Отец Рена узкий, как доска, но высокий. Его серебристые волосы коротко подстрижены, и хотя его лицо с возрастом испещрилось морщинами и огрубело, за жесткими линиями все еще можно увидеть нотки красоты, особенно когда он улыбается. – Рад видеть вас, мой юный лорд, несмотря на характер обстоятельств, которые свели нас вместе. Такие контракты редко расторгаются, но, полагаю, это давно назревало. Я наблюдаю за Миёси-сан, но чувствую жар от взгляда Рена на своем лице. Не буду врать, я сейчас в ужасе. В любой момент он может выпустить свою ауру и ударить меня головой о землю. Это не убьет меня, но я все же хотел бы избежать этого, если возможно. Поэтому я отказываюсь смотреть на него. Я просто продолжаю переводить взгляд с Нино на Миёси-сан. – Такие ситуации случаются редко, – соглашается Нино. – Но это поправимо. Поскольку Джуничи разрывает контракт, заключенный между ним и вашей семьей, вы можете указать условия, на которых вы позволите это расторжение. Вы определили свои требования? Теперь я наблюдаю за Нино, который сидит прямо, уверенно в своем свитере цвета ржавчины – его ладони спокойно лежат на коленях, обнажая красивые часы на запястье с коричневым кожаным ремешком и циферблатом из розового золота. У нас была долгая дискуссия о том, кто должен сопровождать меня в качестве лидера моего королевства и представителя на этой встрече. Это чертовски нелепо. Мне сто тридцать лет, но я не мог прийти на эту встречу и отстоять свои права, потому что я представитель первого поколения. Несмотря на то, что речь идет обо мне и моей жизни, мне нужен был чистокровный, чтобы говорить от моего имени с другими чистокровными. Еще безумнее то, что мне повезло. Если бы лидеры королевств были придурками, они могли бы заставить меня соблюдать контракт, потому что не хотят тратить свое драгоценное время на то, чтобы разбираться с моим дерьмом. Если бы мои родители были живы, это была бы их ответственность, поскольку они были инициаторами этого договора. В конце концов, мы все решили, что Нино будет лучшим представителем для меня. Присутствие Харуки здесь было бы для Рена дополнительной пощечиной. Это был хороший выбор, потому что он и так достаточно взволнован. Миёси-сан вскидывает подбородок, его взгляд решителен. – Да, мой юный лорд. Мой партнер и я установили два условия. Во-первых, поскольку Джуничи находится под вашей властью и юрисдикцией, мы считаем, что вы должны взять на себя ответственность за организацию нового источника питания для нашего сына. Если мы разрываем нашу договоренность с сегодняшнего дня, этот вопрос должен быть рассмотрен в крайнем срочном порядке. Нино делает глубокий вдох, но кивает. – Мы с Харукой принимаем эти условия. И ваше второе условие? Миёси-сан бесстрастно смотрит на меня. – Компенсация. Мы просим выплатить взнос в размере пяти миллионов иен в качестве небольшого утешения. Эти две стороны должны были вступить в брак десятилетия назад – ресурсы и финансы нашего клана были распределены поровну. Однако из-за заверений Рена мы позволили этому неортодоксальному соглашению продолжаться. Поскольку в конечном итоге активы наших семей не будут объединены, требуется компенсация за значительную потерю времени и возможностей. Я киваю, выдыхая. Я знал, что они о чем-то попросят. Я думал, что они попросят поместье моей семьи на острове Миядзима. У нас там большой участок на горе, в глубине леса. Там никто не живет, и я уже целую вечность туда не заглядывал. Строение, скорее всего, обветшало, но старые семьи обычно предпочитают недвижимость, а не наличные. – Я признаю, что мой сын отчасти виноват в этом неудачном соглашении. – Миёси-сан смотрит на Рена, его лицо лишено эмоций, когда он говорит о своем сыне так, будто его здесь нет. – Он был благословлен внешней красотой, но, как наш самый младший, ему сильно не хватает обаяния и изящества. В этом смысле мы с моим партнером потерпели неудачу, и мы в курсе его скверного характера и плохой репутации. И за это я потребую только прямую денежную выплату. Я мельком бросаю взгляд на Рена. Он смотрит на свои колени, ткань его халата сжата в бледных кулаках. – Джун? Когда я поворачиваю голову в сторону, Нино обращает свой взгляд на меня. – Ты принимаешь эти условия? – спрашивает он. Сглотнув, я снова киваю. Пять миллионов иен в качестве прямой выплаты за неудавшиеся отношения, длящиеся столетие, – это оскорбительно. Еще и Рену. – Да, я принимаю. – Хорошо. – Миёси-сан поднимается, что вызывает цепную реакцию, и мы с Нино тоже быстро встаем. Рен не двигается. – Считайте, что соглашение расторгнуто. Джуничи, когда ваш отец предложил этот брак, я предупредил его о моем младшем и его угрюмом, избалованном характере. Полагаю, я должен поблагодарить вас за то, что вы терпели его и не позволяли ему позорить нас так долго. – Могу я поговорить с Джуничи, пожалуйста? Наедине. Мы втроем смотрим на Рена, который сидит, подняв подбородок, и смотрит на меня. Я не хочу снова оставаться с ним один на один. Он обращался со мной как с дерьмом в течение многих лет – надменно входил сюда, заставляя меня ждать его, а затем неделю за неделей изливал на меня свои черные как чернила чувства. Я так близок к тому, чтобы уйти, не будучи вдавленным в пол или блюющим. – Тебе решать, Джун, – говорит Нино. – Я могу постоять прямо снаружи. – Черт. Почему у меня такое чувство, что я должен ему? Может быть, это потому, что я никогда не видел, как Рен общается со своей семьей, и это меня удивляет: как небрежно его отец говорит о нем и оскорбляет его прямо в лицо. Я всегда думал только о монстре, с которым мне приходилось иметь дело неделю за неделей. Наверно, я никогда не задумывался о среде, которая могла его породить. Проведя пальцами по макушке головы, я выдыхаю. – Хорошо. – Я сажусь обратно на подушку, ненавидя тот факт, что мне придется звать Нино, чтобы он спас меня, если Рен решит прижать меня к полу. Когда Миёси-сан и Нино уходят и дверь закрывается, я передергиваю плечами. Собираюсь сказать Рену, что это к лучшему для нас обоих, и что это давно пора сделать. Но он опережает меня. Его слова вырываются на одном дыхании. – Вайолет, я люблю тебя. – Его глаза цвета ириски крайне серьезны. Не думаю, что когда-либо видел его таким важным. – Я тебя люблю. Почему тебе этого никогда не было достаточно? Что еще я должен был сделать? Теперь он ждет. Воздух в комнате такой неподвижный, будто время остановилось. Тишина подчеркивает этот момент. Запах дождя и татами в этой простой комнате, куда я прихожу неделю за неделей, год за годом, чтобы посидеть с ним. Все эти токсичные кормления, споры и оскорбления, даже те смутные ранние дни, когда мы были так молоды и действительно занимались любовью, когда я искренне старался ему угодить, и когда он души не чаял во мне. Бывали и такие времена: солнечные дни периодически вкраплялись в вечный бушующий шторм наших отношений. Редкие затишья, когда мы находились в эпицентре бури. Я едва могу вспомнить эти моменты, но я знаю, что они были. Рен ждет, чтобы я объяснил, почему. Знаю, он отдал все, что мог, все, на что был способен. Я понимаю это. И всегда понимал. – То, как ты любишь, удушает меня. Это больно. Рен стискивает зубы, его глаза стекленеют в пасмурном полумраке комнаты. – Что это значит? – Ты собственник. Ты питаешься от меня, и каждая мысль в твоей голове вливается в меня, говоря мне, что я принадлежу тебе. Что я должен любить и хотеть только тебя, и что я никогда не найду никого лучше. Никто другой никогда не сможет обладать мной. Это манипуляция, и это то же самое дерьмо, которое мой отец говорил моей матери. Может быть, ты так любишь, но это не та любовь, которую я хочу. Из-за Рена и моего отца я долгое время даже не хотел любви. Если это и есть любовь, то к черту ее. Мне гораздо лучше без нее. Но иногда что-то вроде тихого шепота пробиралось сквозь заросли терновника и колючего кустарника в моей груди. Я помню звуки музыки и смеха, запах корицы и фруктовой выпечки, шоколада и дождливых дней, проведенных дома, когда в поместье было тихо, потому что отца не было. Это тоже была любовь. Другая, более мягкая, которая давала, а не забирала. Она раскрепощала, а не сковывала. Чудом я снова нашел такую любовь. С Джэ. Все, чем он является, согревает меня и возвращает к тем хорошим, мирным моментам, где на первом плане была радость, воодушевление и безопасность, которые я чувствовал, его причудливое искрометное чувство юмора и то, как он заставляет меня смеяться, его страсть и искреннее желание помогать людям и то, как он постепенно разрушил все свои стены и полностью доверился мне. Но вместо того, чтобы держаться за это – за него – я испугался и оттолкнул его. И испортил ему день рождения. – Значит, я даю тебе неправильную любовь? – Рен хмурится, его голос становится громче. – Не знаю, что это значит. Я дал тебе все. Позволял тебе скитаться по Европе десятилетиями, засовывая свой член и клыки бог знает в кого и во что! Играть со своей глупой одежкой и делать свой бизнес… – Послушай себя. Ты все время говоришь, что «позволяешь мне» что-то делать, Рен. Но я не принадлежу тебе. Ты не владеешь мной. – Но я владею, Вайолет. – Он усаживается прямее, и свет в его глазах теплеет, медленно переходя в ярко-золотой. – Ты мой. Тебя подарили мне, когда мне исполнилось шестнадцать, и мы всегда были вместе. Таков контракт… – Контракт расторгнут. – Я распрямляю ноги, потому что все во мне кричит, что я должен встать и уйти. Я знаю, что и мои действия по отношению к нему не были идеальными. Но он меня совсем не слышит. Объяснять бесполезно. Он наклоняется ко мне, его голос низкий и угрожающий: – К черту контракт. Ты никогда не сможешь уйти от меня, Вайолет. Я никогда тебя не отпущу. Он слишком близко к моему лицу, поэтому я пытаюсь встать, но уже слишком поздно. Он поднимает пальцы, и я делаю вдох как раз перед тем, как мое горло практически сжимается само по себе, как будто вокруг моей шеи обернута тяжелая скоба или кандалы, но изнутри. Я не могу дышать, когда меня снова силой прижимает к полу, на колени, а глаза вылезают из орбит и слезятся. Но через секунду я слышу, как открывается бумажная дверь. Я не могу двигаться или что-либо видеть, передо мной только Рен. Он замирает, деревенея, и давление в моем горле и теле рассеивается. Я падаю на четвереньки и давлюсь, воздух комнаты обжигает, проходя через мое пересохшее от боли горло. Когда я поднимаю взгляд, Нино уже там, его глаза светятся красивым абрикосовым цветом, а рука протянута к Рену. Он держит его на коленях совершенно неподвижно, и только глаза Рена мечутся по сторонам. – Ты в порядке? – Нино хлопает глазами, глядя на меня. – Мне так жаль, Джун… Хару написал мне, и я отвлекся. Он редко даже касается своего телефона, понимаешь? Поэтому я должен поощрять такое поведение. Я все еще на четвереньках, но теперь смеюсь и качаю головой. – Я в порядке, – выдыхаю я. – Все хорошо. – Способности Нино становятся все более и более впечатляющими с каждым разом, когда я их вижу. Он легко подчинил себе Рена, но я думаю, что это сила двух связанных чистокровных против одного. Нино сияет, все еще удерживая Рена в объятиях своей ауры цвета заката. – У Хару были хорошие новости. Джэ позвонил ему, и они нашли нам суррогата – она одна из беженцев с Сокотры! Это случилось! Я улыбаюсь, искренне радуясь за них, но в то же время тихо отмечая, что у Джэ есть время позвонить Харуке, но не мне. – Это прекрасно, Нино. Поздравляю. Прежде чем мы покидаем поместье Миёси, отец Рена отводит меня в сторону и предлагает полностью отказаться от взноса за расторжение контракта в обмен на то, что я буду хранить молчание о том, что Рен сделал со мной. Я сказал ему, что заплачу. Я не собираюсь болтать, но, если меня кто-то спросит, лгать я тоже не буду. Ни за что на свете я бы никому не позволил войти в такую ситуацию вслепую. Апрель Глава 42 Джэ Глубоко вздохнув, я закрываю глаза, сосредотачиваясь на тепле солнца на моем лице в сочетании с тихим щебетанием птиц прямо за маленьким окном над моей головой. Я чувствую в воздухе запах леса, пыльцы и цветов. Дуб и можжевельник, глициния и магнолия. Остаточный ночной конденсат, осевший на листьях деревьев, сырость травы и почвы. Если я сконцентрируюсь, то смогу почувствовать все эти запахи и ощущения. Это божественно. Некоторое время это преследовало меня, как будто я ощущал слишком много вещей одновременно, и они атаковали меня. Но с течением времени у меня получается различать каждый элемент по отдельности: насколько по-разному пахнет воздух, в зависимости от того, сухой он или дождливый, неподвижен или неистово дует, и я могу различать новые запахи, доносящиеся из соседней деревни или прямиком из большого города. По сути я собака в человеческом обличье. Я открываю глаза и смотрю на открытый потолок. Комната залита утренним солнечным светом – широкие лучи с крошечными пылинками, плавающими и танцующими между светом и тенью. Мой планшет жужжит на полу рядом со мной. Я колеблюсь, когда вижу имя абонента, но потом ставлю его на коробку прямо перед собой и, сложив ноги, усаживаюсь ровнее. Я провожу пальцем по экрану, чтобы ответить на видеозвонок, и улыбаюсь. – Привет. Джуничи наклоняется к камере так, что я вижу только его щеку, частично покрытую темной, аккуратно подстриженной бородой. – Что думаешь? – спрашивает он. – Лучше, да?