Я обернулась. Оксанка умоляюще смотрела на меня, показывая на папку с договорами. Я с готовностью кивнула. За стойкой ожидали пациенты, и я не могла больше тянуть с работой. — Иду, — ответила я. Обернувшись в сторону Котовского, я увидела, что он уже идёт по направлению к врачебным коридорам. * * * Дима подошел ко мне как раз, когда моя смена в общем зале закончилась. Я схватила две папки со стола, обернулась и уткнулась носом ему в грудь. — Так-так-так, нежные ромашки без всякой защиты, — шепнул он мне, улыбнувшись, затем обнял и поцеловал в нос. Я смущенно опустила лицо, краснея. В зале никого не было. Все уже ушли на обед, редкие пациенты с играющими детьми расположились в зоне отдыха с диванчиками, аквариумом и телевизором. Нас с Волковым видела только Оксана. Я заметила, как она мило улыбнулась и сделала вид, что завозилась в электронном документе, уткнувшись в монитор. — Давай не будем Оксанку смущать, — тихо шепнула я, улыбаясь. Я смотрела в синие глаза моего возлюбленного Димы, и, казалось, тонула в океане. — Все, конечно, всё понимают… Но, Дим… — Не развалятся, — Волков прижал меня к себе и коротко поцеловал в губы. — Сами такие же… Я просто уезжаю сейчас, до самого вечера, до ночи даже. — Как это? — отстранилась я от Волкова, уткнувшись руками ему в груди. — А почему так надолго? Волков коротко закатил глаза. — Да они всё с этой подготовкой к междугородней конференции не успокоятся. — Дима коротко повел плечом. — Помощь им моя нужна. — А… — расстроенно протянула я. — Понятно. Так ты прямо оттуда домой поедешь? — Да. — Волков чуть нахмурился, пристально глядя на меня. — Варя. Будь осторожнее. — Я как раз хотела… — Дмитрий Романович! — услышала я голос Надежды Григорьевны. Волков неохотно выпустил меня из объятий и, приняв свой обычный строго-суровый вид, посмотрел на заведующую отделением. — Мы ждём вас. Всё готово. Варечка, здравствуй! — Здравствуйте, — смущенно пробормотала я, засовывая руки в широкие карманы своего белого халата и опуская взгляд. — Да ладно, что ты так смущаешься, — подойдя ко мне и приобняв, весело сказала Степанова. — Мы все так рады за вас с Дмитрием Романовичем! — Спасибо, — не менее смущенно прошептала я, затем подняла взгляд и увидела Котовского. Он стоял с чашкой кофе у самого дальнего окна в зале, стоя спиной к подоконнику и наблюдал за нами всеми со своей странной приторно-гадкой улыбкой. Все как будто бы замедлилось и одновременно ускорилось. Вот снова обнял меня Димка, чмокнул, схватил какие-то папки и вместе с Надеждой Григорьевной направился к лифтам. Кроме меня словно бы никто не видел Котовского. Кроме меня и Оксанки, которая, сидя за столом администратора, смотрела на него с настоящей опаской. * * * Я посмотрела на часы — без пяти девять. Ого! Задержалась. Я как раз закончила с последними отчетами и всё успела разложить в картотеке. Я откинулась в кресле и посмотрела в окно. К Димке, как и до моей квартиры, можно было спокойно прогуляться пешком. Сегодня морозно, но погода хорошая — зима всё-таки на пороге. Не так уж и поздно. От Волкова как раз брякали сообщения в ВотСаппе, что он скучает, ждет, когда профессор болтологии закончит свою прощальную речь и отпустит всех по домам. Я посмеялась, и закрыв глаза, прикусила губу — Господи, мы не виделись всего пару часов, а я уже так скучала — сил нет. Я вдруг подумала, что давно не была в своей квартире. Как раз вчера разговаривала с родителями по телефону, и подумала, что надо бы нам Димкой на выходных зайти туда, прибраться и посмотреть как дела. А ещё я подумала о том, что совсем скоро мы с Димкой поедем к моим родителям в гости, в их загородный дом — знакомиться. Познакомиться с Диминым отцом было не так просто — он жил заграницей, но после Нового Года, мы уже запланировали поездку. Мама у Волкова умерла уже давным-давно, и это была его отдельная боль. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я постучала пальцем по столешнице, и подумала, что пора собираться. За окном так было темно, и в кабинете без Димки так неуютно. Лампа над головой вдруг неуютно зажужжала, и где-то внутри вдруг заколосился какой-то неотчетливый дымок из страха и сомнений. Выдохнув, я нашла в себе силы покинуть рабочее место, прибраться, взять пустой кувшин, стоящий у нас для поливки цветов, и направиться в санузел. В зале, да и в коридоре почти никого не было. Одна лишь из врачей, попрощалась со мной, направляясь к лифтам. Оксанку я не видела — наверное, уже ушла. Да и в кабинете Котовского полоски света под дверь уже не было заметно. Значит, ушел. Быстро заполнив в раковине кувшин, я направилась обратно в кабинет. И всё было бы ничего… Но проходя мимо кладовки, я вдруг замерла как вкопанная. Да так резко, что вода из кувшина, качнувшись, выскользнула и небольшой лужицей разлилась на полу. Кто-то плакал. Непонятный шум, какой-то то ли скрип, то ли скрежет. Я медленно повернулась к кладовке, подошла чуть ближе и прислушалась. Кто-то плакал. — Эй? — тихонько спросила я, ощущая, как леденею от ужаса. Что-то громыхнуло, и я чуть не выронила кувшин из рук, отскочив на полшага назад. Кто-то отчетливо замычал. И тут я узнала голос Оксаны. — Чёрт возьми, Оксанка, это ты там? — дрожащим голосом спросила я. Мычание и плач продолжался, но уже громче и как-то согласнее. Я поставила кувшин у стены перед дверью и схватив ручку кладовки, повернула её — закрыто. Ну, конечно… Кто бы сомневался… Вот только у нас в ординаторской точно был запасной ключ, там в картотеке. — Подожди, Оксанка, я сейчас за ключом сбегаю… Со всех ног, я кинулась в картотеку. Коридор был пуст — и ужас во мне нарастал. Что здесь происходит, черт возьми? 5 Я стремглав прибежала к картотечной зоне, вошла за стеклянные стены и пронеслась мимо картотечных шкафов к самой дальней стене. Ординаторская была приоткрыта, но мне даже не нужно было заходить внутрь. Все запасные ключи висели возле двери в ключнице. Достав нужный, я, тяжело дыша, побежала обратно. Выбежав из картотеки, я вдруг остановилась. Достав телефон, я написала сообщение Волкову. «Дим… Тут что-то странное происходит в клинике. Я сейчас не могу тебе объяснить, напишу попозже…» «Варя, — пришло почти сразу. — Ты ещё там? Что происходит?» «Да, я как раз домой собираюсь, — быстро набрала я. — У меня телефон уже садится… Как приду домой, напишу тебе. Просто будь в курсе…» Я только и успела отправить сообщение. Увидела, что Волков что-то печатает в ответ, и мой смартфон погас. Всё. Терять время нельзя. Крепко держа ключ в руке, я побежала по коридору к кладовке. На пути мне по-прежнему никто не встретился. Если Оксанка там, то нужно будет с телефона на администраторской стойке позвонить на охрану, может быть, даже вызвать полицию, не знаю… Я подбежала к кладовке. Мой кувшин так и стоял возле двери, и вода была по-прежнему разлита на полу. В кладовке будто бы была тишина. Я подошла к двери и прислушалась — тихий шелест, плач, какое-то движение. — Оксан, — сказала я. И тут во всю свою мочь затрезвонил телефон на стойке. Я со страху грязно выругалась и недовольно посмотрела в сторону моего рабочего места. Нет у меня времени сейчас на звонки. Я сунула ключ в замочную скважину и провернула два раза, открыла и тут же прищурилась — темно было, глаз выколи. Кладовка была узкой, прибранной — металлические стеллажи тянулись по стенам, к одному из них наручником был прикована Оксана. Рот у неё был заклеен скотчем, сам она была избита, кажется, до полусмерти. Закрыв рукой, я в ужасе вскрикнула. — Боже мой, Оксана! — не сдерживая слез, я ринулась к девушке. Та плакала. Глаз у нее был подбит, синяк был на скуле, огромная царапина на виске. Волосы были растрепаны, халат в крови…. Ботинок и вовсе не было, голые ступни — все оттоптанные, в синяках. Все пальцы были в крови, на запястье, которое было в наручнике, уже образовался темный синяк. — Оксана, Оксана… — шептала я, аккуратно попыталась осмотреть руку в наручнике — можно ли как-то что-то сделать, только дотрогнулась, и девушка с болью промычала, замотав головой. Я вдруг поняла, что вторая рука у Оксанки совсем не двигается — сломана? Я дотянулась до ее лица. — Прости, солнышко, потерпи немного… Готова? Она кивнула, я ухватилась за краешек скотча и аккуратно потянула, стягивая его с её рта. Ррраз — и всё. Готово. Покрасневшие, распухшие губы и красные след на коже от носа до подбородка. Бедная Оксана… Она так тяжело, с присвистом дышала, жадно хватая ртом затхлый воздух, живущий в этой кладовке. — Господи, Оксаночка… Ты ранена… — забормотала я как сумасшедшая, оглядывая девушку со всех сторон. Я вытерла кровь рукавом с ее лица. Не сдерживая слезы, я с силой прикусила губу. — Оксана, тебе нужна помощь… Но что с этими наручникам делать? Черт подери… Кто всё это сделал, Оксана?! — Варя… Спасибо… Варя… — бормотала Оксана, глаза ее были огромными от ужаса и боли. — Звони в полицию… Это Котовский… Я прошу тебя…Звони им скорее… Я без всяких раздумий выхватила смартфон из кармана и посмотрела на черный экран. — Черт, у меня же разряжен! Позвоню с административного… — Я вскочила на ноги. — Потерпи немного я сейчас… Я обернулась и застыла на месте так, словно бы меня приморозили к полу самым холодным и прочным льдом на свете. В дверномпроеме стоял Котовский. Он стоял против света, и я не слишком хорошо видела его лицо. Видела только, что он не улыбался. Он стоял, постукивая пальцами по дверному косяку, и смотрел на меня, не отводя взгляда. — Иди сюда, — сказал он холодно. — Соловьева. Иди сюда. Я качнула головой, мол, нет. Это всего, на что у меня хватило сил. — Я сказал, — гневно произнес он, проходя в кладовку и хватая меня за руку. — Быстро пошла ко мне.