У сауны уже было полно полиции… Это мягко сказано. Я насчитал четыре машины. Все блестело, мигало, кричало. Людей была целая толпа, но и то — уже поредела, судя по тому что, я понял. Многоэтажка в кирпичной отделке сверкала окнами жилых квартир, но то, что творилось на цокольном этаже — жильцам явно было не слишком приятно. Я почему-то сразу почувствовал, что Котовского здесь нет и быть не может, так же, как и Калиновой. И, конечно, не ошибся. Мы с Максимом направились к высоким окнам-витринам, к дверям, украшенным лепниной под некоторую античность, возле которых стояли жуткого виды бугаи, мужчины в махровых халатах, костюмах. Рядом в оцеплении из нескольких конвойных была видна толпа щебечущих девушек в самых разных одеждах — начиная от коротеньких халатов, скрывающихся под длинными пальто, заканчивая весьма откровенными платьями. Девочки прятали лица за длинными волосами — распускали локоны, снимали заколки, украшения, пряча по карманам. Кто-то из них просто закрывал лица руками. Нам с Максимом необходимо было узнать о девушках побольше — не было среди них Вари, возможно, Оксаны. Мельком оглядев толпу, Любы Мальцевой я пока не заметил. Голова разболелась уже через пять минут после того, как мы с Максом вышли из машины. Гудели журналистские микрофоны, мелькали камеры — мне становилось тошно от этого болота, в котором здесь все варились. Я уже заметил следователя Жарова, а Жаров в свою очередь заметил меня. Он уже прищурил свои въедливые глаза, всматриваясь в мое лицо. Мне показалось, что он был намерен все бросить — он допрашивал какого-то свидетеля — и направиться ко мне, наверняка, чтобы позадавать кучу неудобных совершенно ничем не полезных вопросов. Ситуация изменилась ровно в тот момент, когда Жаров действительно пошел ко мне, но вдруг увидел Максима. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — А, Виктор Петрович, доброго вечера, — отозвался Максим. — Решетов, здравствуй, — скомкано произнес Жаров, кривя уголками губ — видимо, по службе сталкивались и не раз, и любви друг к другу не питали. — Так это вы с Волковым теперь возитесь. — Скорее, он со мной, — добавил Макс. Я подавил усмешку. — Ну, понятно, понятно, — ответил Жаров. — Старые друзья, что ли? — Что ли, — ответил Решетов. — Вы, Виктор Петрович, лучше мне скажите, что у вас есть. Варвара Андреевна не нашлась? Жаров поджал губы. Некоторое время он сверлил недовольным взглядом Макса, но в мозгу у него всё-таки прощелкала нужная схема о том, что отчитаться перед ним он не может, поэтому он выдал: — Нет, здесь Варвары Андреевны нет. Котовского нет, Калиновой нет, — отчеканил он. — Зато мы нашли Мальцеву Любовь, работала в вашей клинике, допросили с трудом — так как она ревет белугой и отвечает невпопад, но главное, что нашли Оксану Фадееву. Она вполне в уме, рассказала всё подробно и четко. — Обеих забираем, — сказал Максим. — Как это? — ошарашенно спросил Жаров. Лицо его дрогнуло, и гневные нотки заблестели в глазах-свёрлах. — Как это забираете? Я не могу так просто… Максим, держа смартфон возле уха, показал пальцем, мол, одну минуту, сейчас всё будет в полном порядке. Жаров дышал так, что ноздри его раздувались, он смотрел на то, как Решетов разговаривает с тем, кто мог ему позволить сделать то, что никто не мог позволить вот так запросто сделать Жарову, но… Уж простите. — Вам сейчас позвонят, — сказал Максим. Через секунду на телефон Жарова действительно кто-то позвонил, тот затрепыхался, взял трубку и ответил необычно мягким вежливым тоном. Пока Жаров разговаривал, мы с Максом подошли чуть ближе к толпе девочек. Я прищурился. Оксана стояла чуть поодаль, обнимая рыдающую Мальцеву. Одеты обе были в какие-то спортивные костюмы, Любаша была укутана в куртку поверх, а Оксана и вовсе стояла в одной лишь дутой жилетке на костюм. — Фадеева! — окликнул я. Обе, как солдаты на приказ, обернулись в нашу с Максимом сторону. — Дмитрий Романович! — в один голос завопили они и кинулись в мою сторону. Обуты обе были в старые кроссовки, лица у обеих были взволнованные. Мальцева была в выцветшей шапке из-под которой торчали мелкие кудряшки, Оксана и без шапки вовсе — короткие волосы чуть намокли от влажного снега. Мальцева как-то совсем исхудала, как-то посерела, выглядела раздавлено и устало. Фадеева, хоть и с веским гипсом на руке, ещё сумела сохранить бодрость духа. Впрочем, она провела здесь, судя по всему, всего несколько часов, а вот Мальцева не меньше суток — и, судя по тому, что мне говорила утром Варя, ей здесь отдохнуть не давали. Несчастная. Оксана её явно поддерживала, что было сил, хотя мне даже страшно было думать, через какие пытки ей самой, Фадеевой то есть, пришлось пройти в клинике, пока Котовский держал её там — побита она была порядком. — Господи… — прошептала Оксана. — Слава Богу, вы здесь. Девушка посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Максима. Тот смотрел на неё со всем вниманием — надо же, обычно взгляд Решетова ракета, летящая над головой, не привлечет, а тут — глаза загорелись. Фадеева что ли понравилась? — Мы так рады, Дмитрий Романович, — пролепетала, утирая слёзы Любаша. — Вы так замерзнете совсем, — сказал вдруг Максим, глядя на Оксану. Он снял свою куртку и накинул на девушку. Она как-то смущенно отвела взгляд, что растерянно пробормотала, но от куртки не отказалась. — Спасибо, — шепнула она. — Идёте в машину, здесь холодно, — засуетился Максим, указывая в сторону моего Пассата. У меня аж все слова отбило. Макса я таким никогда не видел, поэтому стало даже смешно. Видать, действительно Фадеева понравилась. Это как искра — так частенько в жизни бывает. Особенно в каких-то тяжелых ситуациях. Когда девушка в тяжелой ситуации, и хочется протянуть руку помощи, отдать свою защиту. Я нахмурился. По себе знаю. — Нам, кажется, нельзя уезжать… — начала было Оксана. — Даже не думайте об этом, — ответил Максим. — Вас разрешили забрать. Теперь вы свободны. Единственное, вызовут на свидетельские показания один-два раза. — Хорошо, — ответила Оксана. Они с Любой сели на заднее сиденье моей машины, и сразу как-то немножко повеселели — видимо, ужас происходящего стал отпускать. — Вас домой забросить? — спросил Максим, оборачиваясь к девушкам. — Если хотите, можем заехать куда-нибудь, вы, наверное, голодные. — Неплохая идея, кстати, — добавил я. — Если силы будут, девчонки, расскажете нам всё, потому что… У нас времени не так много. — Конечно, мы только будем рады, да Любаш? Люба кивнула. Оксана обратилась ко мне, глядя своими большими потемневшими глазами в зеркало заднего вида. — Варю… — ком в горле, видимо, она отвела взгляд, выдохнула и снова посмотрела на меня в зеркало. — Варю не нашли ещё? Я молча качнул головой, и снова мертвой хваткой вцепился в руль. — Я помогу вам, — хрипло сказала Оксана. — Мы поговорим сейчас.… Я вам всё расскажу… — Спасибо, Оксана. На тебя единственная надежда, — ответил я, выруливая на дорогу. — Если что-то нужно — говорите, — снова обернулся к девочкам Максим. — Лекарства, срочно позвонить кому-то… — Никому, — тихо ответила Оксана. — Спасибо. — Хорошо, — как-то подозрительно облегченно выдохнул Максим и наконец-то спокойно уселся на своем месте. Я мельком посмотрел на него — глаза зажглись, даже довольство какое-то мелькнуло. Ух! СКР. Уже, видать, понял, что Оксанка одна. Ну, Макс. Говорил я тебе, что найдешь ты свою зазнобу. Вот, может быть, она, Фадеева, как раз твоя единственная и есть. * * * Мы устроились в одной из маленькой кафешек недалеко от моего дома. Максим забрал машину и подъехал к нам. Девчонки первое время стеснялись идти в таком виде куда бы то ни было, но голод пересилил. К тому же, в маленькой кофейне особенно никого и не было. Они заказали себе несколько блюд, мы с Максом взяли по чашке кофе. Пока ждали заказ, Оксана всё рассказала мне о том, что с ней случилось. О том, как Котовский запер ее в кладовке, избив и сломав руку. Мне слабо верилось в то, что он на такое способен, но Оксана сказала, что он был просто в бешенстве. Они буквально дрались с ним — не на жизнь, а на смерть. В результате, он приковал ее наручником к трубе, а дальше… Дальше, уже вечером появилась Варя, которая попыталась помочь Оксане выбраться. Но угодила к Котовскому сама. — Я знаю только одно, — сказала Оксана. — Кода Калинова везла меня в машине на Новослободскую, я очнулась чуть раньше, и услышала часть ее разговора с Котовским по телефону. Она спрашивала на Калужке они еще или уже на Киевке, имея в виду шоссе, судя по всему. — Это очень важно, — сказал Максим, постукивая пальцем по столешнице. Он со всей серьезностью смотрел на Оксану, затем перевел взгляд на меня. — У него есть загородная недвижимость? — Да, — ответил я, ощущая, как какой-то кусочек гигантского булыжника, лежащего на сердце, все-таки падает вниз. — У него есть дом. Где-то недалеко от Апрелевки, кажется. Я бывал там два раза, но очень давно. Максим помолчал. — Давай так, — сказал он через минуту. — Сейчас вызванивать не будем никого. Боюсь, что лишняя шумиха может навредить. Я кое-кого отправлю туда, пусть выяснят, что там да как. А мы утром уже поедем разбираться, если вдруг что — сорвемся сразу. — Хм.. Заметив сомнение на моем лице, Макс вздохнул. — Дим. Я прекрасно тебя понимаю. Я понимаю, что ты боишься терять каждую минуту, но, во-первых, ты устал, во-вторых, если поспешим, можем нарубить дров. Кое-что у нас уже есть, а за пару часов этой ночи могут и на Калинову выйти, и на Котовского… Людям надо время дать для работы. Нам все тяготы вдвоем не дотянуть. Можем, только хуже сделать. Я покивал. — Я понимаю. Макс нахмурился. — Ты давай домой езжай, отдохни хоть чуть-чуть, а утром я тебе наберу с информацией и дальнейшим планом действий, — сказал Решетов. Он перевел взгляд на девочек — те молчали, сидели как мышки, сжимая свои большие чашки с чаем в руках. — Девочек я отвезу домой. — Мне на Калужскую, — сказала Любаша. — Я там живу… — Хорошо, довезем, — с готовностью ответил Макс. — Оксана, а вас куда подбросить? — Я на Академической живу, — ответила Оксана немного растерянно. — Дом прямо у метро… — Прекрасно, — сказал Решетов. — Не против, если Любовь сначала докинем? У меня там АЗС на Калужке любимая, а бак почти пустой. «Выдумщик», — подумал я, усмехаясь про себя. — Конечно, — опуская глаза, ответила Оксана. Я заторопился домой. Устал до невозможности, мысли о Варе не отпускали ни на минуту, и я вдруг почувствовал острое желание побыть одному. Распрощавшись с девушками и поблагодарив Максима, я вышел из кофейни и направился к своей машине. Я молился. Я молился только об одном — чтобы Варя была жива, была здорова и чтобы её жизни и её здоровью ничего не угрожало.