Он смотрит на меня, кажется, целую вечность, как будто пытается вселить в меня тревогу. – Мою кровь, Джэ. Ты пил мою кровь и теперь тебе лучше. Понимаешь? Тишина. Я жду, когда он скажет мне, что шутит. Не нахожу это забавным. Он ничего не говорит. Я начинаю чувствовать себя безногим, поэтому снова падаю на стул. Мы оба долго молчим. В конце концов, я серьезно на него смотрю. – Это не было похоже на кровь. – Это все, что я могу сказать. В свое оправдание, ваша честь, это не было похоже на кровь. Я никогда не пил крови (даже своей собственной – никогда не царапался и не ранился), но знаю, что на вкус она медная и соленая, как пенни. Однажды я лизнул пенни, потому что мне было любопытно. Сначала я почистил ее. Может быть, не стоило? Возможно, грязь – неотъемлемая часть органического опыта. – Какой она была на вкус? – спрашивает Джуничи. – Как… – Я никогда не произносил этого вслух, поэтому размышляю. – Точно такая же, как твой запах – как лес, но немного сладковатая. Чистая. Джуничи ухмыляется: – Это потому, что ты гребаный вампир. – Как твоя кровь могла быть такой вкусной? – Спасибо за комплимент. Ранговые вампиры обладают очень интуитивными чувствами, включая нашу способность уникальным образом воспринимать и чувствовать запах крови других вампиров. Лестно, что я для тебя нечто приятное. Я качаю головой, не веря его словам. Никогда не говорил этого, но много думал о его запахе. Незадолго до того, как мне исполнилось тринадцать, мы переехали из Лондона в сельскую местность, недалеко от Бристоля. Это было волшебно по сравнению с городской суетой и шумом, а лес сезон за сезоном служил моей новой игровой площадкой. Коттедж, где мы жили, находился недалеко от поляны. Местность пышная и безмятежная, полная цветов, солнечного света, деревьев и жизни в весеннее время. Зимой она морозная и свежая, можно даже почувствовать запах блестящих снежных сугробов, покрывающих ландшафт. Запах Джуничи напоминает мне о доме. Когда дом был уютным и безопасным. До того, как умерла мама, и там стало пусто и одиноко. – Как насчет Нино и Харуки? – спрашивает Джуничи. – Как они пахнут? Я пожимаю плечами. – Очень хорошо. Совсем не неприятно. – Ничего конкретного? – Нет. – Сора? – То же самое. – А как насчет Хисаки? – спрашивает он. – Кого-то рангового, но не соединенного. Я задумываюсь на мгновение. – Как черная лакрица. – Мне не нравится черная лакрица, воротит даже от ее запаха. Но я ничего из этого не говорю, потому что это кажется довольно грубым. Джуничи еще раз игриво ухмыляется. – Ты заставляешь меня нервничать, Джэ. – О, ты нервничаешь? – Я раздраженно хмурюсь. – Я был человеком всю свою жизнь, а ты вскользь заявляешь, что я вампир, будто говоришь, что ужин уже готов. Но ты нервничаешь? – Дело не во мне… – Верно. – Я понимаю. Но я нервничаю из-за момента, в который это произошло, и из-за нас двоих. Я откидываюсь и смеюсь, потому что, честно говоря, не знаю, что еще делать, но я в замешательстве. Из-за нас двоих, что? Он придает этому большое значение. – Хочешь покормиться? Хмурясь, я смотрю вниз на стол, в свою пустую тарелку из-под супа. – Нет. – Тебе следует. Твоя кожа выглядела хорошо в ванной, но сейчас она снова немного не того цвета, и твои глаза не в порядке. Ты должен покормиться, раз уж ты пробудился. – Нет, спасибо. Он смеется. – Боже. Ты все еще не веришь мне. Ты действительно сидишь здесь и не хочешь покормиться от меня? Тебе сейчас ничего не кажется привлекательным? Я поднимаю голову и встречаю его взгляд. Я всегда хочу его. С той самой первой ночи, когда он пришел ко мне в квартиру, и хотя я вел себя как идиот, я хотел его. Прошла почти неделя с тех пор, как мы в последний раз занимались любовью. Возможно, я хочу чувствовать его вес на мне? Возможно, мне просто нужно хорошо потрахаться, а потом сходить на осмотр к человеческому врачу, который и расскажет, что на самом деле происходит. А может… то, что случилось с моей матерью, происходит и со мной? Нино снова появляется в кухне. Он выглядит чудесно в современном костюме цвета шалфея, который идеально дополняет его теплый цвет кожи и индивидуальность. – Мне нужно успеть на поезд домой. Харука будет здесь завтра. Он сказал тебе? – Сказал, – отвечает Джуничи, глядя на меня. – Джун, ты остаешься? – спрашивает Нино. – Остаюсь? – повторяет Джуничи, его взгляд, словно лазерный луч, направлен на мое лицо. Я не уверен, хочет ли он этого, или я его обременяю, потому что очень хорошо знаю, как Джун относится к ранговым вампирам. Он рассказал мне о них и даже немного о Рене – своем чистокровном источнике, которого он практически ненавидит. Теперь он говорит, что я один из них. Я не верю в это, но представляю, как он убегает от меня, крича и размахивая руками, при первой же возможности. Я не эгоист. Я знаю, как быть одному и как позаботиться о себе, но… это была тяжелая неделя, и я не хочу так скоро оставаться один. Не сейчас. – Да, пожалуйста. – Хорошо. – Усмехается Джуничи. – Его все еще нужно убедить. Нино улыбается. – Конечно, нужно. Мы же не просто сказали ему, что он на четверть немец, а попытались заверить, что он совершенно другой вид – будто он радостно пасся как лошадь, а теперь стал львом, и ему нужно есть мясо. Это большая перемена. – Слышишь, Джэ? – Джуничи улыбается. – Теперь ты лев. Король джунглей. Вершина пищевой цепочки. Я закатываю глаза. Я не чувствую себя львом. Чувствую себя неуклюжим человеком, чью тревогу усиливают два вампира, а тот факт, что я несколько дней не появлялся на работе, заставляет меня чувствовать себя еще и безработным врачом. – Позаботьтесь о себе сегодня, Джэ, – говорит Нино. – Увидимся позже. – Спасибо, Нино, – повторяю я. – За все, правда. И мне очень жаль. – Я лидер вашего королевства и ваш друг. Я рад помочь вам. – Нино кивает Джуну, который, в свою очередь, машет рукой, прежде чем он проходит через парадную дверь и закрывает ее за собой. Лидер королевства? Как неловко. Я опираюсь локтями на стол, потирая ладонями лицо. Боже, помоги мне. – Ты готов снова покормиться? – Нет. Я не буду пить твою кровь, Джун. Не обижайся, ладно? Я бы хотел услышать второе мнение. – Ты уже. – Уже что? – Пил мою кровь, Джэ. Ты уже это сделал. Я опускаю руки. – Ну, я не буду делать этого снова. Пока не увижу человеческого врача. – Встав из-за стола, я иду к своему дивану, потому что мне надоедает, что он смотрит на меня, как кот, объевшийся сметаны. Как будто он безоговорочно прав, а я чокнутый. Я плюхаюсь и продолжаю тереть лицо. Мои руки и кожа до сих пор чертовски потрескавшиеся. Псориаз? Лишай? Я подкрадываюсь к сорока, и примерно сейчас начинают происходить странные вещи. Может быть, завтра я захочу любовника вдвое моложе меня или спортивную машину, которую не могу себе позволить. Боже милостивый. Завтра мне нужно идти на работу. У меня же пациенты! Что, черт возьми, происходит с ними? Могу ли я работать в таком состоянии? Я провожу пальцами по волосам, они кажутся слишком длинными. Мне нужно подстричься. Успею ли я до смены? – Черт возьми. Я падаю обратно на диван и делаю глубокий вдох. Мой мир буквально разваливается, и я чувствую себя совершенно дерьмово. Я поднимаю голову и открываю глаза, потому что чувствую запах Джуничи, стоящего на коленях прямо передо мной. Я не хочу этого, но мой вопрос звучит как нытье: – Что теперь? Он молчит, но обхватывает своими длинными пальцами внутренний сгиб моих коленей и тянет. Это действие заставляет меня скользнуть ближе к нему, но еще глубже в изгиб дивана, так что я сгорбливаюсь. Я не в настроении для этого. Он тянет меня за руки, побуждая выпрямиться, и опирается на колени между моими бедрами. Когда я сажусь прямо, он держит ладонь своей большой руки у меня на щеке и смотрит мне в лицо снизу вверх. – Поцелуй меня? Я не должен целоваться сейчас. Или даже думать о поцелуях. Но он смотрит на меня своими обсидиановыми глазами, приоткрыв пухлые губы. Я всегда хочу его, разве нет? Он притягивает меня к своему рту, и я позволяю ему это сделать. В тот момент, когда мы соединяемся, я выдыхаю. Я люблю его рот – такой теплый, чистый и талантливый. Медленный и ритмичный, будто он им танцует, ведет меня и притягивает к себе. Он лижет глубже, и я встречаю его стремление, нежно переплетая наши языки. Пробуя друг друга на вкус. Он слегка отстраняется, прижимаясь своим лбом к моему, и шепчет: