Убийство. Убийство. Это не несчастный случай. Не суицид и не сердечный приступ. Молли убили. Провожу пальцами по спине Боуи. Виляя хвостом, он подходит ближе. Кладет голову мне на бедро, чувствую его тепло. Когда Даррен умер, мне бывало страшно оставаться в огромном доме одной, особенно по ночам. Я напоминала себе, что на нашей улице всегда более-менее спокойно. Редко когда грабили дома, угоняли машины или крали с дорожки велосипеды. Но убийство? На моей памяти оно тут первое. Молли я встретила всего раз. Мы не были друзьями и даже знакомыми. Но все равно тяжело осознавать, что ее нет. Страшно представить: всего неделю назад я видела ее живой и здоровой, а теперь она мертва. Я всегда тяжело переносила смерть. Многое в жизни обрывается не так резко. Всегда есть второй шанс. Всепрощение. С восходом солнца приходит новый день. Многое можно исправить. Кроме смерти. Если кто-то умирает, его не вернуть. Не воскресить из мертвых. Теперь я хорошо знакома со смертью: мама, Хезер, Мак, Даррен. Мы со смертью старые подруги. Но все же, когда она приходит, я не перестаю ужасаться. Вместе с Боуи спешим домой, наливаю себе кофе и поджариваю хлеб. Интересно, как убили Молли? Журналистка не сказала. Застрелили? Закололи? Задушили? Трогаю пальцами свою шею, нахожу трахею. Больше всего в жизни я боялась задохнуться. Ловить воздух ртом и не вдыхать его. Боялась быть беспомощной, до ужаса напуганной. Но страшнее всего – умирать медленно и мучительно. От этой мысли меня охватила паника. Трясу головой. Откашливаюсь. Из тостера выстреливает хлеб – страшно пугаюсь, понимаю, что есть совсем не хочу. Отдаю тост Боуи. Надеюсь, с Молли обошлись более гуманно. Застрелили. Безболезненно и быстро. Услышала бы я выстрел? Поняла бы, что это он? Сказали, что это умышленное убийство и только. Рядом с моим домом убили женщину. Как и я, она жила одна. Мы имеем право знать, что произошло. Вчера на кухне я оплачивала через ноутбук счета, он стоит там же. Рядом с ним несколько сложенных бумаг и разорванные конверты. Отодвинув их в сторону, усаживаюсь на кухонный стул. Передо мной темный экран, в нем – мое отражение. Кладу руки на клавиатуру, но они не двигаются. Вот, блин. Забыла, как он включается. Мама села на диван и уставилась в выключенный телевизор. – Мам? – потрогала ее за плечо. – У тебя все хорошо? – Хочу что-нибудь посмотреть, – ответила она. – Ладно. – Я посмотрела на пульт в ее дрожащей руке. – Включи телевизор и выбери канал. – Я не помню как. Душа ушла в пятки. Нет, не сейчас. За компьютером я сидела вчера. Я знаю, как его включить. Но руки так и не двигаются. В голове звенящая тишина. Уже собралась звонить Хадсону, как пальцы пришли в привычное движение: нашли мышку, на экране загорелось поле для ввода пароля. Его я вспомнила всего за пару секунд. Но сердце в груди до сих пор бешено стучит, трясется каждая косточка. Стараясь не обращать на это внимания, в поисковик ввела «Молли Фостер». Тут же выскочил десяток статей. Нажала на первую ссылку. Написана местным новостным каналом, для меня тут ничего нового. Ее имя. Где живет. Подруга, что нашла труп. Полиция предполагает, что это убийство. Номер, по которому звонить, чтобы сообщить любого рода информацию. Пролистала вниз, открыла еще несколько статей, но в них одно и то же. Закусив губу, гляжу в окно, руки лежат на клавиатуре. Сегодня среда, на улице чудесная погода, Лесли как обычно сидит на крыльце с кружкой в руках. Не сомневаюсь: с минуты на минуту за порцией сплетен придут Бет и Шелли. Не хочу участвовать в глупой соседской болтовне, на которую собираются вот уже десять лет. Но этим утром меня все же кольнула зависть. Вдруг Лесли знает то, чего не знаю я? То, чего мне не найти через компьютер? Откуда ей знать? Прежде у нее действительно был источник информации. Еще с тех времен, когда мы были друзьями. Джеймс. Он работал детективом в отделе Сакраменто. Но после размолвки он перевелся в другой отдел, ближе к заливу. Не думаю, что они поддерживают общение. Разводились со скандалом. Снова посмотрела на компьютер. Видимо, что-то нажала, потому что статья закрылась. Открылись комментарии под ней. Прокрутила, в них почти одно и то же – не удивлена. «Как жаль». «Такая молодая». «Сил ее семье». Но когда увидела следующий, меня словно громом поразило. «Эта сука получила по заслугам. Настоящая шлюха». Придурок! Когда мы пели, таких как он, я встречала часто. Мужиков, которые считали, что за деньги и время, потраченное на выступление, я что-то должна им. Будто музыки им не хватило. Хорошо помню, как один мужик после концерта зажал меня в углу, я спокойно попросила отойти, но на это он сказал, что я строила ему глазки весь вечер. Ему не хватало мозгов понять, что из-за прожекторов мне в зале почти никого не видно. Чаще всего, когда пою на сцене, кажется, будто улыбаюсь каждому, но на деле я никого не вижу. Автор этого гнусного комментария подписался как «Аноним». Ну конечно! Трус. В его словах столько ненависти, не представляю, какую злость надо таить в себе, чтобы так написать о мертвой девушке. Этого человека я не знаю, но пытаюсь себе представить. Может, он как-то связан с тем, что произошло? Молли отвергла парня, и он потерял надежду. В моей голове разворачивается картина: разъяренный мужчина вцепился в шею Молли и изо всех сил сжимает ее. И тут всплывает давно забытое воспоминание. Слышу грохот. Потом скрежет и топот, они сменяются, пронзительный крик. Шум раздается со второго этажа. Я напрягаюсь. Что еще? Только убрала разбитую Хадсоном вазу. Боже, эти двое в последнее время постоянно дерутся. Я их не наказываю – Даррен на меня из-за этого ругается. – Ты их мать, или тебе тоже восемь? – Пару дней назад Хадсон накричал на сестру. Я была рядом, но даже не знала, что им сказать. Из-за моей слабости они чуть не поубивали друг друга. Вдруг шум прекратился, дом накрыла тишина. Именно поэтому я и вскочила. Как бы ни раздражал весь этот шум, он был привычный. Тишина означала, что что-то не так. Взлетев по лестнице, я ворвалась в комнату Хадсона. Сжав горло сестры, Хадсон сидел на ней, Кендра пыталась отбиться. Для своего возраста Хадсон был слишком большим и сильным. – О господи! Хадсон, прекрати! – прокричала я. Повернувшись на мой голос, он отпустил ее, а она вылезла из-под него, толкнула в грудь. Cтукнувшись головой о кровать, он ойкнул и снова бросился на Кендру. Она завизжала. Во мне запылал пожар, маленькая искра разгорелась. – Хватит! – Схватив Хадсона за плечи, я начала трясти его. – Да что ты творишь? – Это она начала! – возразил мне сын.