Я встал. С меня хватит. Я больше не мог этого выносить, даже если хотел бы. Я был опустошен и одновременно до того накачан адреналином, что мог бы пробежать милю. – Куда ты? – На улицу. Мэттью прошел за мной в коридор, где я обувался. – Пожалуйста. Мы можем об этом поговорить? Теперь он по-настоящему плакал. И, с одной стороны, мне хотелось его утешить. Хотелось обнять его. Позволить выплакаться на своем плече. Но другая половина сгорала от более темных, менее прощающих эмоций. Так я чувствовал себя, когда меня предавали, обманывали, оставляли не в теме. А это была огромная тема, вне которой он оставил меня. Я бросил последний взгляд на раскрасневшееся, залитое слезами лицо своего мужа и вышел из дома, громко хлопнув дверью. __________ Я вышел на главную улицу и по ней повернул к Слоан-сквер. У меня не было определенной цели. Определенного направления. Я просто знал, что должен идти. Остановился я только на Итон-сквер. Я не помнил номер дома Мерил, но замедлился в той части длинной, опрятной улицы, где, как мне казалось, она жила. Прямо сейчас Рейчел находилась в одном из этих домов, если они уже вернулись с праздника. Я мог бы стучаться в двери, пока не найду ее. Потребовать узнать ее версию истории. Но я понимал, что это глупо. Так что я развернулся и пошел дальше. Я шел мимо скверов. Мимо домов с темными окнами. Мимо людных ночных баров, из которых доносилось пьяное веселье. Мимо вооруженных полицейских, охраняющих посольства. Миновал мамин дом на Уилтон-Кресент. Я не думал, не задерживался, я целенаправленно выбросил все из головы, позволяя ногам нести меня сквозь теплую ночь. Пока я шел, я думал, что смогу уйти далеко за пределы Вестминстера, через Ист-Энд в Эссекс, возможно даже до Браддона, где смогу спрятаться один в большом доме, оставив свои лондонские проблемы позади. Но на самом деле, я едва вышел за пределы района, прежде чем вернулся на Мэлл. Я брел в сторону дома, мимо Виктории, сделав небольшой крюк до Экклстон-сквер, чтобы пройти мимо своего первого взрослого жилья после окончания университета. Мне казалось, что это было очень давно, что я прохожу не свой бывший дом, а дом другого человека, которого едва знаю. С каждым шагом в голове крутилось лишь одно слово, клюющее меня, словно враждебная птица: правда. Почему я так одержим ею? Почему это так важно? Почему я не могу не будить спящую собаку? Обман Мэттью наверняка был направлен на то, чтобы защитить нас с Титусом от правды, с которой ни один из нас не мог ничего поделать. И, по большому счету, то, что он совершил, не было убийством. Не совсем. Этот человек, вероятно, заслуживал смерти. Мэттью не сделал ничего неискупимого или непростительного, верно? В сознании промелькнул образ. Сначала туманный и неопределенный, потом он вдруг вспыхнул, яркий и резкий. Выражение лица Мэттью, когда я спросил про Рейчел. «И она догадалась обо всем, да?» Было в нем что-то. Что-то конкретно в тот момент, отчего меня охватила дрожь. Я был у «Сэйнсбери» на Элизабет-стрит, когда до меня дошло. Мой мир как будто взорвался и одновременно с плеч упала невообразимая тяжесть. Потому что теперь все приобретало смысл. И я абсолютно точно знал, почему Мэттью считал, что никогда не сможет рассказать мне все. __________ Я вернулся на Карлайл-сквер около половины первого ночи. На первом этаже было темно, но, поднявшись на второй, я заметил, что свет горит в спальне Титуса и моей. Нашей. Мэттью сидел на кровати. Он, очевидно, сильно плакал, даже в приглушенном свете ночника было видно красные пятна у него под глазами. Что-то в его неподвижности вновь пробудило во мне яростный, жгучий гнев. Подходя к дому, я успокоился, заставил себя дышать медленно и размеренно, пока шел по длинной Кингс-роуд. И теперь, аккуратно закрывая за собой дверь, я пытался сохранить это спокойствие. – Я думал, ты решишь переночевать на Уилтон-Кресент, – сказал Мэттью, глядя в пол. – Пока твоя мама у Эштонов. Я снял пиджак, сложил его и повесил на спинку стула у окна. Я двигался медленно и ровно, хотя все еще ощущал, как дрожали руки, когда отпустил ткань. – Я думал об этом, – сказал я, – Но в итоге просто прогулялся. Я ходил на Экклстон-сквер. Просто посмотреть. Но потом просто пошел домой. Мэттью в замешательстве посмотрел на меня: – На твою старую квартиру? Я кивнул. – Почему? Я думал, там живет кто-то другой. – Я не знаю почему. Может быть, мне просто захотелось вернуться к тому, как все было раньше. Между нами повисла сокрушительная тишина. – До того, как ты встретил меня? Я позволил тишине продлиться еще несколько секунд. И решил не заметить его вопрос. Через еще несколько секунд он начал говорить, как ему жаль, но с меня было достаточно. – Пожалуйста, просто перестань, – сказал я без затей. Он посмотрел на меня так, будто я его ударил. Не думаю, что когда-либо в жизни разговаривал с ним так холодно. Это странно, но, оглядываясь назад, думаю, именно в тот момент, тот крохотный момент в гуще этого ужасного времени между нами сломалось нечто жизненно важное. Так спортсмен рвет важные связки или ломает важную малюсенькую косточку, и хотя может и дальше ходить и бегать, или прыгать, или плавать, ничего уже не будет по-прежнему. Боль стесняет движения, мешает, не дает достичь высот, которые раньше давались так естественно. Когда молчание стало невыносимым, я наконец заговорил. – Я все понял. Я знаю, что ты сделал. Глава 42 Чарли Третий день после убийства Отец проходит в библиотеку и садится в одно из кресел. Он кивает на диван напротив себя, недвусмысленно намекая, что нам с мамой следует встать с пола и сесть как положено. Мы слушаемся. – Итак, ты, наконец, сказал нам правду, – говорит он ровным голосом. Я смотрю на него и настороженно спрашиваю: – Ты знал? – Я не был бы хорош в своем деле, если бы не имел хороших источников информации, – спокойно отвечает отец. – Я узнал сегодня. – Чарльз, ты скрывал это? – говорит мама, повернувшись ко мне. Она выглядит немного растерянной, потом ее лоб прорезает морщина. – Рейчел все это время преследовала вас? Планировала это? Но с чего ей хотеть убить Мэттью? Я не знаю, сколько уже известно моему отцу, но каким-то образом понимаю, что и дальше уклоняться от их вопросов бесполезно. Я глубоко вдыхаю и, не отрывая глаз от журнального столика перед собой, рассказываю им. Рассказываю им то, что Мэттью рассказал мне чуть больше недели назад, когда мы вернулись от Эштонов. Рассказываю им, как Джонни Холден организовал нападение на Мэттью и сломал жизнь Колетт. Как она родила Титуса в Норвегии, и как последующая смерть Джонни сделал из Мэттью убийцу. Родители молча слушают. Затем мама говорит: – Ты все это время знал и ничего не сказал? Я поднимаю голову и взглядом пытаюсь выразить, как сложно и болезненно для меня все это. – Я должен был хранить тайну Мэттью. Расскажи я кому-то, это поставило бы их – вас – в невозможное положение. Она разочарованно вздыхает. – Да, но когда его убили, было бы правильно рассказать все полиции. Это делает ее мотив ясным. Я умоляюще протягиваю руки. – Как я объяснил бы, что сам не пошел в полицию, зная, что Мэттью убил – или, по крайней мере, сыграл роль в смерти – брата Рейчел? Я молчал много дней. Я не пошел в полицию и не рассказал им ничего, когда узнал, и кроме того, намеки на влюбленность Рейчел в Мэттью отвлекают внимание от Титуса, и Рейчел выглядит просто как психически больная, оскорбленная ревнивица. Я перевожу взгляд на отца, надеясь, что он хотя бы покажет, что понимает мое сложное положение. Он пригвождает меня пристальным взглядом и говорит тихим, твердым голосом: – Ты поступил крайней глупо, Чарльз. Полиция выяснит это. Пока мы разговариваем, они прочесывают прошлое Рейчел и найдут связь, если не узнают раньше от нее. Внезапно мама поднимает руки и говорит: – Перестань, Майкл. Все будет хорошо. В конце концов выяснится то же самое. Они выяснят причины, Рейчел сядет в тюрьму за убийство, а Чарли с Титусом будут в безопасности. Даже если она решит отказаться от признания, это все равно весьма обличающий мотив. До тех пор, пока Титус сохраняет спокойствие. При этих словах мой отец переводит взгляд с меня на нее с еще более мрачным и обеспокоенным видом, чем мгновениями ранее. – Отчасти я думаю, что было бы лучше, если бы мы не говорили об этом, но твоя мама рассказала мне, что Титус сказал ей вечером перед убийством Мэттью. И я согласен с твоей мамой, что Титус нуждается в защите. У него великое будущее, я уверен. Будет трагедией, если полиция выяснит настоящую правду. Некоторое время после этого я молчу. Потом встаю. Я не планирую уходить. Я достаточно уходил от проблем. Я лишь подхожу к окну, смотрю на умирающий свет позднего вечера, затем возвращаюсь и сажусь напротив родителей. – Я всегда буду благодарен за то, что вы оба готовы прийти на помощь мальчику, который даже не ваш биологический внук. Это много значит для меня. Что вы оба были рядом всю его жизнь. И сейчас. Но я правда должен спросить: почему вы так уверены, что это Титус убил Мэттью? Мама с папой в изумлении смотрят на меня. – Но… я думала, мы все понимаем, что именно это… произошло, верно? – говорит мама. Затем меняется в лице. И смотрит на меня со смесью жалости и ужаса. Глава 43 Чарли Неделя убийства Проснувшись утром после нашей адской ночи, я обнаружил, что надо мной стоит Титус. Я лег на диване в гостиной, не в состоянии находиться рядом с Мэттью после нашего разговора. Я проигнорировал гостевую спальню и выбрал гостиную – мне требовалось достаточное расстояние между нами. Титус был одет в белую футболку от Ральфа Лорена и голубые шорты. – Что ты делаешь внизу? – спросил он с непроницаемым выражением лица. – Вы с папой поспорили? Я пару раз слышал, как хлопала дверь.