Ботинки Мэттью. Они стояли у двери, там, где он их снял. Ботинки человека, который, по его словам, бродил по канавам и полям, чтобы поймать сигнал и вызвать помощь. Позвонить в аварийно-ремонтную службу, а не мне, своему мужу, или сыну. И каким-то образом он умудрился сделать это, не заляпав грязью ботинки или шнурки и даже – как я увидел, перевернув их, – подошвы. На них было немного песка и пыли. Но и только. Никаких признаков хождения по сырым кустам. По лужам. По слякотному полю. Я поставил ботинки на место и молча поднялся наверх, прошел в двери нашей спальни, лег в кровать и накрылся одеялом. И все это время я отчаянно пытался остановить свое разыгравшееся воображение. Глава 18 Рейчел За восемь месяцев до Мне стало трудно приходить на встречи книжного клуба счастливой и дружелюбной при том, что все вокруг меня казалось бесполезным и невозможным. Я пробовала устроиться на работу в садовый центр в Хампстеде, но им явно нужен был специалист по растениям, а не тот, кто лепит наклейки «уценка» на оставшиеся после Хэллоуина украшения. В кафе в Баттерси меня не захотели, поскольку я никогда не делала ничего, кроме обслуживания столиков и раздачи еды. Они сказали, что на объявление о работе откликнулось двадцать два человека и у некоторых есть «обширный опыт в сфере общественного питания». И это минимально оплачиваемая должность в простом кафе. От всего этого хотелось плакать. На помощь пришла Мерил. В конце ноябрьской встречи книжного клуба она предложила подвезти меня до дома. Я сказала, что ей совсем не по пути – она жила совсем в другой стороне, – но она лишь махнула рукой и сказала, что ее водитель Кеннет привык к постоянным отклонениям от маршрута. В машине Мерил задала мне несколько прямых наводящих вопросов. Счастлива ли я? Какую работу я ищу? Что можно сделать, чтобы улучшить мое нынешнее положение? Оказалось, у нее был ответ. – Я могу посоветовать тебя на работу, дорогая. Мне это совсем не сложно. Я моргнула, пока машина ползла в медленном вечернем потоке. – Вы имеете в виду… в «Стримлайн»? Я была знакома с этим брендом – а кто не был? – но он всегда находился за пределами моего ценового сегмента, и мысль войти в их офис в моей обычной одежде вселяла в меня ужас. Я всегда считала, что одеваюсь настолько хорошо, насколько позволяет бюджет, но ступить в коридоры крупной косметической компании… я буду чувствовать себя как рыба, вытащенная из воды. – Да, в «Стримлайн». Я все еще льщу себя мыслью, что имею некоторое влияние на то, что там происходит, несмотря на то, что в последние годы отошла на второй план в управлении бизнесом. Должно быть, она заметила мое беспокойство, потому что улыбнулась и положила ладонь на мою руку. – Не волнуйся, дорогая. Не будет ничего высокопоставленного или стрессового. Просто офисная работа. Я уверена, они смогут подыскать для тебя какую-нибудь административную должность. Это может быть не самая интеллектуально стимулирующая работа в мире, но, думаю, лучше, чем бороться за смены в каком-то сомнительном кафе. Я засмеялась: – Да, надо думать. – Превосходно, – сказала она, похлопав меня по руке. – Я поговорю с Софией, она руководит связями с общественностью и рекламой, а также член совета. Она организует все в отделе кадров. __________ Все было организовано, так просто, как и говорила Мерил. На следующий день мне позвонила мисс София Неро-Бут из «Стримлайн» и попросила прийти на собеседование в конце недели. К следующему понедельнику у меня была работа. Само собеседование, хоть и проводилось в непременно шикарном главном офисе на Бакингем-Палас-роуд, было гораздо более расслабленным, чем я могла надеяться. И впрямь, София поприветствовала меня как старую подругу, хотя я и сомневалась, что она взглянула бы на меня дважды, если бы Мерил в определенной степени не проинструктировала ее найти мне место. Те первые недели в начале декабря были, к моему удивлению, почти веселыми. Мне хорошо удавались организационные задания, и я быстро освоила свои ежедневные обязанности. Однако, к концу третьей недели я снова приуныла. Новизна работы прошла, и поскольку каждый день у меня было много свободного времени (которое я проводила, читая романы в женском туалете) и мало работы, чтобы занимать голову, я начала задумываться. О прошлом. О настоящем. И о том, как все повернется в будущем. Я не ставила себе временных ограничений на пребывание в Лондоне, но вдруг поняла, что месяцы идут, а я не делаю того, для чего, собственно, и приехала. Возможно, разумнее было бы не привлекать внимания, не искать встреч с Аллертонами-Джонсами, избегать игры в долгую ради краткого момента шока и адреналина, и все было бы кончено. «Но это было бы слишком мягко, – сказал голос в моей голове. – Гораздо лучше заставить его страдать». Так что я держалась. Еле-еле. Я решила выжидать дальше, пользоваться связями, которые теперь у меня были, и ждать, что принесет Новый год. Двадцатого декабря я стояла у кофе-машины в столовой для сотрудников, когда ко мне подошла София. – Рейчел, мне так жаль, но я забыла спросить, не нужны ли тебе выходные на Рождество? Скажи, если мы уже обсуждали это; мой мозг сейчас как черная дыра. Она всегда так делала: притворялась безалаберной и бестолковой, одновременно создавая впечатление, что держит все под контролем. Это было искусство, которым я не могла не восхищаться. – Будет нормально, если я возьму несколько выходных? Я бы съездила на север навестить отца. – Конечно, без проблем. Я отмечу, что тебя не будет до второго января, тебя устроит? Я кивнула, испытывая благодарность за такой щедрый отпуск в самом начале работы. Аллена из садового центра хватил бы удар, если бы я попыталась взять так много дней в декабре. – Огромное спасибо. Только если это не проблема?.. София замахала руками. – Ни капли. Я все равно уезжаю с мужем в Данию на две недели, а потом на бал Двенадцатой ночи на льду в Швецию – лучше мне упаковать свои меха, а то я замерзну до смерти! Несмотря на то, что я не считала замечательной идею идти на бал, который проводится на улице в арктических условиях, никакие рождественские планы не могли с ней конкурировать, так что я не стала и пытаться. Просто сказала, что это звучит волшебно, и еще раз поблагодарила. Как оказалось, в итоге я завистливо фантазировала о том, как София наслаждается морозно искрящимся романтическим отпуском со своим мужем, а потом блестящим, эксклюзивным балом на замерзшем озере под северным сиянием. Что угодно, лишь бы сбежать от унылого, скучного, тоскливого и, к моему разочарованию, бесснежного Рождества, которое мне досталось. Мы были вдвоем с папой в его маленьком типовом доме, смотрели фильм за фильмом по телевизору, поглощали готовый ужин из магазина «Лидл», почти не разговаривая друг с другом. В какой-то момент он сказал мне: – Ты не хочешь побыть со своими молодыми друзьями? Я видел твоего Кевина несколько недель назад, он гулял по холмам. Может, позвонишь ему? Займетесь с ним чем-нибудь приятным и праздничным. Я ответила, что ни с того ни с сего звонить в Рождество бывшему партнеру – мужчине, женатому на обеспеченной инструкторше по йоге по имени Демельза, которая ждет их второго ребенка, – совсем не «приятно и празднично». Позже тем вечером, когда серое небо так и не пролилось дождем, у меня случилась секунда слабости. Папа заснул под вторую часть «Паддингтона», и я улизнула наверх, очень тихо, чтобы не разбудить его. Я с хирургической точностью опустила лестницу на чердак и, осторожно наступая на каждую ступеньку и затаив дыхание, поднялась в пыльную темноту. Наверху я включила фонарик на телефоне, чтобы подсветить себе путь, и поползла в угол, где стояли две коробки с фотоальбомами, служившие домом – как я обнаружила к своему кратковременному испугу – двум паукам размером с мышь. Оттолкнув их прочь, я достала из одной коробки фотоальбом. Я сразу же увидела то, что искала. Фотографии, которые мама регулярно прятала в отчаянных попытках забыть, а потом, когда больше не было сил, лихорадочно искала, убежденная, что боль уйдет, если она посмотрит на них последний разочек. Эта боль не уходила, когда я смотрела на них. Она горела еще ярче. И хотя из моих глаз полились слезы, оно того стоило. Стоило каждой болезненной секунды. Глава 19 Чарли День после убийства Отец приехал. Я слышу, как урчит его машина – за рулем которой непременно его почти комически исполнительный шотландский шофер, Малькольм – занимая свое место перед домом, а следом его легко узнаваемые решительные, целеустремленные шаги по тротуару. Мой отец из тех мужчин, которым не хочется попадаться. Он никогда не был жесток или недобр со мной, но он умеет быть резким и дать понять, что не терпит дураков. Он может управлять аудиторией при помощи суровой харизмы – что мне повезло унаследовать до той степени, когда дело касается деловых встреч с клиентами, но не получалось так же хорошо в обществе. Его работа всегда внушала мне некоторую… неловкость. Я осознаю, что некоторым людям она не нравится. Другие просто принимают ее, как сложившийся порядок вещей. У него небольшой консалтинговый бизнес вместе с еще двумя партнерами и небольшой штат сотрудников. Их офисы находятся в Милбэнке. Работа очень медленная, сложная и скучная. Во всяком случае, ее официальная сторона. Неофициальная такова: они те люди, к которым обращаются, когда нужно что-либо «решить». Лишить должности конкретного члена оппозиционной партии. Или чтобы имеющаяся у члена кабинета министров судимость за вождение в пьяном виде просто удачно… исчезла. Но иногда все мрачнее. Ранее в том же году руководителя крупной сети супермаркетов обвинили в недостойном поведении по отношению к женщине-коллеге при посещении одного из его магазинов. Согласно газетам, он трогал ее в лифте. Не прошло и недели, как обвинения были отозваны. Об участии отца я узнал из статьи в газете. Всего одна строчка. «Обвиняемый обратился за консультацией в «Консультационные услуги Аллертона и Куина» в Вестминстере, Лондон». Примерно в это же время я увидел, что моего отца назвали «теневым Томасом Кромвелем эры Брексита». Я быстро свернул статью. За год до этого мне не давало покоя кое-что, что я увидел, когда мы смотрели телевизор в гостиной на Пасху. Шел репортаж «Би-Би-Си Ньюс» про операцию «Закат» – расследование, спровоцированное выпуском информационной программы «Выводы», в отношении возможной причастности видных политиков и бизнесменов к группировке, ответственной за насильственные сексуальные преступления. Это был сложный случай, по-видимому, связанный с имевшим место в девяностых случаем сексуального насилия над молодой женщиной в Оксфордском университете. Ее обвинения помогли разоблачить банду насильников и привели к волне арестов. По некоторым делам не имелось твердых доказательств, и в результате они развалились. Другие же, благодаря скоординированным усилиям Королевской прокурорской службы, дошли до суда. Вся ситуация была для нас очень щекотливой, поскольку мы дружили семьями по крайней мере с двумя из обвиняемых мужчин и были знакомы с остальными. Во время репортажа объявили, что четверо из пяти мужчин получат по четырнадцать лет тюрьмы. Пятого, пожалуй, самого высокопоставленного, приговорили всего к трем годам условно. Улики, доказывающие степень его участия, очевидно, пропали. Из другого конца комнаты я видел, как отец смотрел новости и уголки его губ приподнялись в легкой улыбке, когда журналист «Би-Би-Си» зачитывал эту информацию спокойным, ровным голосом. И тогда я понял, что это он. Он стоял за непропорциональной разницей в приговорах. Он сотворил свою магию и, я уверен, будет щедро вознагражден за это. Не уверен, что тогда испытывал чувство вины, зная, откуда берется часть нашего дохода. Не уверен. Видите ли, когда вам с детства говорят, что мир устроен определенным образом, очень сложно подвергать это устройство сомнению, когда вы так долго просто принимали его на веру. И не уверен, что это сильно беспокоит меня сейчас, когда отец входит в дом, олицетворяя собой уверенность и скрытую силу, его седые волосы аккуратно зачесаны назад, пальто и костюм идеально сидят на высокой, худой фигуре. На самом деле, его появление приносит мне облегчение. Он из тех людей, которые не пасуют перед кризисом. – Думаю, нам следует поехать на Сент-Джордж-сквер, – говорит он ровным, властным голосом. Он осматривает коридор маминого дома, как будто его предупредили о том, что в стенах могут быть жучки. Возможно, так и есть. Мама в кои-то веки не задает вопросов, лишь кивает и, сняв пальто с вешалки, начинает одеваться. У меня, однако, имеются серьезные опасения. – Думаю, не стоит. Полицейские… – Просили, чтобы вы не покидали страну. Верно? Я киваю. – Тогда они не будут против твоей поездки в Пимлико. Ты не покидаешь Лондон; ты даже не покидаешь пределов Вестминстера. – Но Титус… – говорю я, понизив голос и показывая глазами на потолок. Титус закрылся в своей комнате и, по словам мамы, уснул. – Он будет в порядке, – говорит мама. – Я положила таблетку снотворного в какао, которое относила ему. Мои глаза гневно сверкают. – Что ты сделала? – Это было самое лучшее, учитывая обстоятельства, – твердо говорит мама, словно каждый день подсыпает детям таблетки. – Утром он проснется как обычно, и мы все поедем в Браддон. Будет хорошо выбраться из Лондона.