В библиотеке я жестом предлагаю им садиться. – Вы просили нас не покидать Соединенное Королевство, но ничего не говорили про то, чтобы не покидать Лондон. Я слышал, как вы разговаривали на улице. Сержанту Стимсону хватает совести смутиться. – Как я сказала, мы приехали сообщить вам новости. Я киваю. – Это… очень любезно с вашей стороны, спасибо. После уверенного начала теперь мне трудно подбирать слова, как будто я говорю не на родном языке. Однако, я не успеваю больше ничего произнести, как дверь открывается, и в комнату входит мама. – Здравствуйте, миссис Аллертон, – говорит инспектор Оконджо, опережая маму. – Нам просто нужно обсудить с вашим сыном расследование и следующие шаги теперь, когда у нас есть признание в преступлении. Мама по-деловому кивает. – Да, звучит разумно, – говорит она и садится в одно из кресел. – Вообще-то, миссис Аллертон, в данный момент мы предпочли бы поговорить с вашим сыном наедине, если это возможно. В памяти проносится воспоминание, как мне было четырнадцать лет, и мама сопровождала меня на прием к врачу. Он мягко попросил маму выйти из кабинета, прежде чем спросить, живу ли я половой жизнью и нужна ли мне консультация по ЗППП. Прошло двадцать лет, а я все еще иногда чувствую, будто обращаюсь к родителям за разрешением, руководством, советом. Если они рядом или в одном здании со мной, они естественным образом воспринимаются авторитетом по умолчанию по любому вопросу. – О, точно, конечно, – говорит мама, бросая на меня быстрый взгляд, прежде чем удалиться и тихо закрыть дверь. – Удивительно, – замечает сержант Стимсон. – Что удивительно? – спрашиваю я. Мне не нравится выражение его лица. Оно холодное и враждебное. – Ну, большинство людей, когда их муж, жена или ребенок убиты, они постоянно, знаете, достают нас. Все время дергают офицеров насчет новостей. Хотят знать, как идет расследование. Я просто подумал, как удивительно, что вы не только совсем не беспокоите нас, но и уехали из Лондона и переместились сюда. Он обводит библиотеку неприязненным взглядом, как будто мы сидим в подвале с крысами. – Разница в том, инспектор – о нет, простите, сержант, – что в данном деле мы знаем, кто виновен. Рейчел призналась на месте преступления. Я уверен, что названивал бы вам каждый час днем и ночью, если бы мой муж был убит таинственным нападавшим, все еще гуляющим по улицам Лондона, но в данном случае это вряд ли необходимо. Детективы переглядываются. А я задаюсь вопросом, не оказал ли себе медвежью услугу за несколько прошедших дней. Может, я слишком старался отодвинуться на второй план, отвести внимание от себя и Титуса и оставить их заниматься предъявлением обвинения Рейчел? Я пытаюсь придать своему лицу огорченное и обеспокоенное выражение. – Слушайте, извините, я не хотел грубить. Просто… как вы представляете, не существует инструкций по тому, как нам следует справляться с этой ситуацией. Все это… все это травматично. Инспектор Оконджо кивает: – Конечно. Мы понимаем. Просто у меня есть к вам несколько вопросов, а затем мы оставим вас в покое, пока что. «Пока что» звучит зловеще, но я киваю. – За ужином, прежде чем пришла Рейчел и произошел акт насилия, можете рассказать, о чем вы, ваш муж и Титус разговаривали? – должно быть, я выгляжу сбитым с толку, поскольку она добавляет: – Это все хорошая вводная информация. Я просто заполняю некоторые пробелы, которые мы не охватили при первой беседе. – Ну, я не уверен. Мы говорили про… поездку Мэттью в Шотландию. – Поездку Мэттью в Шотландию, – повторяет она. – Хорошо. Что он рассказывал про свой визит домой? Я глубоко вздыхаю. – Что он рад вернуться в Лондон, но хорошо провел время, навещая дом своего детства, в котором сейчас живет и управляет его кузина. Сержант Стимсон открывает блокнот и что-то записывает. – Мистер Аллертон-Джонс, можете сообщить нам, в какой момент разговора Рейчел вошла в квартиру? Я хмурюсь: – Как это относится к делу? – Просто для полноты картины, – говорит она почти беззаботно. В этот момент открывается дверь в библиотеку, и входит мой отец. Наверное, мама предупредила его о визите полиции. – Я Майкл Аллертон, – представляется он, проходя и вставая позади кресла, в котором сижу я. – Я ценю, что вы оба делаете свою работу, но прежде чем эта беседа с моим сыном продолжится, я буду настаивать, чтобы мы позвонили семейному адвокату и попросили его присутствовать. На несколько секунд становится тихо, затем инспектор Оконджо медленно говорит: – Конечно, все хорошо, но это не официально записываемый допрос. Ваш сын просто помогает нам восстановить полную картину того, что происходило в тот день. Отец кладет руку мне на плечо и крепко сжимает. Предупреждает, чтобы я больше ничего не говорил. – Я бы понял это, если бы у вас не было подозреваемого, детектив. Но он у вас есть. Та, кто сдалась на месте преступления, по-моему. Поэтому я не совсем понимаю, что вы здесь делаете. Инспектор Оконджо улыбается, словно привыкла иметь дело с несведущими гражданами: – Мистер Аллертон, подобное преступление похоже на большой холст, которому нужна картина. Конечно, большая часть уже готова, но нам просто нужен завершающий слой – расставить все точки над «и», если вы простите мне смешение метафор. – Благодарю, – говорит отец, садясь рядом со мной. – Но по-прежнему считаю, что будет лучше, если мы подождем нашего семейного адвоката. Я уже позвонил ему, он едет. Инспектор Оконджо слегка кривится, словно пытается скрыть раздражение. – Знаете, как сказал сержант Стимсон секунду назад, интересно, насколько все это необычно. Обычно вдова или вдовец рвутся рассказать нам как можно больше, чтобы мы могли обеспечить твердый обвинительный приговор. Это… неожиданно. Мое раздражение резко возрастает. – Ну, знаете, меня весьма задолбало, что все намекают на то, что я неправильно скорблю. Мне жаль, если я не соответствую вашим критериям, но думаю, что мы поступим, как предложил мой отец, и подождем адвоката. Теперь инспектор Оконджо определенно выглядит менее убежденной. – Как пожелаете, – говорит она и коротко кивает. – Вы знаете, когда он будет? Или нам вернуться в другой день? Отец качает головой: – Он будет здесь минут через двадцать. А пока я был хотел поговорить с сыном. Это не займет много времени. Не дожидаясь ответа, он встает и идет к двери. Я бросаю взгляд на детективов, которые ничего не говорят, затем встаю и следую за ним. Отец ведет меня по коридору и нескольким ступеням в кухню. Там возле плиты ждет мама. – Что происходит? – спрашивает она, увидев нас. – Мы ждем Джейкоба, – говорит отец, затем поворачивается ко мне. – Избегай фразы «без комментариев», используй ее только как крайнюю меру. Старайся говорить просто и придерживаться того, что уже сказал им. Я подхожу к холодильнику и достаю яблочный сок. Его холодная сладость моментально придает мне сил, прибавляя собранности и уменьшая ощущение, будто я плыву сквозь туман. – Звучит так, будто ты знаешь толк во лжи полиции, – говорю я, вскидывая на него глаза. Чувствуя опасную почву, мама начинает говорить про планы на ужин. Отец смотрит мне в глаза ровно столько, чтобы передать свое неудовольствие, а затем отворачивается. Джейкоб Уэйкфилд приезжает, как и было обещано, меньше, чем через двадцать минут. – Ведите, – говорит он бодрым, деловым тоном, и мы с отцом и мамой возвращаемся в библиотеку. Сержант Стимсон рассматривает одну из книг на дальней полке и, вздрогнув, разворачивается, как ребенок, которого застали за чем-то неположенным. – Это наш семейный адвокат, Джейкоб Уэйкфилд, офицер Ордена Британской империи, – торжественно объявляет отец, предлагая новому гостю сесть. – Спасибо, – говорит инспектор Оконджо. – Как мы сказали ранее, мы хотели бы поговорить с Чарли наедине, однако, его адвокат может присутствовать. Она красноречиво смотрит на отца, встречая его твердый взгляд с вызывающей восхищение легкостью. В конце концов он сдается и выходит из комнаты, а следом за ним и мама. – Итак, есть у вас какие-нибудь мысли по поводу того, почему Рейчел хотела убить вашего мужа? – спрашивает инспектор Оконджо, переходя сразу к делу, как будто нас никогда и не прерывали. – Да, – просто говорю я. – Я думаю, что она хотела его трахнуть. А он ей отказал. Я слышу, как после моих слов Джейкоб резко втягивает воздух носом, а глаза обоих детективов округляются. – Она хотела завести с Мэттью внебрачный роман? Термин «внебрачный роман» звучит странно и архаично, и не сочетается с ее восточно-лондонским акцентом. – Да, – отвечаю я.