– И она не преуспела в своих попытках. Я киваю. – И вы только сейчас это поняли? – говорит инспектор Оконджо, слегка прищурившись. – Да, – снова отвечаю я. – Видите ли, когда мы спрашивали вас в ночь убийства, вы сказали, что не знаете, почему она хотела… – Я был в шоке, – говорю я, чувствуя, как внутри поднимается паника. – У меня на глазах только что зарезали мужа. Я был не в состоянии разбираться в ее мотивах. Но когда у меня появилось время подумать об этом, я пришел к выводу, что она, весьма вероятно, была влюблена… нет, одержима. Им. Сержант Стимсон поднимает бровь. – Но… зачем ей пытаться заняться сексом с геем? Наверняка она знала, что не привлекает Мэттью? У меня начинают дрожать руки, и я потираю ими колени в попытке успокоиться. – Детективы, – вмешивается Джейкоб, – мой клиент не обязан объяснять желания вашей подозреваемой. Подозреваемой, которая сдалась и созналась в преступлении. – Я понимаю, – говорит инспектор Оконджо. – Но дело в том, что Рейчел отказывается обсуждать произошедшее и все, что относится к преступлению. На самом деле, она едва ли сказала хоть слово с тех пор, как ее поместили под стражу. Меня затапливает странная, дурманящая смесь облегчения и ужаса. Облегчения от того, что Рейчел не выдала резко отличную версию событий или многословную ложь – ложь, которой я не смогу придерживаться. Но, с другой стороны, если она совсем не говорит, не удивительно, что полиция копает. – У вас есть еще вопросы к Чарльзу? – спрашивает Джейкоб, слегка меняя положение, словно собираясь уходить. – Да, – говорит инспектор Оконджо, делая противоположное: удобнее устраивается в кресле. – Вы можете пояснить, что такого Рейчел делала и говорила до убийства вашего мужа, что вызвало у вас подозрения, что она испытывает к нему романтические или сексуальные чувства? Через несколько секунд лихорадочных размышлений я отвечаю как можно тверже: – Да, наш отпуск в Хэмптонс. Инспектор Оконджо буравит меня взглядом, ее брови слегка изгибаются. – И вы приглашали ее в этот отпуск? Я мотаю головой: – Я ее не приглашал. И, видит Бог, хотел бы, чтобы она никогда не ездила. Глава 26 Чарли За три месяца до – Перестань на нее смотреть, – сказал Мэттью, перегнувшись через мое сиденье в поисках книги, которую положил в мою ручную кладь. – Что? – сказал я в ответ в полной уверенности, что, должно быть, неправильно его услышал. – Ты продолжаешь смотреть на нее, – сказал он, понизив голос до шепота. «Рейчел», – произнес он одними губами. – Уверяю тебя, что не смотрю, – прошипел я. – Смотришь, с лицом темнее тучи. – Ты не думаешь, что это странно, – шепотом продолжил я, – что она никак не перестанет говорить с Титусом? Мэттью посмотрел на них. И в самом деле, они выглядели поглощенными беседой. Он выпрямился, когда кто-то из персонала протиснулся мимо. – Нет, я думаю, она просто дружелюбная, – ответил Мэттью. – А Титус любезен, потому что для нее все это в новинку, и, будучи хорошим мальчиком, он хочет, чтобы она чувствовала себя приятно. Поняв по выражению моего лица, что ему не удалось меня убедить, Мэттью закатил глаза и вернулся в свое кресло. После приземления мое настроение не улучшилось. Когда мы вышли в вечернюю нью-йоркскую жару, я заметил, как Рейчел надела какие-то стильные солнечные очки, без сомнения купленные ее работодательницей или на большую зарплату, которую она получала, по сути, просто за организацию нескольких визитов к парикмахеру. – Мерил всего семьдесят, всего чуть-чуть старше тебя, – пробормотал я маме, пока мы ждали в аэропорту, когда нам принесут багаж. Рейчел и Мерил заскочили в туалеты, Мэттью разговаривал с моим отцом об индивидуальном пошиве мужской одежды, Титус сидел на одном из стульев, углубившись в какой-то роман, а мама решала, какой журнал выбросить. – При чем тут возраст Мерил? – рассеянно спросила мама, теперь она взяла телефон и включила его. – Зачем ей помощница, когда она в отпуске? Я имею в виду, нам не надо ничего делать самим, нас везде возят, а сумки, напитки или еду всегда приносят. Зачем ей кто-то, кто будет делать это для нее? Мама нахмурилась, глядя на меня. – Это звучит немного бестактно, Чарльз. Люди нуждаются в других на разных этапах своей жизни. Тебе не приходило в голову, что Мерил может быть одиноко? Когда я не ответил, она повернулась и обвела взглядом залитую солнцем зону прибытия первого класса. – Тебе не нужно инстаграмить или еще что? – поинтересовалась она, как будто у нее вызывало подозрения то, как мало я пользовался своим телефоном в последнее время. – Я не в настроении, – сказал я, заметив, что Мерил с Рейчел вышли из туалетов и идут к нам. Я быстро присоединился к Мэттью с отцом, с их не слишком захватывающим разговором о спаде бизнеса на Джермин-стрит[7] в последние годы. Мы остановились в большом доме в районе Уотер-Милл в Хэмптонс, который бронировали уже пару лет, поскольку он устраивал всех своей близостью к ресторанам, пляжам и магазинам, и в то же время оставался приятно тихим и уединенным. Здание было выстроено квадратом вокруг бассейна, и каждое крыло являлось почти отдельной виллой. Мы с Мэттью заняли одну сторону, мои родители противоположную, Мерил с Рейчел досталась меньшая сторона справа, а Титусу – слева. Сквозь наше с Мэттью крыло проходил арочный коридор от входа в дом к внутреннему дворику. Следующие дни проходили хорошо, и, несмотря на мое пристальное внимание, я не заметил в поведении Рейчел ничего особенно странного. Она продолжала общаться с Титусом, но не более, чем с остальными – кроме меня. От меня она держалась подальше – не то чтобы я жаловался. Я предпочитал не демонстрировать вынужденную вежливость, или притворяться заинтересованным ее историями про прошлую работу фотографом, или мнением о претенциозной, отмеченной премией книге, которую выбрали для предстоящей встречи книжного клуба, – экземпляр которой я преступно забыл положить с собой. На пятый вечер – прошла уже половина нашего отпуска – мы пошли ужинать в ресторан «Ник и Тони» в Ист-Хэмптоне. Рейчел и Мерил решили остаться дома, позволив нам с Мэттью, Титусу и моим родителям передохнуть и побыть собой. Или, может быть, просто я так чувствовал. Пока мы ждали антипасто, мама заметила, как сильно ей нравится присутствие Рейчел. – Наш мир такой замкнутый, – сказала она, сделав глоток вина. – Иногда мне кажется, что мы существуем внутри эхо-камеры, и очень освежающе послушать о взглядах и опыте человека, который жил совершенно другой жизнью. Отец напряженно сжал губы в линию – ключевой показатель того, что он не согласен. – Какие-то слишком левые взгляды в наивном смысле, – сказал он. – У меня левые взгляды, – притворно обиделся Мэттью. – Но не думаю, что ты наивен, – слегка улыбнулся отец. – Между тем как она обладает горячностью «Дейли Миррор» без каких-либо подтверждающих фактов. – Но я именно об этом, – сказала мама. – Как бы нам ни нравилось притворяться по-другому, любые наши левые убеждения основываются на сострадании и сочувствии, а не на опыте. У Рейчел есть опыт. Печально, что ей пришлось закрыть свои фотостудию и галерею, потому что гранты на их поддержку сократили. – Может, люди просто не хотели смотреть на картины и фотографии, которые она выставляла, – сказал я. Мэттью повернулся и смерил меня взглядом. – Ты же понимаешь, что многие оперы, спектакли и балеты, которые мы смотрим, не существовали бы, если бы не субсидирование искусства? Я пожал плечами: – Никогда по-настоящему не думал об этом. – Да, – сказал Мэттью, – Это меня не удивляет. Мне не понравился его тон, и мне следовало сменить тему, чтобы не делать хуже, но я не удержался. Мне захотелось немного повернуть нож. – Ты не думаешь, что это все несколько покровительственно – то, что мы принимаем Рейчел, словно она одна из нас? Она не щенок. И вообще, она никогда не впишется. Не наше дело пытаться поднять ее в мир, в который она никогда не смогла бы попасть за собственные заслуги. Я не хотел, чтобы прозвучало так жестоко, и увидел, как на лице Мэттью отразилось возмущение. – Не одна из нас? Ты себя слышишь? Мама тоже выглядела недовольной. – Чарли, надеюсь, ты не становишься преисполненным предрассудков раньше времени. Твоему отцу исполнилось как минимум сорок, прежде чем он начал винить бедных в их собственных бедах. Я не успел ответить, как Титус внес свой вклад. – Она мне нравится, – просто сказал он.