущением в квадрате, в кубе или… в той высшей степени, до которой только могло дотянуть мое смущение. Бруно не вмешивался, он слегка улыбнулся, как бы говоря, что она может открыться ему без проблем. Он хотел быть дружелюбным, не вступать в физический контакт, чтобы она не испугалась, но в то же время хотел дать понять своим взглядом, что он здесь и что он слушает ее, но затем… бам! Мать Паулы пересекла кабинет. Она, которая никогда не проходила этим путем. Более того, они пару раз пересекались и холодно улыбались друг другу, обозначая дистанцию. Но когда видишь, как плачет твоя дочь, будто она снова ребенок, который впервые столкнулся с несправедливостью и жестокостью мира… она сделала то, что сделала бы любая любящая мать. Она вошла, обняла ее, а Паула продолжала плакать, чувствуя, что неудача полностью овладела ею. Бруно понял, что сейчас должен отступить и не вмешиваться. – Дорогая, ты можешь уйти с работы, прямо сейчас, если хочешь. Я могу взять машину и отвезти тебя домой, но, я думаю, ты пожалеешь об этом… Ты сильная и храбрая девушка, намного сильнее, чем ты думаешь. Что не так? Даниэла эксплуатирует тебя? Пошли ее, любимая! Это жизнь… А в жизни полно Даниэл. Она плохо с тобой обращалась? – Нет… не совсем. Нет. Я имею в виду, я ненавижу ее и все такое, но она говорила со мной плохо, не заботилась обо мне, не благодарила меня. Мать начала смеяться, и это было неудивительно. – НЕ СМЕЙСЯ! – Как я могу не смеяться? Слушай, я думала, ты не протянешь и недели… Но теперь, когда ты зашла так далеко, было бы стыдно бросать полотенце. Ты хотела работать, так будь верна Пауле, которая приняла это решение, и доверяй ей. Даниэла вошла и недоуменно посмотрела на сцену. Мать Паулы была уважаемой женщиной, и видеть, как она обнимает стажера, хотя она была одной из немногих, кто знал историю семьи, было шокирующим. – Прости, Даниэла, у Паулы немного закружилась голова… Просто здесь так жарко. Обогреватель слишком мощный. – Да, извините, я попрошу мастера прийти и проверить. – Не волнуйся, она ведь теперь вернется на работу? Паула видела решимость и ясность своей матери и не могла не приспособиться. – Да, извините, Даниэла, просто я сегодня не позавтракала… Мать Паулы вышла из кабинета, не взглянув на дочь, и стук ее каблуков затерялся в коридоре. Даниэла сделала жест Пауле, показывающий: «Что, черт возьми, происходит?» Паула встала, высморкалась в салфетку и вернулась к работе. Вялая, слабая, но со странным успокаивающим чувством. Дело не в том, что она стала Суперженщиной и эволюция ее как работника ускорилась. Ее карьерный рост остался таким же медленным. Но она знала, что должна продолжать. Она пересекла проход между столами, вдалеке стоял Бруно и печатал. Ей пришлось пройти мимо него. Было ужасно стыдно, но она должна была это сделать, она старалась не смотреть на него, но он остановил ее. – Возьми. Бруно протянул ей стикер, она взяла его и пошла дальше, а на углу прочитала. «Спасибо, что открылась мне. Начинать трудно, но знаешь что? Ты такая милая, даже со слезами на глазах». Сердце Паулы начало биться чаще. Казалось, что оно расширяется и скачет вверх-вниз по ее грудной клетке. Она могла бы закричать, но не сделала этого, а лишь повернулась и издалека помахала парню. Он улыбнулся, а она нырнула в туалет, в тот самый туалет, где они впервые встретились. Паула стояла в раздумье, прислонившись к двери, и тут ее словно осенило. Она скомкала бумагу и бросила в корзину для мусора. Она могла бы стать полностью зависимой от мыслей о Бруно, могла бы пойти домой, порхая от счастья, как влюбленная дурочка, и всю ночь пролежать в постели, разрабатывая разные любовные сценарии. Но в этот раз она предпочла подумать о себе. Она верила в любовь, но по тем или иным причинам она всегда оказывалась раковой опухолью внутри, чем-то, что заставляло ее терять хватку и контроль. Может быть, это были слова ее матери, а может быть, собственное ощущение, но внутри она знала, что была права. Парень ей очень понравился, но ей не хотелось ввязываться в эту историю. Иметь стимул и мотивацию в виде его улыбки каждое утро было очень здорово, но она не хотела, чтобы эта игра выходила за рамки и отвлекала ее от того, что было действительно важно в этот момент. Важнее всего была она, Паула. Никаких отвлечений, никакой суеты. Паула хотела быть спокойной, и когда она скомкала стикер и выбросила его в мусорное ведро, то также выбросила свою подростковую влюбленность.