– Да. Думаю, его родители расстроились бы, если бы единственный сын не приехал на их золотую свадьбу. Мэттью вздохнул. – Я просто думал, вдруг у него какие-то дела или еще что, какая-нибудь демонстрация летающего автомобиля в Сиэтле, на которой он обязан присутствовать. Мэттью постоянно это делал – маленькие колкости, мелкие насмешки над достижениями Руперта. – Ты не считаешь, что это хорошо, – сказал я, стиснув зубы. – Когда молодой аристократ и наследник миллионов, который мог бы всю жизнь сидеть на заднице ровно, решил посвятить свое время и энергию поиску способов помешать машинам, которые мы водим, уничтожить планету, на которой мы живем? – Я думал, ты не веришь в глобальное потепление, – буркнул он. – Я никогда такого не говорил. Я говорил, что не одобряю леворадикальную истерию. Это разные вещи, – сказал я, начиная по-настоящему раздражаться. Мэттью снова вздохнул, как родитель, имеющий дело с трудным ребенком. – Конечно, работа Руперта очень похвальна. Я не имел в виду ничего такого. – Хорошо, – сказал я. – Потому что я не высказываю непонятного недовольства твоими прошлыми завоеваниями. Мэттью поперхнулся слюной. – «Завоеваниями»? У меня нет завоеваний. «Бойфренды» подошло бы лучше, не думаешь? – Мне надеть наушники, чтобы вы продолжали наедине? – спросил Титус, глядя на меня в зеркало заднего вида с веселым лицом. Я не ответил ему, но стиснул руль до побелевших костяшек, и метнул взгляд на Мэттью. – Не думаю, что «бойфренды» подошли бы – не совсем гендерно-нейтрально, а? – И что это значит? – огрызнулся Мэттью, но мне хватило еще одного быстрого взгляда на него, чтобы заметить румянец и дрожание рук, которые он сложил на коленях. Несколько мгновений прошли в тишине, прежде чем я сказал: – Ничего. Извини. Просто я… просто немного устал и ворчу. Не обращай внимания. На самом деле не знаю, почему я отступил, почему не высказал ему прямо о своей обиде на него за то, что не поделился со мной своим прошлым опытом с женщинами, о своих подозрениях, что с ним происходит что-то непонятное. Возможно, потому, что с нами в машине был Титус, или мне не хотелось приехать на праздник после потенциально разрушительного скандала и притворяться счастливым и вежливым. Каковы бы ни были причины, я продолжал ехать как можно плавнее по трассе М40 в Оксфордшир, и оставшаяся часть поездки прошла в основном в молчании. Мы добрались до дома Эштонов – официально он именовался Марвуд-мэнор, хотя мы называли его просто «дом Эштонов» – вскоре после семи вечера, и в конце длинной подъездной дорожки нас встретил молодой человек. Я отдал ему ключи, чтобы он отогнал машину в ту часть обширного поместья, которую выделили под парковку, и мы вошли в открытую дверь. Титус очень быстро улизнул поболтать с внучкой Эштонов, Филиппой, оставив нас с Мэттью здороваться с леди Эштон в главном патио. – Так приятно видеть вас обоих, – сказала она, все еще выглядя поразительно молодо для семидесяти лет. – Я как раз разговаривала с твоими родителями о том, каким красивым мальчиком вырос Титус. Как его учеба? Много трудится? – Очень, – сказал Мэттью. – Кажется, он беседует с вашей внучкой. Наверное, сравнивают экзаменационные программы. «Так это теперь называется?» – подумал я про себя, но улыбнулся вместе с Мэттью. Чуть позже во время нашей беседы – после того как к нам присоединился лорд Эштон – я заметил ее. Рейчел стояла над ближайшим розовым кустом с бокалом шампанского в руке. Она смотрела в свой телефон, потом убрала его и осмотрелась по сторонам. Она выглядела скучающей. И смущенной. Словно сожалела о том, что приехала. «Какого черта она тут делает?» – подумал я, а потом вспомнил: должно быть, ее привезла Мерил. Мерил с ее странной убежденностью в том, что эта женщина – хорошая, заслуживающая доверия компаньонка, хотя они были знакомы всего пять минут. Даже после случившегося в Нью-Йорке. Я так сильно сжал бокал, что просто чудо, что он не треснул. Когда Эштоны ушли приветствовать вновь прибывших, я увел Мэттью в тихий уголок сада чуть поодаль от ближайшей компании гостей. – Рейчел здесь, – сказал я, кивая на нее, медленно шедшую вдоль аккуратно подстриженной живой изгороди к бассейну под открытым небом. – Ну, полагаю, нам необходимо привыкнуть к тому, что она там, где Мерил, – ответил он. Меня посетила внезапная мысль. – А где Титус? – быстро спросил я у Мэттью. Он пожал плечами: – Наверное, болтает где-то с Пиппой. А что, ты же не думаешь, что ему что-то грозит? Я нахмурился. Я не знал, что думать. Но мне определенно не нравилась мысль о том, что Рейчел бродит рядом, без присмотра и без дела, пока Титус не на виду. Было по-прежнему что-то очень странное в том, что произошло в доме в Хэмптонс, – что-то, до сути чего, мне казалось, мы никогда не докопаемся. – О, началось, – услышал я Мэттью. – Твой бойфренд идет. Я сразу понял, кого он имел в виду, и повернулся к Руперту Эштону, идущему по лужайке в нашу сторону. – Не называй его так, – резко прошептал я, затем повернулся к Руперту и улыбнулся: – Привет, незнакомец, как дела? Он просиял той широкой, всегда пленительной улыбкой, которая никогда не теряла своей магии для меня. Если Мэттью можно было описать как «миловидного» или даже «симпатичного» в стиле журнальных моделей, то Руперт был в высшей степени определением «красавца». Он обладал более классической и традиционно мужественной внешностью, и было поразительно, что ему скоро сорок шесть. Казалось, он перестал стареть десять лет назад, и только несколько седых волос подсказывали, что он уже достиг сорока. – Очень хорошо, – ответил он, быстро и крепко обняв меня. Мэттью он тоже обнял, радостно похлопав по спине, как будто они старинные товарищи по регби. Я заметил, что Мэттью скованно ответил, но улыбка не коснулась его глаз. – А где юный Титус? – спросил Руперт, оглядываясь по сторонам, словно мальчик прятался. – Флиртует с твоей племянницей, кажется, – сказал я, и Руперт засмеялся. – Твоей сестре лучше смотреть в оба, иначе через несколько лет Титус окажется ее зятем. – Пойду схожу за напитками, – сказал Мэттью, явно не в восторге от темы. – Тебе принести, Руперт? Руперт махнул своей большой рукой. – Мне не надо, спасибо. Мэттью не стал ждать моих пожеланий, а просто пошел в сторону дома, оставив нас с Рупертом в тени деревьев. Руперт повернулся и показал на ближайшую скамью. – Присядем? Я кивнул, и мы устроились на лакированном дереве, нагретом вечерним летним солнцем. – Навевает воспоминания. Я и ты на скамейке, – Руперт послал мне озорную улыбку. – Веди себя прилично, – сказал я, но тоже улыбнулся. – Он по-прежнему не любит меня, да? Не было нужды спрашивать, о ком он. – Мэттью не «не любит» тебя. Руперт коротко хохотнул, показывая, что не поверил мне. – Но он не одобряет, что мы остались друзьями. На это мне нечего было ответить, потому что по сути он был прав. Я решил сменить тему. – Итак, ты уже вылечил глобальное потепление своими электромобилями? Он кивнул. – О да, ты не слышал? Теперь планета спасена. На следующей неделе получаю свою Нобелевскую премию. – я заметил в его глазах озорной блеск, который был даже сильнее шутливых слов. – Нет, это просто вопрос поддержки правильных разработчиков и технологий, которые они выбрали. У нас есть несколько довольно перспективных проектов, которыми занимается отделение в Сан-Диего. Я кивнул. – Ты все еще встречаешься с… как его зовут? С канадским парнем. Руперт рассказывал мне, что начал встречаться с мужчиной, который раньше работал на конкурирующую компанию – вероятно, в попытке одним ударом улучшить свою сексуальную жизнь и бизнес. К моему удивлению, он загрустил, и его взгляд на мгновение или два стал немного отстраненным. Мы немного посидели в тишине – довольно долго, чтобы я начал переживать, не расстроил ли его. – Нет, – наконец сказал он. – У нас не получилось. На самом деле, у меня никогда не получается, правда? Может, я все еще тоскую по своей первой любви? После этих слов он повернулся ко мне, и я почувствовал, как по шее пронеслась волна мурашек. – Наверняка я не был твоей первой любовью? Я с тревогой взглянул в сторону дома, но не обнаружил никаких признаков возвращения Мэттью с напитками. Я был заинтригован, к чему все идет с Рупертом, и одновременно хотел избежать опасной территории. – Не был? – спросил он, повернувшись ко мне. – А я не был твоей? Он спросил так, словно его искренне интересовал это вопрос. Словно на самом деле ждал ответа. Я к такому не привык. Годами нам удавалось общаться очень успешно, не углубляясь в прошлое. – Я… ну, поскольку ты был старше и опытнее, я просто решил… не знаю, что я решил. Ты казался очень близким со своей маленькой компанией друзей. Когда мне было четырнадцать, я даже видел, как ты целовался с Эрнестом Келлманом за конюшнями. При упоминании этого имени на его лице отразилась горечь. – Я предпочел бы не говорить о нем. Я просто хочу сказать, что мне кажется, ты недооцениваешь, насколько важной частью моей жизни был. И я всегда рядом. Если когда-нибудь буду нужен. Теперь я почувствовал раздражение. – Что ж, я польщен, но какая мне польза от этой информации сейчас? Я в браке, у меня есть сын. Я счастлив.