До свидания, Анна Сколько времени прошло, прежде чем Жанин решила, что у нее есть чувства к Мелене? Мы не знаем. Это была зима? Точно. Шарфы и пальто заполонили улицы, а движение на дорогах стало гораздо плотнее. Они остались вместе. С того дня, как они снова встретились как подруги и превратили свои отношения из фальшивых в настоящие, они виделись очень часто. Они не строили больших планов. Тусовались в кофейне, гуляли по району, иногда играли в приставку или гуляли по торговому центру. Ну и иногда напивались, но ничего запрещенного. Они были прекрасной поддержкой друг для друга… Но Жанин чувствовала себя все более странно. Они больше не целовались и не упоминали эту тему, не потому что это было табу, а потому что это казалось неважным. Но в Жанин проростало семя странного, нового чувства, которое трудно понять. Она хотела быть с Меле все время. Она получала удовольствие от общения с новой подругой и вдохновила ее на карьеру модели. Мария-Елена даже боялась говорить об этом, но она подтолкнула ее к участию в этом конкурсе. Я не хотела участвовать в конкурсе от модельного агентства, но при этом очень этого хотела. Что-то внутри меня не позволяло желать этого, наслаждаться этим как чем-то нормальным, но Жанин была такой занудой… и она буквально заставила меня. Однажды я проснулась от сообщения Жанин, которая переслала мне письмо из агентства с приглашением на конкурс. Она заполнила анкету за меня, эта сучка. И хотя мои ноги и голова ни за что не хотели идти, я прислушалась к остальным частям своего тела и пошла. Мне было стыдно за все. Быть там, видеть других начинающих моделей, разговаривать с людьми, носить одежду, в которую меня нарядили, макияж. Эта странная прическа, которую они мне сделали. Нервы, стресс, чувство, что тебя осуждают. Смущение, страх, дрожащие колени… Жанин из-за каждого угла показывала мне большой палец вверх. Она то появлялась, то исчезала, но все время была рядом. Я была в ужасе. Каблуки были очень неудобными, и я боялась, что грудь выскочит из платья. У меня есть немного платьев, но здесь вырез был такой странный, как будто мешковатый. Никогда не носила ничего подобного… Я испугалась от того, что поставила себя под удар. Фотограф другой национальности, понятия не имею, какой именно, сказал мне успокоиться, ходить так или эдак, положить руку сюда и туда, и наступил момент, когда мое тело начало двигаться само по себе, по инерции. Как будто я двигалась на автопилоте, но прекрасно знала маршрут. Какое чертовски странное чувство. Никогда не позировала раньше. Ненавижу фотографии. Или всегда убеждала себя, что ненавижу их, но вот я… в порядке. Я не хотела, чтобы вспышки прекращались. Посмотрела на Жанин, которая стояла с открытым ртом, в недоумении, как и я, но не хотела терять фокус. Продолжала. Они переодели меня, и я бросилась на подиум, чтобы отдать всю себя, без указаний и советов. Всем, кто говорил мне это… содрогаюсь от одной мысли об этом. Быть моделью противоречит всему, во что я когда-либо верила. Я ненавидела эту легкомысленную, раздувающую эго чертову работу. «Это для снобов, – думала я, – для людей, у которых нет мозгов, чтобы сделать что-то большее в своей жизни…» Но либо я ошибалась, либо у меня не было мозгов. Я предпочитаю думать первое. Не хочу, чтобы кто-то осуждал меня за то, что я такая, какая есть… И неправильно с моей стороны просить об этом, особенно учитывая тот факт, что когда-то я была первой, кто осуждал моделей. Мне делали комплименты, хвалили за беглость речи, и даже девушка из агентства отметила мой «природный талант». Мой? Природный? Талант? Странная девушка, у которой выпадали волосы, та, что была в центре детоксикации, официантка из кофейни, тихая семнадцатилетняя девушка с небольшими стремлениями в жизни имела природный талант? Я в шоке! Но мне понравилось. Когда я вышла оттуда, меня разрывало от счастья… Я испытала такой кайф, какого не испытывала даже от наркотиков в плохие времена. Даже от наркотиков! Что, черт возьми, со мной происходило? Что это было? Ладно… все это может показаться очень преувеличенным. Но если вы думаете, что я типичная девушка, которая не очень часто выражает себя, вы должны понять весь этот приступ внезапной славы. И если вы не понимаете этого, то вы ничего не понимаете. То, что Меле сделала перед камерой, было удивительно, это не было похоже на нее. Ее смертельная красота взорвалась в свете прожекторов, и все, как и я, были ошеломлены. Было здорово видеть, как она наслаждается и находит свою истинную сущность, и, прежде всего, быть рядом, когда она это делала, когда делилась чем-то настолько интимным. Думаю, что она выиграет эту чертову награду. Так оно и есть. То, что произошло после этого, было еще более странным, особенно для меня. Мелена выбежала из маленькой гримерной, которая была оборудована в агентстве для претенденток. Она снова была в своей одежде, далеко не похожей на ту, что была на ней всего несколько минут назад, и которую она защищала так, словно та была самой дорогой и эксклюзивной в мире. Но она не сняла макияж, поэтому все еще выглядела как модель, простая девушка-модель. Жанин ждала ее, хлопая в ладоши, готовая принять на себя всю подростковую эйфорию подруги. Так и случилось. Меле была вне себя от счастья, она никогда раньше не делала ничего подобного, и вышла с безумным желанием попытаться описать словами все ощущения, которые испытывала. Она набросилась на подругу, крепко обняла ее, улыбаясь, и несколько раз поцеловала. Один из этих поцелуев случайно пришелся на губы девушки. Меле, конечно, ничего об этом не подумала, так же как и Жанин. Мария-Елена взяла свою подругу за руку и поспешила в «Випс», чтобы рассказать ей все подробности. Вы можете смотреть на это как угодно, но Меле, скорее всего, не придала этому значения. Но она действительно коснулась моих губ! Мелена проникла в мой рот, и на этот раз это была ее инициатива. Конечно, я ей тоже ничего не сказала. В первый раз, когда мы поцеловались, это было… естественно. Это вышло случайно, и это было, как бы это сказать… нормально. Это было нормально, но в этот раз она была пяьна и возбуждена, она выплеснула свою энергию вот так. Ладно, это был не секс, или да, не знаю, нет. Это был пик. Объективно это был пик. Но друзья не достигают пика, если только они не под кайфом от наркотиков. А у нас уже было так дважды. Почему я так раздуваю из мухи слона? Почему я могу раздувать из мухи слона? Почему? Я не знаю… Да. Жанин сделала из мухи слона, потому что была не в себе. Она была в замешательстве. Она не привыкла к ласке, к вниманию, и то, что такой независимый человек, как Мелена, заинтересована во встречах с ней. Она была поражена, что существует человек, который хочет строить с ней планы, или который просто ценит ее. Это ставило ее в такое положение, в котором никто еще не был. Она считала Меле красивой, милой и очень интересной личностью. Она была поклонницей манги и трагических подростковых историй, и ее подруга как раз подходила под описание одной из любимых героинь. Но если героиней была Меле, то кем была Жанин? Это то, о чем она постоянно спрашивала себя. Но Жанин не хотела говорить об этом вслух, не хотела делиться этим с ней, чтобы не выглядеть чокнутой. И чтобы девушка не отвергла ее. Поэтому, как всегда, она предпочла промолчать. После ресторана они поспешили в Лас Энсинас. Они проходили последние две двери до нужного кабинета и придумали историю, в которой рассказывали о службе скорой медицинской помощи и ударе по ноге во время аварии. Что-то, что не имело особого смысла.. Уроки поглотили Горку, но только физически, потому что мыслями он все еще был там, рядом с домом Паулы, где они спорили на глазах у соседей. С той ночи он не переставал терзать себя. Правда в том, что он придавал больше значения спору с Паулой и брошенной ею бомбе, чем своему первому сексуальному контакту с Андреа. Последний был немного омрачен. Нормально, ты спишь со своим парнем, а он начинает вести себя так, как будто у него душа болит. Все это время ждать и думать, что это сделает отношения ближе и лучше, а теперь он отдаляется… это бред, если честно. Горка избегал этой темы, он не хотел расстраивать Андреа разговорами о своей бывшей. Тем более, о ее беременности и аборте. Но он чувствовал себя очень плохо, поэтому с трудом справлялся с эмоциями, которые его обуревали… При встречах с Андреа он старался прятать свое настроение, но даже в этом случае уголки его губ сами опускались вниз, словно пытаясь притянуться магнитом к земле. А Андреа не была дурой. – Что случилось, любимый? – спросила она, поглаживая его волосы. Он не ответил и, доев свой сэндвич с курицей карри, прилег на лужайке перед Лас Энсинас. – Любовь моя… ответь мне. Я чувствую себя немного странно. На днях все было хорошо. Ты расстроен из-за этого? – Нет, дело не в этом. Я в порядке, не волнуйся. – Горка… мы всегда были честны друг с другом. На самом деле, это то, что я больше всего ценю в наших отношениях. Пусть даже если иногда нам трудно открыться и приходится продираться к истинным чувствам друг друга, они всегда вырываются наружу… Так что, пожалуйста, избавь меня от необходимости вытаскивать из тебя мысли силой, как заноза в заднице, и расскажи, наконец, что случилось. – Дорогая… – Расскажи мне правду, и мы посмотрим, как это можно исправить… Парень повернулся к ней и будто бы впервые увидел эту замечательную девушку. Выражение его лица изменилось, и он рассказал всю правду. Что с ним происходило, что он чувствовал. Она обняла его. Не было ни осуждения, ни кучи неудобных вопросов. Она просто слушала его, понимала и пыталась подбодрить. Но она знала, что выход из петли, в которой оказался Горка, не зависит от волшебных слов, которые она может найти. Иногда лучше промолчать и просто быть. Конечно, я почувствовал себя лучше. Андреа – чертовски замечательная девушка. Я даже не могу себе представить, как мне повезло, черт возьми. Глупо, что я так расстроен из-за Паулы. Не знаю, почему я стал таким, или почему мне было так плохо. Это, конечно, важно. Но если бы она рассказала мне о беременности, это ничего бы не изменило… Я бы, конечно, поддержал ее решение. Мы еще дети. Но осознание того, что я не присутствовал при чем-то, что также связано со мной, или что она не дала мне знать о чем-то подобном, сломало меня изнутри. Когда с вами происходит что-то подобное, вы можете просто жить дальше. А я не могу. Не могу выбросить это из головы. Наверное, я переживу это или постараюсь убедить себя, что все не так серьезно. Это не потому, что она не сказала мне, или потому, что я имею отношение к этой беременности. А потому, что, хотя наша история не была идеальной, я любил Паулу… Сначала как друга, а потом кого-то дорогого и значимого для меня. И мне кажется несправедливым, что она не доверяла мне. Я бы проводил ее, обнял и успокоил, сказав, что все будет хорошо. Она лишила меня возможности помочь принять решение. Но быть рядом с ней, быть ее другом в такой важный момент… Да, мы отдалились друг от друга, но может пройти тысяча лет, а я останусь верен людям, которые мне дороги. Даже если пройдет десять лет, Паула все равно будет важным человеком в моей жизни… Это действительно расстроило меня, омрачило мою жизнь, но, как и все остальное, это пройдет. Паула продолжала повиноваться приказам Даниэлы как автомат. Она работала больше часов, чем положено. Больше, чем разрешено несовершеннолетней девушке работать по контракту стажера, который на самом деле был просто фикцией. И когда она спросила об этом, получила такой ответ: – Да, Паула, я знаю, чтоты работаешь больше часов. Ты получишь больше выходных. Не жалуйся. То, что ты делаешь, ничтожно мало… Даниэла почти всегда будто бы снисходила к общению с Паулой: «Я делаю тебе большое одолжение, разговаривая с тобой». В тот день девушке было все равно, совершенно все равно, потому что ее голова была где-то в другом месте… Она доставляла посылки с Amazon и шла по проходу, перенося вещи с одной стороны на другую, целиком поглощенная своими мыслями. Она сделала больше фотокопий, чем следовало, и это стоило ей пощечины. – Ты что, дура, Паула? Ты что, дура? Ты сделала в три раза больше ксерокопий! И что теперь со всем этим делать? Они цветные! Ты знаешь, как дорого стоят чернила? Ты не знаешь… А что ты можешь знать? Ты шикарная девушка, которая «играет» в работу… Я сама закончу… Эта фраза, которая в другой момент сильно задела бы ее, влетела в одно ухо и вылетела из другого. Почему? Потому что Паула не была глупой, но ее мысли были далеко за пределами офиса. Она не могла перестать думать о Горке, о том, что он сказал. Это вызывало у нее ужасное чувство, но, почти как мазохистское удовольствие, она повторяла это про себя. Это была пытка, но она не могла думать ни о чем другом. Она вспоминала его до того, как сообщила ему новость. Такого милого, такого симпатичного и такого счастливого, а потом его же, но гневным и шокированным ее словами. Как она могла думать о каких-то дурацких ксерокопиях для марки гигиенических салфеток? Все, о чем она могла думать, – это как добраться до дома, снять каблуки и лечь в постель. Она была настолько погружена в себя, что даже не заметила, когда Бруно прошел мимо и тепло помахал рукой. Она его просто не заметила. Жаль, потому что парень чувствовал себя немного глупо, сделав добрый жест, на который не получил ответа. Кофейня была уже закрыта, но аромат кофе все равно пронизывал округу. Не знаю, почему я все еще носила свою дурацкую форму сорок четвертого размера. Руки Мелены медленно расстегивали мою рубашку, обнажая лифчик с маленьким сердечком. Этот был моим любимым, но в тот момент я подумала, что он выглядит нелепо. Я не могла вымолвить ни слова, не могла ничего сказать. Мое сердцебиение учащалось, и я просто позволила себе это сделать. Казалось, что Мелена была самым опытным человеком в этом деле, а я была словно испуганный олененок. Она начала целовать мою шею. Не знаю, как мы дошли до этого и кто проявил инициативу… Наверное, она, потому что я никогда бы не смогла даже прикоснуться к ее волосам, не осуждая себя. Но я позволила себе плыть по течению. Было не холодно. Окна запотевали. Она проводила меня к дивану, тому самому дивану, который всегда пользовался спросом, где всегда были люди, сидящие на нем так, словно это была чертова кофейня Central Perk. Мне было страшно, но я не хотела останавливать происходящее. Ее руки ласкали меня по всему телу, словно прекрасно знали, какой путь им нужно пройти, чтобы достичь нужной точки моего наслаждения. Я все еще дрожала, но решила взять инициативу в свои руки и поцеловать ее в губы. Я умирала от желания поцеловать ее в губы, и все, что могло быть неторопливым и нежным, теперь стало поспешным, но правильным, как будто вы разучиваете очень медленно движение, а затем повторяете его быстрее. Мы знали, что должны были делать. Мы знали, какие шаги нужно предпринять, и в этом была смесь неопытности и странной мудрости автопилота. Я сняла с нее лифчик и обнажила грудь. Она смущенно улыбнулась. Теперь я управляла ситуацией… Я взяла ее за талию и уложила на диван, а сама легла сверху. Мы целовались долго и страстно. Это был долгий, влажный поцелуй. Ее лоб был покрыт мелкими бисеринками пота, и это, вместо того чтобы вызвать у меня отвращение, возбудило меня еще больше. Она стянула с меня юбку, и мои ноги встретились с ее ногами, ее кожа встретилась с моей кожей. Два человека лежали вместе, сгорая от желания. Я больше не знала, где заканчивается ее тело и начинается мое. Ее рука скользнула в мои трусики. Я покраснела как помидор, но не остановила ее. Девушка озорно улыбнулась и начала трогать меня все сильнее, сильнее, сильнее, сильнее… И я проснулась. Жанин проснулась вся в поту, ее уши горели. Ее сердце бешено колотилось. Это был очень реальный сон, очень яркий, настолько, что ее трусики, как и во сне, были очень мокрыми. Она чувствовала себя странно, очень неловко, но преодолела все эти ощущения. Пользуясь своим настроением, она начала трогать себя. представляя, что это рука Мелены ласкает ее. Это заняло совсем немного времени. Очень мало. А затем, после пика, все ее страхи, неуверенность и даже сожаления пропали. Боже, я же неверующая. Все это только сон. Это просто мое подсознание, которое я не контролирую. Мой мозг начал строить собственные схемы и создал эту прекрасную порнографическую сцену с моей подругой. Разве я виновата? Разве это проблема? Ну, нет… Что меня действительно бесит, так это то, что я не могу избавиться от этого мучающего меня чувства, будто делаю что-то не так. Это нормально – мастурбировать, нормально думать, что чья-то рука прикасается к тебе… Все так делают. Все это делают, не так ли? Мои братья делают это постоянно. Я ловила их миллион раз, и они быстро прячут свой член и скрывают его чем угодно, но я не идиотка. Думаете, они чувствуют себя плохо, когда трогают его, думая о… да о чем бы они ни думали? Я так не думаю… Почему я должна чувствовать себя так? Почему? Я хочу жить тем, что происходит со мной обычно. Но я замечаю, что я запрограммирована чувствовать себя плохо из-за влечения к другой девушке… Это очень плохо. А как насчет Мелены? Она тоже мечтает обо мне? У Мелены были другие заботы. Было странно, что она не рассказала матери о кастинге в модельном агенстве. Она еще не была моделью, но участвовала в конкурсе, и это была своего рода ее первая попытка. Она боялась, как к этому отнесется ее мать, попытается ли она выбить дурь из головы дочери или высмеет мечты о покорении мира? Между ними были достаточно доверительные отношения, чтобы Мелена скрывала этот факт. В то же время они были достаточно близки, чтобы мать злоупотребляла этим и была честна во мнении по этому поводу. Мелена была так взволнована, что не хотела хоть как-то омрачать свою иллюзию. Кроме того, моя мать несколько дней вела себя довольно странно. Она совершила ошибку, почти заставив меня вернуться в школу и вынудив меня иметь друзей, ну, подруг… а в кофейне ели все сами по себе. Она была спокойна, но я заметила, что она стала более рассеянной, более усталой… Как она воспримет новость о том, что я хочу посвятить себя тому, что, по ее словам, разрушило ей жизнь? Зачем искушать судьбу? Лучше промолчать и сделать вид, что ничего не было… По крайней мере, пока мне нечего сказать. Да, я попробовала, но на этом все и закончилось… Хотя мне не терпится сделать это снова, и я не собираюсь обманывать себя. Я уже усвоила это. Мне нравится идея стать моделью. Конец. А с Жанин… Она мне нравится, это правда… Но, если бы мне сказали это в прошлом году, я бы предпочла броситься на железнодорожные пути, понимаете?. Но не все так плохо. Но то, что Жанин была в смятении из-за своих чувств к подруге, не означало, что она прекратила свое расследование, хотя и не знала, что с этим делать. В конце концов, жизнь не похожа на мистический фильм, и она понимала это. Она была убеждена, что все смерти связывает убийца. Это было очевидно. Взрослые бессознательно заставляли себя смотреть на это сквозь пальцы, чтобы история гибели студентов не слишком сильно их волновала. Они продолжали жить своей рутинной жизнью благополучных людей. А что делала Жанин, чтобы сохранить в себе жажду расследования? Очень просто, что-то очень здоровое и, по ее словам, очень нормальное… разговаривала с Марио. Нет, только не при помощи спиритических сеансов. Да, однажды я попробовала доску Уиджи, но это было глупо. Там ничего не двигалось, свечи не гасли или что-то в этом роде. Я ожидала, что воздух будет шевелить занавески, даже если окна были закрыты, но если в моей комнате и были духи, то они никак себя не выдавали. Нет. Я разговариваю с ним, но в здоровом ключе, в нормальном ключе… Я разговариваю с ним. Он не отвечает мне, как он может ответить? Он мертв, я даже не знаю, слышит ли он меня. Но мне нравится представлять, что слышит, и я рассказываю ему все… Говорю, что верю в насильстенную природу его смерти, хотя мне никто не верит, рассказываю, как пыталась поговорить с полицией. Немного рассказываю ему о том, что со мной сейчас происходит. Что устала от средней школы, что не знаю, что буду делать, когда закончу ее, что думаю, что у моей мамы депрессия, и что у меня есть чувства к Мелене, из-за чего мне немного неловко. Дело не в том, что я знаю, что лесбиянка… Дело в том, что я не верю в лесбиянок. То есть, да, я верю, что женщина может влюбиться в другую женщину. Но думаю, что мы всегда настаивали на навешивании ярлыков на вещи, и я думаю, что сексуальность очень индивидуальна и ее нельзя объединять. Ну, мне всю жизнь нравились парни. Меня никогда не интересовали девушки… Ну, когда я училась в первом классе начальной школы, моя кузина Алодия попросила меня показать ей киску, а она покажет мне свою. И я согласилась, но это совсем не было эротично. Я никогда не фантазировала о девушках, но какое это имеет значение? Может быть, мне всегда нравились парни, а теперь я начинаю влюбляться в девушек… Я не переживаю по этому поводу. Кроме того, уверена, что в любви у меня все будет так плохо, что девушкам и парням суждено общаться со мной в равной степени. Меня не волнует, что Меле – девушка. Это и так ясно. Меня волнует, что я начинаю что-то чувствовать к человеку, который, как я вижу издалека, не собирается отвечать взаимностью. До того, как у меня появились такие односторонние разговоры с Марио, я вела их с аджолотом, и это было немного более прискорбно… Жанин очень любила играть в русскую рулетку. Она назвала ее так, потому что увидела ее в меме, где был изображен человек в кровати. Игра заключалась в том, чтобы вздремнуть в кровати, и без будильника… можно проснуться через пятнадцать минут или через четыре часа. Это был один из четырехчасовых снов. Было темно, у нее болела голова. Из-за сонливости она совершенно потеряла счет времени. Она села в кровати и посмотрела на себя в зеркало в шкафу, которое показало ей растрепанную версию себя, с пучком на макушке, совершенно лохматой, и с опухшим лицом. Она так устала, что могла бы просто поспать и продолжить следующий день, но желудок начал урчать, и она снова вспомнила о Марио. Посмотрела на спиритическую доску на столе, и в ее мозгу загорелась лампочка. Итак, я – странный подросток. Подросток с безумными идеями, подросток, на которого никто не обращает внимания и которого игнорируют взрослые… Полиция отказалась мне верить, но был кое-кто, кто мог бы помочь. Она поправила хвостик и побежала вниз. Мать перехватила ее у двери. – Куда ты идешь, дочка? Мы идем ужинать… Что с твоим лицом, ты плакала? – Нет, мама, сегодня я не плакала… Я ухожу, у меня встреча с одним человеком. Мать приложила руку к груди и сжала черный кулон, висевший на ее маленькой цепочке, ее амулет, за который она цеплялась, когда волновалась. – Все хорошо, мама, – сказала девочка, пытаясь успокоить ее. – Милая, я видела, что у тебя в комнате… – Что? У меня в комнате много вещей… Кстати, не копайся в моих вещах! Это мои вещи. Мне не нравится, что ты их трогаешь. – Я ничего не трогала, дочка, но у тебя все как в логове льва… Твои братья гораздо опрятнее тебя. – Это очень трогательно, мама. Поскольку я девушка, я должна быть опрятной, не так ли? – Я не об этом, не манипулируй мной и не коверкай смысл моих слов, я знаю, что ты… – Можно я пойду? – Нет. Я хочу, чтобы ты выбросила ее…