– Готова? – Ага. Сядешь за руль? – спросила я. Темнеет, а я вижу не так хорошо, как раньше, особенно ночью. – Конечно, – ответил он. C улицы доносится разговор. Выглядываю в окно и со спокойной душой замечаю, что все трое разошлись по домам. Видимо, сеанс сплетен окончен! – Давай поедем на твоей машине? Моя грязная. – Так помой ее, – ворчливо замечаю я. – Когда-нибудь помою, – шутливо отвечает он. Достаю из сумки ключи. – Ладно, поехали на моей. Берет ключи, садится в машину и выезжает из гаража. – Куда едем? – Как насчет итальянского ресторана «Паезанос». – Раз хочешь, поехали. – Хадсон включил поворотник. Сажусь в машину, в руках сумочка. Думаю о том, что закажу. Часто беру пасту карбонара, но сегодня хочу тортеллини. Мои мысли прервала желтая полоска. Проезжаем дом Молли. Выпрямившись, показываю на полицейскую ленту: – Помнишь девушку, с которой нас познакомил Тео? Это ее дом. Сбросив скорость, он удивленно осмотрелся: – Тот, что огорожен желтой лентой? Я киваю и жду хоть какое-то упоминание о том, что они виделись после пятницы. Устроил ли им Тео встречу, как и обещал? Хадсон только спросил: – А что случилось? – Она умерла, – прошептала я, не зная почему. Мы поехали дальше, желтая лента потерялась из виду. – Это правда? Я снова киваю. – Как? – Не знаю, – ответила я. – Этим утром подруга нашла ее мертвой. – Какой ужас! В машине воцарилась тишина, будто никто из нас не знает, что сказать. Смерть на это способна. Окунуть в молчанье. C облегчением замечаю, что мы уже на парковке. В «Паезаносе» нас посадили за высокий столик у окна. Сегодня снова жарко. Как хорошо, что над нами работает кондиционер. Полно народу, все столики заняты. Слышится смех, разговоры, звон посуды. Горит приглушенный свет. – Бывал здесь с друзьями, но что приду сюда с тобой – никогда бы не подумал! – громко сказал Хадсон, рассматривая в руках красочное меню. – Да, твой отец не особо любил ходить по кафе, – объяснила я, закрывая меню и кладя его на стол. Уже решила, что закажу тортеллини. – Но с Сюзанной мы частенько здесь бывали. – Сюзанна, – улыбнулся Хадсон, он наверняка вспомнил забавный случай. О ней всегда говорят с улыбкой на лице. – Как она поживает? – Очень даже хорошо. У Сюзанны все по-прежнему. Принесли напитки, вскоре подошла официантка и приняла заказ. – Держит бар? – спросил Хадсон, когда официантка ушла. Он подносит запотевший стакан пива к губам, на бороде и усах остается пена. – Ну еще бы. И собирается работать так до конца своих дней, – говорю я и с ужасом думаю о Молли. Чем она там занималась при жизни? Пальцами стучу по ножке бокала. – Сто лет там не был. Что-нибудь изменилось? Сделав глоток вина, я поставила бокал на стол и пожала плечами: – Не знаю. Тоже давно там не была. – А почему? – спросил он. – Ты же постоянно зависала в баре. – Ты прав, но когда? Когда выступала с группой, – заметила я. – Теперь этот бар напоминает мне о том, чего не вернуть. Когда Даррену поставили диагноз, я ухаживала за ним дома и редко уходила по вечерам. Он уволился, ему назначили пенсию. Помимо этого, я продолжала получать роялти с написанных мною песен. Так что выходить на работу мне не пришлось. Даррен умер. Спустя пару месяцев я раз или два приходила к Сюзанне в бар. Но там было грустно. Слишком много воспоминаний. А с Сюзанной мы и так постоянно вместе завтракали и обедали, говорили по телефону. Пообщаться с ней я могла и вне бара. Были времена, когда я пропадала почти каждую ночь. Это позже я стала домоседкой. – Туда стоит сходить, – вдруг предложил Хадсон. Я посмотрела на него с любопытством. – Думаешь? – Да-да, мне и тебе, – он показал сначала на меня, потом на себя. – Стоит туда сходить. – Пойти в бар с матерью? Шутишь? – Нет, я серьезно. Официантка вернулась с заказом. Поблагодарив ее, беру вилку и втыкаю в пасту, от которой идет пар. Хадсон принимается за пиццу. Проглотив кусок, вытирает рот салфеткой. – Пойдем сегодня. – Что? – Наверное, ослышалась. Рот прикрыт салфеткой, не пойму, что он сказал. – Все, доедаем и идем, – отрезал он, будто уже принял решение. – Не знаю… – Опускаю ногу, что была закинута на другую, и начинаю нервно стучать носками туфель о пол. – Давай, будет огонь. Огонь?! – Не уверена… Он рассмеялся. – Мам, тебе стоит немного взбодриться. Отказаться? Не хочу, чтобы с его лица пропала широкая улыбка. Боюсь испортить вечер. Впервые за долгое время он проводит его не с друзьями. Со мной, и только со мной. – Ладно, но домой вернемся не поздно. – Нужна хотя бы видимость контроля. Мне известно, как Хадсон засиживается допоздна. – Согласен. Мне завтра рано на работу. Смотрю Хадсону поверх плеча. В ресторан вошла семья. Маленькая девочка говорит громко, ее губки двигаются быстро, она напоминает мне Кендру, которая научилась говорить очень рано. Выражение лица мамы мне знакомо: ей вроде и интересно, но она уже устала. Мыслями возвращаюсь к нашему столику. Наклонившись над тарелкой, Хадсон ест еще один огромный кусок пиццы. Надо что-то сказать, так ведь? Или что-нибудь спросить? О чем мы говорили? Пытаюсь вспомнить, но в голове пустота.