– Все-таки война? – Калим печально вздохнул. – И что вам неймется? Вы же всю галактику разнесете по кирпичику! Превратите десятки некогда цветущих планет в выжженные пустыни! – Ради приготовления главного блюда дров жалеть не стоит, не так ли? – Наместник небрежно махнул рукой, и в камине вновь вспыхнуло пламя. – Для вас с Сиарной люди – всего лишь дрова?! Топливо, подпитывающее огонь вашего божественного тщеславия?! – В вашей власти избавить их от этой скорбной участи, изменить их судьбу! – Иногда наша судьба – это то, что мы сами заслужили, – Калим умолк, прислушиваясь к пробивающемуся сквозь шум дождя далекому гулу очередного взлетающего корабля, – и она не отступится от нас, пока мы сполна не искупим все прошлые ошибки. – Но цена вовсе не обязана быть настолько высокой! Я бы предпочел решить вопрос одним молниеносным и милосердным ударом, нежели растягивать сомнительное удовольствие на долгие годы кровопролития и страданий. Если у вас есть, что положить на чашу весов, чтобы склонить их в нашу пользу, то не берите грех на душу – скажите! – Забавно… Все перевернулось с ног на голову! Богиня Света ведет свое воинство в бой под знаменами мести и гнева, в то время как паства Повелителя Тлена обуяна обезоруживающим раскаянием, а сам он рассуждает о милосердии. Куда катится мир?! – А что поделать? Моя сестра не оставила мне выбора! Она настолько хорошо освоилась с темной стороной своей сущности, что фактически сделала меня безоружным! Насилие, жестокость, страх и боль – теперь едва ли не основные инструменты ее арсенала, и мне ничего не остается, как подбирать с пола отброшенные ею за ненадобностью милосердие и сострадание. А с таким вооружением много не навоюешь. – «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю», разве нет? Немного смирения – и галактика сама падет к вашим ногам. Со временем. – Возможно. Когда от человеческой цивилизации останется лишь пепел, – Наместник тряхнул головой. – Ну почему, почему вы так упорно отказываетесь поделиться имеющимися у вас сведениями?! Что заставляет вас делать из нее такую сокровенную тайну?! Неужели она стоит дороже миллиардов человеческих жизней и десятков выжженных планет?! – А с чего вы, вообще, взяли, будто у меня такая тайна есть? – покосился Калим на собеседника. – Мне кажется, я ни разу не давал вам оснований для подобных подозрений. – Да вся ваша жизнь, если разобраться, буквально кричит о том, что вы владеете некоей информацией, которая, с одной стороны, помогла вам верно оценить угрозу, которую несла экспансия Клиссы, и организовать ей эффективное противодействие, но, с другой, она же является и вашим главным страхом, старательно скрываемым от окружающих. Я наблюдал за вами достаточно долго, через глаза и воспоминания очень многих людей, и сейчас у меня не осталось в этом ни малейших сомнений. Сейдуран внимательнее всмотрелся в давно и хорошо знакомое лицо Меранина, тем более, что в ранге Наместника Альберт перестал стареть, в отличие от него самого. Однако ему так и не удалось ничего разглядеть сквозь безжизненную маску, губами которой сейчас управлял Анрайс. Могущественный бог демонстрировал на удивление хорошее знание человеческой психологии, хотя, если верно его утверждение, что он мог смотреть на мир глазами многих других людей, то… В конце концов, где-то глубоко внутри него таилось и то, что осталось от Советника Руорна, а уж он-то уж точно дураком не был. – Даже если предположить, что вы правы, – Калим поднял вверх сухой желтоватый палец, подчеркивая, что все его слова – не более, чем занятная гипотеза, – то почему вы так уверены, что секреты выжившего из ума старика хоть чем-то вам помогут? – Однажды они уже помогли вам в противостоянии с моей сестренкой, грех ими не воспользоваться и в этот раз! – А вам не приходило в голову, что та карта уже разыграна, и теперь от нее более нет никакого проку? Сувенир, да и только. – Почему же тогда вы так рьяно за него цепляетесь, оберегая как зеницу ока?! – То, что для одного – безделушка, для кого-то может представлять немалую ценность. И мало кто захочет делиться с посторонними своими сокровенными сожалениями и разочарованиями, хотя им, скорее всего, глубоко наплевать на его старую боль, – Калим снова отвернулся к окну, по которому ползли змеящиеся струйки воды. – Сейчас я больше всего мечтаю об одном – чтобы меня оставили в покое. Неужели это настолько сложно?! – Я уйду, но неумолимый рок вас все равно настигнет. Не надо думать, что здесь, на задворках космоса, вы сумеете избежать печальной судьбы, что ждет все покоренные моей сестренкой миры и народы. Ее возмездия не избежит никто. – Будем надеяться, что я до того мрачного времени не доживу, мне все же недолго осталось. – Так присягните мне, и вы сможете жить вечно! – кулак Меранина ударил по подлокотнику, и от его удара вздрогнул весь дом. – Я избавлю вас от болезней, ну а после победы над Сиарной у вас не останется поводов для сожалений. Почему вы не хотите помочь и себе и всему миру?! – Бессмертие – глупость! Если у человека будет возможность безнаказанно обнулить прошлые грехи, то что удержит его от совершения новых? – Калим помотал головой. – Нет уж, увольте! Смерть – самый главный экзамен, пересдать который невозможно, а я бы хотел получить свою заслуженную пятерку. Так что дайте мне тихо и спокойно умереть, а? – Но тогда мне даже поговорить по душам будет не с кем! – возмутился Анрайс и тоже отвернулся к окну, глядя на хлещущие по балконным перилам ливневые заряды. – А страшнее пытки одиночеством может быть только пытка ежедневным общением с окружающими тебя посредственностями. Повисло тягостное молчание, и в тишине стал слышен раскатистый рокот двигателей еще одного тяжелого боевого крейсера, стартующего с дальнего берега залива… Глава 15 В конце концов очередь дошла и до Лайса, которого, наконец, призвали на военную службу. Уже которую неделю весь Дворец гудел как потревоженный улей, подпитываемый новостями о развертывании все новых и новых эскадр, готовящихся дать последний решительный бой силам Тьмы. Людей переполнял энтузиазм, на всех углах только и обсуждали, что грядущую битву. Мало кому выпадает столь уникальный шанс оказаться свидетелем событий, определяющих дальнейшую судьбу всей галактики, и только избранным доводится самим принять непосредственное участие в поистине судьбоносных событиях. Лайс вполне обоснованно полагал, что он, чудом выживший в самом эпицентре устроенной Республикой бомбардировки и потерявший немало друзей, имел абсолютно заслуженное право на справедливую месть. Он, как и многие другие, всей душой жаждал послужить Сиарне, сражаясь в первых рядах ее самых верных воинов. Но время шло, его более старших коллег одного за другим вызывали в части на переподготовку и тренировки, а он все продолжал просиживать штаны в окружении статистических отчетов, всерьез опасаясь, что его так и оставят в тылу разгребать бесконечные колонки цифр. Но беспокоился Лайс напрасно. В конце концов и он получил свой долгожданный вызов в учебно-тренировочный центр. В рамках переподготовки всех новобранцев прогоняли через ряд испытаний и тестов, чтобы понять, с чем именно человек справляется лучше всего, и на какое направление его определить. Поскольку все испытуемые являлись Служителями Сиарны, то для полноценной проверки их способностей им давали совершенно запредельные нагрузки, которые никогда бы не смог вынести обычный смертный. Изнурительные физические тренировки, работа на стрельбище, когда от сотен и тысяч выстрелов из различного оружия немели руки и отключался слух, управление самыми разнообразными видами транспорта и техники, занятия по планированию и тактике. К исходу дня даже бывалые Советники буквально валились с ног от изнеможения, а уже с рассветом они вновь отправлялись на полигоны и в учебные классы. Лайс старался изо всех сил, не желая ни в чем уступать остальным курсантам, но, несмотря на все его рвение, показываемые им результаты оставались на довольно среднем уровне. У одних лучше получалась стрелковая подготовка, кто-то быстрей соображал на занятиях по астронавигации. Все же благословение Сиарны хоть и наделяет силой, выносливостью и помогает мозгу работать более эффективно, оно не наделяет человека какими-то новыми уникальными талантами. Ты учишься точно так же, как и раньше, только существенно быстрее, а в остальном – никакой разницы. А среди других бойцов Лайс был самым юным, и естественный недостаток опыта постоянно оставлял его в роли догоняющего. Такими темпами он рисковал вскоре и впрямь отправиться обратно в тыл к привычным статистическим таблицам. Однако все резко переменилось после очередного занятия на полигоне, где он едва не отправил вверенный ему бронетранспорт в придорожный кювет. – Твоя беда, малой, в том, – с печальным вздохом объяснил ему инструктор, крупный и уже начинающий лысеть Старший Советник, – что ты слишком многодумаешь. Я почти вижу, как в твоей голове строятся траектории движения и рассчитываются углы поворота рычагов. Ты слишком много работал с цифрами, а потому привык все происходящее переводить на их язык. А тут думать как раз не требуется, машину не надо дифференцировать, интегрировать или аппроксимировать полиномами, ее нужночувствовать! – Не думать? – Лайс застыл, как вспышкой осененный внезапной догадкой. – Именно! – кивнул инструктор. – В таких делах опыт и интуиция всегда переиграют даже самый совершенный арифмометр, а ты раз за разом их в себе подавляешь… Он умолк, увидев, что курсант его не слушает. Лайс устремил затуманенный взгляд куда-то в бесконечность, и по губам его блуждала глуповатая рассеянная улыбка. – Позвольте мне сделать еще один круг? – Ладно, – согласился его наставник после некоторого раздумья. – Но если опять улетишь в канаву, то грязь сам месить будешь, у остального персонала рабочий день уже закончился. Не переставая улыбаться каким-то своим мыслям, Лайс забрался в кабину и захлопнул за собой заляпанную грязью тяжелую бронированную дверь. Мотор взревел, но бронетранспорт не спешил трогаться с места, словно чего-то ожидая. Но, чуть погодя, он все же покатил вперед, плавно набирая ход. Условия теста требовали пройти маршрут за минимальное время, и если Лайс и дальше собирался ехать так же неторопливо, то это ничем не могло ему помочь. Да, он, возможно, пройдет все виражи и препятствия без единого замечания, но показанное им в итоге время не оставит ни единого шанса на успешную квалификацию. Ездить медленно и аккуратно большого мастерства не требуется, суть-то как раз в том, чтобы промчаться по дистанции на максимально возможной скорости и при этом исхитриться не слететь с трассы и не перевернуться. Безнадежно махнув рукой, инструктор направился к диспетчерской вышке, но, уже поднимаясь по лестнице, еще раз обернулся, чтобы бросить взгляд на полигон, и резко остановился. Тяжелая машина хоть и разгонялась весьма неспешно, в данный момент набрала уже изрядную скорость и приближалась к первому крутому повороту. Причем странный курсант, похоже, тормозить даже не собирался. Инструктор в сердцах выругался, уже предвидя итог эксперимента с неизбежным вызовом ремонтно-эвакуационного тягача и сопутствующим разносом, который обязательно получат все причастные, начиная с него самого. Вцепившись в перила, он обреченно следил за тем, как тяжелый броневик на всех парах мчится к гарантированной катастрофе. Но случилось нечто неожиданное и странное. Энергично ввернувшись в поворот, машина на мгновение оторвала от земли колеса правого борта и, разбрасывая с них комья земли, почти боком пропахала по накатанной колее и помчалась дальше. – Ничего себе! – потрясенно выдохнул Советник и со всех ног помчался наверх, в диспетчерскую, чтобы оттуда лучше рассмотреть происходящее. Он не понимал, что за странные фокусы вытворяет Лайсиндор, но подозревал, что все самое интересное только начинается. И ожидания его не обманули. Вскинув к глазам бинокль, инструктор увидел, как бронетранспорт играючи проскочил «змейку» где ранее Лайс, даже двигаясь черепашьим ходом, умудрялся сбить один-два столбика. Он заворожено наблюдал, как машина, словно балерина, выписывает кажущиеся невозможными пируэты, причем странный курсант, казалось, начисто забыл о существовании педали тормоза. Сколько инструктор ни всматривался, за все время гонки красные огни не вспыхнули ни разу. Он еще никогда не видел, чтобы давно знакомую полосу препятствий проходили подобным образом. И дело было даже не в бешеном темпе, а в общем характере маневрирования. Обычно ученики, пройдя один поворот, выравнивали машину, снова набирали скорость, готовясь к очередному виражу. Тут же все сливалось в одно непрерывное и текучее движение, когда следующий маневр начинался едва ли не до того, как завершен предыдущий, и впрямь чем-то напоминая хорошо поставленный и талантливо исполненный балет. И, Анрайс его раздери, это было простокрасиво! На финише инструктор поджидал Лайса уже не один. К нему присоединились почти все, кто присутствовал в тот момент на полигоне, желая посмотреть на аса, только что установившего новый рекорд трассы. Сам Лайс, взмокший и раскрасневшийся, выбравшись из кабины, слегка опешил от такой встречи и даже начал подозревать, что снова сделал что-то не так. – Что случилось? – непонимающе нахмурился он. – Я же в канаву так и не съехал. – Как ты это сделал?! – инструктор подступил к нему, борясь с искушением схватить чудаковатого курсанта за шиворот и как следует встряхнуть. – Я еще никогда не видел столь великолепного пилотажа! Как ты это сделал?! – Что? Ах, вы об этом! – Лайс небрежно махнул рукой и рассмеялся, поняв, что его тревоги оказались напрасными. – Я поступил ровно так, как вы мне и советовали. Я не думал, я чувствовал. – Ну уж нет! Так просто ты не отделаешься! – юный курсант даже попятился, увидев как придвинулись к нему окружившие его люди, словно намереваясь его препарировать, чтобы выяснить, где внутри него прячется секрет. – Прошу меня извинить, но уже через полчаса у меня занятия на стрельбище. Если я опоздаю, Советник Фиелк будет крайне недоволен! Может даже Верховной пожаловаться! Воспользовавшись кратковременным замешательством в рядах любопытствующих, Лайс резко крутанулся и дал деру. Его сердце пело, и в какой-то момент он рассмеялся в голос, вспомнив ошарашенные физиономии персонала на полигоне. У него получилось! Он попробовал воспринимать вождение как еще одну разновидность Танца, полностью ему доверившись и свободно пропуская его энергию сквозь себя, и преуспел! С его глаз словно спала мутная пелена, и все наставления, что давала ему Собати, и смысла значительной части которых он до конца не понимал, вдруг стали предельно ясными и совершенно очевидными. Удивительно, как же он сам не додумался до таких элементарных вещей! Для этого даже Интернат заканчивать не требуется, любой ребенок сообразит, что к чему! Чуть позже на стрельбище он произвел аналогичный фурор, без единого промаха поразив все мишени и показав абсолютно недосягаемый для остальных результат… С этого дня дела у Лайса резко пошли в гору. Да и тренировки он больше не воспринимал как разновидность каторги, скорее как развлечение, хотя мышцы у него от непривычных нагрузок все же побаливали. Единственное, что его огорчало, так это фактически бессмысленное времяпровождение, в которое превратились все занятия. Ведь нет никакой необходимости что-то заучивать и отрабатывать навыки, когда Танец и так все прекрасно знает, когда он безошибочно чувствует самую суть вещей и процессов. Нужно лишь верно на него настроиться, поймать волну, и тогда он сам все сделает за тебя. Он вел себя почти как живое и разумное существо, не действуя по стандартным лекалам, а постоянно импровизируя и гибко подстраиваясь под меняющиеся обстоятельства. Таким образом, на тренировках Лайс не столько изучал предмет, сколько самого себя и свои новые способности, не переставая удивляться и восторгаться новым открывающимся перед ним горизонтам. Но вот окружающие, поначалу воспринимавшие его неожиданные успехи как банальное везение, очень скоро сменили любопытство на настороженность. Лайс же, помня, что говорила ему Дэлери, всячески избегал неудобных вопросов, то отшучиваясь, то меняя тему разговора. Однако пространства для маневров у него с каждым днем оставалось все меньше, и он прекрасно понимал, что рано или поздно его все же прижмут к стенке так, что выкрутиться уже не получится.