Волков сжал ладони в кулаки. Я видела, что ему стоит усилий сдерживать себя в разговоре с этой дамочкой. — Вот и отлично. А теперь уходи и больше никогда сюда не возвращайся, — сказал Волков так жестко, что даже у меня внутри всё сжалось. Калинова посмотрела на него с ненавистью, но ответить не решилась. Во взгляде Волкова, и вообще на его лице читалось всё — весь его гнев, и читалось с самой холодной суровостью. Я заметила, как страх мелькнул в злых глазах Калиновой. Она развернулась и, цокая каблуками своих высоких сапог по плитке, вышла на лестницу. Я выдохнула. Перевела взгляд на Волкова, но тот не смотрел на меня, он ни на кого не смотрел. Поджав губы, он лишь с неприязнью и некоторым довольством, замеченным мной в синих глазах, слушал то, как его бывшая жена покидает клинику. И, судя по всему, он был весьма этому рад, хоть и зол после случившегося скандала. Ещё минута, Волков развернулся и направился к своему кабинету. Пациенты стали расходиться — кто к диванам, кто к кабинетам, кто-то направился к моей стойке. Оксанка переглянулась со мной. Округлив оливковые глаза, она с возмущением покачала головой. — Надеюсь, что она реально никогда здесь больше не появится, — шепнула девушка. Я кивнула, и вдруг, заметила, как Любаша с раскрасневшимся, заплаканным лицом бежит к дверям лестницы. Я схватила Оксанку за запястье. Та удивленно посмотрела на меня. — Оксанка, выручай, — шепнула я ей. — Любашку видела? Та отрицательно качнула головой, затем оглянулась. — Нет, а где она? — Я за ней! Подменишь? — Конечно, — ответила девушка, и мы с ней поменялись местами за администраторской стойкой. Я выбежала на лестницу. * * * Любашу я нашла на заднем дворике клиники. Дворик был маленький, всего на несколько лавочек, на одной из них как раз и сидела Люба. Сюда обычно с черного входа выходили курить сотрудники. Но это было там, подальше у двери, под козырьком. На лавочках изредка здесь кто-то бывал, но сейчас, кроме Любаши — никого. — Люб… — почти прошептала я, приближаясь к девушке. — Ты чего, а? Из-за мымры этой, что ли? Люба сидела и рыдала навзрыд, закрыв веснушчатое личико пухлыми ручками. — Она ненавидит меня, — сказала вдруг Люба. — Каждый раз приходит и говорит мне гадости… Специально говорит. И я знаю почему. Но как это вытерпеть. Я пожала плечами. — А что тут терпеть? Отмахнись от неё, да и плюнь. Никто тебя за это не уволит, а лучше пару ласковых отпусти и все контакты сведи на нет, — сказала я, затем с любопытством перевела взгляд на вздрагивающие кудряшки подруги. Она все ещё плакала, но уже не так сильно. — А с чего это она тебя задирает? Вы разве хорошо знакомы? Люба всхлипнула еще пару раз, убрала руки от заплаканного лица. Круглое личико раскраснелось, как и глаза с размазанной тушью. Кончик носа алел, а губы дрожали. Я достала из кармана пачку сухих платочков и протянула Любаше. Та покивала, и в свою очередь достала из своего кармана круглое зеркальце, чтобы поспешить привести себя в порядок. Уже через пару минут зеркальце в руках сменилось пачкой тонких сигарет. Любаша закурила, щелкнув зажигалкой, и я слегка поморщилась от едкого запаха сигаретного дыма. — Я спала с Котовским, — вот так вот прямо заявила мне подруга. Я уставилась на неё, как будто бы у неё вместо головы вдруг выросла метла. — Один раз. Я люблю его уже очень давно. Люблю так безумно, что уже два раза хотела уйти из нашей клиники, но в итоге отказывалась от лучших мест для работы, чем эта. — О, — только и сказала я. — Ну… Котовский он… — Кобель он, знаю, — ответила Любаша. — Он бы на такую, как я никогда бы не посмотрел. Да только он уже перетрахал всех красавиц и интересных и неинтересных, кого мог… И ему всё это надоело. Перчинки захотелось, изюминки. А тут я — полненькая, обычная, кудрявая. Медсестричка обычная из деревни. Потянуло его во время корпоратива по-пьяни ко мне, как магнитом. А я разве могла отмахнуться? — Люба вдруг посмотрела на меня своими большими блестящими глазами. — Я разве могла? Я люблю его, мочи нет. Я мечтала о нем. Я с ним все сны уже пересмотрела. Кинулась за ним в этот злосчастный туалет, и, не поверишь, Варька, это лучший момент в моей жизни был… Вот прям так, с пьяным Котовским, в туалете ресторана… Я звонила ему потом, успокоиться не могла. Думала, отпустит, а стало только хуже. А ему всё — теперь и без надобности, надкусил, попробовал, и дальше… А Арина эта… Она его коллега. Волков знает — у них бизнес какой-то. Но Волков с Котовским очень номинально дружит, и тот не дурак — понимает, что Волков не доверяет ему. Ну их… В общем, так я достала Котовского, что он Арине, видать, все это выложил. Она даже трубку его брала, письма мои читала, я видела — как она в машине мой конверт для Котовского разворачивает…. Теперь она пытается меня с грязью смешать. Хотя я уже давно Котовского стороной обхожу… — Любаша, — я вдруг слезла с лавки, села на корточки напротив девушки и положила руки ей на плечи. — Любаша. Ты прекрасная девушка. Ты красивая, самобытная, веселая и умная. Котовский придурок, который с этой Ариной одной поле ягоды. Не обижайся, но это так. Ты только посмотри на Дмитрия Романовича — вот он да, он человек серьезный, врач, просто очень хороший человек. Приличный. Вежливый. Воспитанный. У них этого нет. Тебе такой, как Котовский не нужен. И не любовь это. Любка. Ты что… Выбрасывай из своей головы всё это. Если нравится работа — оставайся и меняй всё, работая здесь, а если тяжело — ступай в другой мир без всякой боязни. Тут главное — твоя жизнь, твоё сердечко, солнышко. Люба вдруг разрыдалась, она кинулась ко мне, мы обе выпрямились и обнялись. Я улыбалась, пока подруга плакала у меня плече и молилась только за то, чтобы её отпустило то, что делает её несчастной. У неё ж вся жизнь впереди — дай Бог, чтобы её путь был счастливым. Зазвонил телефон. Люба вытащила маленький смартфон из кармана и тут же ответила. — Да, конечно. Да, — затараторила она. — Всё хорошо. Да, могу. Уже иду. Конечно… Девушка махнула мне, показывая на дверь. Одними губами прошептала «Спасибо», я кивнула ей с улыбкой, и она унеслась. Я смотрела ей вслед, засунув руки в карманы своего белого халата. Я стояла на улице, должно быть, не больше минуты. Хлопнула дверь. Мельком я успела заметить выходящую на задний двор Калинову и Котовского. Чисто на адреналине, я юркнула в густо разросшийся орешник и спряталась за ним. Хорошо, что ещё сегодня солнышко грело! Но холодно все равно было — я замерзла уже, хоть стремглав беги до клиники. Но я отчего-то застыла, как истукан. — Ты бы палево это убрал из своего кабинета, — сказала Арина, щелчком доставая сигарету из пачки, и вставая в позу рядом с Котовским, тот покривил губами, и чуть задрав нос, фыркнул. Он не выглядел ни веселым, ни добродушным. Сейчас, скорее всего, я его видела таким, каким он был на самом деле. — Кто его там найдет? — отмахнулся Котовский. — Все черные книжки я вынес, там только договор на наше с тобой сотрудничество по этому самому делу и договор аренды. Вот и всё. — Котовский. — Слушай, там полка наверху, на неё разве пауки лазают — ни одна уборщица, тем паче медсестра туда ни за что не полезет, под горшок цветочный… На голову им, чтобы он рухнул, что ли? — Так и знай, доиграешься, Котовский, — процедила Арина, покачав головой. — Запалят тебя. И меня тоже. И под суд пойдем оба. Они помолчали. Я промерзла уже до костей, но даже пошевелиться теперь боялась. Надо было дослушать, о чём они говорят — какое-то дело совместное, Люба говорила у них бизнес, а что за бизнес, если они так боятся, что про него узнают? — А что с Волковым, кстати? — спросила вдруг Калинова. — Он спит с этой девахой? Котовский отмахнулся. — Нет, ты что, — он затянулся, выдохнул клуб дыма и, нахмурившись, затушил окурок в урне. — Волков… Волков нет. Они коллеги. Просто коллеги, хотя… Не знаю. Димка проникся к ней, как мне кажется. И, кстати, давно. Но ты же его знаешь — скала себя не выдаст. В курсе одного, что работают вместе, но при этом он знает о ней кое-что. И скрывает это от неё, естественно. Я тоже знаю то, что он скрывает. Но я в это дело не лезу, и ей ничего говорить не собираюсь. В конце концов, это больше его касается, нежели меня. Мне до этого вообще дела нет. Единственное что мне интересно, так это то, что если Волков к ней неравнодушен, я бы с огромным удовольствием раскрутил её на жаркий трах, чтобы ему не повадно было. Это было бы мне в радость. Спесь бы с него быстро слезла бы. — Ой, Котовский, ну ты в своем стиле! Пойдем лучше, расскажешь мне, что это там Волков такое о ней знает… — с интересом начала Арина, но Котовский покачал головой. — Не могу сейчас, Аришка, операция у меня. Я сегодня раньше закончу — сто процентов. Давай в кофейне на Чистых в семь? Или на Шаболовке где-нибудь. Калинова зыркнула на смартфон, поджала губы и с готовностью кивнула. — Давай. И не забудь — у нас в пятницу вечером встреча на Новослободке с важным клиентом. Там каталог с новенькими нужно подвести будет. — Всё сделаем, — убедил Котовский, и, пропуская вперед Арину, зашел в клинику. Я уже перестала чувствовать холод — либо заиндевела так, что дальше некуда, либо то, что я сейчас услышала, выбило из меня напрочь все способности к жизни. Тысячи вопросов, тысячи мыслей рвали меня на части. Что это за бизнес такой у Калиновой и Котовского? Что они скрывают? Что за компромат он хранит в своем кабинете? Но главное… Неужели я и правда так дорога Волкову? Ту гнусность, что сказал Котовский, он может засунуть себе куда подальше, но вот другое… «Что же такое вы знаете обо мне, Дмитрий Романович, о чем не хотите признаваться мне? Что же это такое, если и Котовский об этом знает?» До самого вечера я едва-едва могла заставить себя сосредотачиваться на работе — то и дело меня отвлекали мои мысли. Хорошо ещё, что Волков был на операции, и я была одна в кабинете. Я смотрела на круглые часы на стене, наверное, каждые пять минут — в семь рабочий день заканчивается, а ещё в семь Котовского точно здесь не будет, так как он поедет на встречу с этой мымрой Калиновой. И как Волкова вообще угораздило жениться на такой гадине? Как он её сразу-то не раскусил? Дождавшись семи часов вечера, я потихоньку выглянула в коридор — мне предстояло совершить важное дело. Народа было много. Тем лучше. Многие врачи работали сегодня до девяти, а клиенты как раз спешили на прием после работы. Выйдя из кабинета Волкова, я закрыла его на ключ и направилась в административный зал. Оксанка была на месте и едва успевала справляться с потоком людей. — Оксан, дай-ка мне быстренько ключ от кабинета Котовского, мне печать нужна гербовая, у него вроде была… Чтобы тебе сейчас не искать. — Ох, подожди минутку, — выдохнула девушка, она схватила ключ с крючка и протянула мне. Забрав ключ, я отправилась по коридору в кабинет Егора Сергеевича. Честно говоря, я чувствовала, как меня всё больше сковывает страх — в конце концов, я собираюсь влезть в кабинет Котовского, и в наглую выкрасть компромат, который он там прячет. Кабинет едва ли отличался от нашего кабинета с Волковым. Довольно просторный, чистый, убранный. Я включила свет, зашла внутрь и прикрыла дверь. На самом деле, я действительно придумала стоящую причину для визита сюда — если что, не придерешься: нашу гербовую печать я припрятала в шкафу, а у Котовского её вполне можно было всегда одолжить. Зайдя в кабинет, я осмотрелась. Стол медсестры возле картотечного стола. Стол Котовского у окна, а рядом высокий стеллаж с папками и справочниками. На самом верху — цветочный горшок. Он мне и нужен. Я приложила голову к двери кабинета, ведущей в коридор — тишина. И хорошо. Кабинет Котовского находился на углу, на некотором удалении. Здесь было не так шумно, поэтому, если что, можно было услышать приближение постороннего лица к ныне запретной для всех зоне. Внутри все трепетало от волнения, даже ужаса. Я едва заставила себя действовать быстро. Пододвинув стул к высокому стеллажу, я посмотрела на цветочный горшок, под которым и правда лежала каая-то зеленая папка. Цветочный горшок пришлось водрузить на стол, папку снять. Щелкнув застежкой, я откинула обложку в сторону. В папке лежало всего несколько бумаг. Я особо не стала в них вчитываться, их было всего четыре, и я сфотографировала каждую из них. Какая-то сауна на Новослободской, договор аренды… Это совместный бизнес Котовского и Калиновой? Как странно. Что за сауна? И почему это компромат? Бумаг оказалось не четыре, а пять… Последним было чье-то письмо, именно за него и зацепился мой взгляд. Письмо было адресовано Котовскому. «Ты, Егор Сергеевич, не забывай, пожалуйста, что ваше с Ариной место для утех у местных боссов популярностью пользуется. Уж постарайся, чтобы эти идиоты его борделем междусобойчиком не кликали, а то прикроют — а нам крышу новую искать. Это первое. Второе. Ты чего-то давно девок из клиники своей не приводил, у вас там молодняка на стажировках и на работе хоть отбавляй, ты им, не жадничай, горы то золотые сули, не абы что. Думаешь всем охота всю жизнь утирать слюни, ошиваясь у больничных коек? У нас то и Мальдивы, и что хочешь в свободном доступе. ЗА ТАК, Егор Сергеевич. Так и говори им. Это ведь правда, что. За хорошую работу, хороший отдых положен. И давай не забывай уж, я тебе по электронке вообще никак не могу. Про связь этого века вообще забудь. Сейчас нельзя мне. Письмо сожги сразу, как прочтешь. Успехов. Жду обратной весточки. Р.К.» У меня задрожали руки. Колени и вовсе подогнулись, но я успела ухватиться за угол стола. Господи, что же это делается-то здесь? Что-то зашуршало, выкидывая меня из тумана растерянности и волнений. Я точными движениями аккуратно всё убрала в папку, застегнула её и положила на место, следом подхватила цветочный горшок и поставила его на папку ровно точно так же, как он и стоял до этого. Отодвинув стул, я отряхнула его, только и успела взять со стола Котовского гербовую печать и сделать ровно два шага к двери из кабинета, как она открылась. Я думала, что сердце моё и правда остановится. Кровь отлила от лица. И я даже не знаю, какими усилиями я заставила себя оставаться в абсолютно спокойном виде. Просто потому, что, верно, онемела, проглотив язык, и поняла, что едва могу двигаться. На пороге своего кабинета стоял Котовский. — Варя? — удивленно произнес он, оглядывая меня. Во взгляде его не было ни малейшего признака какого-либо подозрения, и меня от того сразу немного отпустило. К тому же, не пойман — не вор, я всё успела сделать, но мне даже страшно было представить, чтобы было бы, зайди он сюда на минут пять раньше. От одной этой мысли меня начинало внутренее скручивать в рогалик, поэтому я попыталась встряхнуться. Я улыбнулась и помахала гербовой печатью перед своим носом. — Наша куда-то запропастилась, решила одолжить у вас на минутку. А то мне уже домой пора, — затараторила я. Голос сначала чуть дрогнул, но я быстро взяла себя в руки. Котовский, правда, все же и капли подозрения не имел, судя по всему.