Слушаю ее. Компьютер включается с шумом – вижу вверху экрана открытые вкладки. Статьи про болезнь Альцгеймера. Сердце у меня сжимается: она так сильно хочет помочь. У меня не хватает смелости рассказать ей о записи к врачу. Она точно будет настаивать, чтобы я пошла к нему. Она будет надеяться. А что если доктор Штайнер не в силах мне помочь? Что если никто из нас не в силах мне помочь? Помню, как я мучилась, когда через все это проходила мама. Какой беспомощной я себя чувствовала. Не могу позволить, чтобы такое же повторилось с Кендрой. Она показала на экран. – Эта статья о питании и как оно влияет на состояние мозга. Отправлю тебе по почте, договорились? Если хочешь, я помогу, составим на неделю список продуктов и блюд. Уверена: пока тут Хадсон, ты ешь не самую полезную еду. В ее словах есть доля правды. В последнее время заказываю доставку чаще обычного, но все равно качаю головой. – Я хорошо питаюсь. Открывая почту, Кендра молчит. – Вот, отправила. Прочти и поделись мыслями. Кладу руку ей на плечо. Она вся напряглась, стараюсь не обращать внимания. – Спасибо, Кендра. Что бы я делала без тебя. – Ох, скажешь тоже! – На высоком стульчике начинает кричать Мейсон. – Мама уже идет. Не плачь. – Она закрывает ноутбук и встает со стула. Скоро вернется Хадсон. Хочу поговорить с ним прежде, чем уйдет на тусовку с друзьями или на весь вечер закроется в комнате. – Если моя помощь больше не нужна, я пойду, – говорю я. Кендра в это время снова усаживается напротив Мейсона. – Хорошо, спасибо, мам, – улыбается она мне, поднося к губам Мейсона ложку, полную оранжевой смеси. Он широко открывает, а потом закрывает ротик. – Всегда пожалуйста. Чмокнув внука в щеку и приобняв Кендру, выхожу на улицу, вечерний воздух прохладен. Не могу избавиться от странного чувства, что Кендра мне рассказала не все. Глава 12 За простеньким ужином из томатного супа и жареных сэндвичей с сыром рассказала Хадсону, как прошел день. Только умолчала о том, как лазила по его страничке в «Фейсбуке» и проникла в дом Молли. Зато поделилась планами по поводу визита к врачу, чему он явно обрадовался. Рассказала, что сидела с Мейсоном, пока Тео допрашивали в связи с убийством Молли. Застыв с пустой ложкой над тарелкой, наблюдаю за его реакцией. Он лишь откусил сэндвич, положил его обратно в тарелку. Расплавленый сыр, прилипнув к зубам, потянулся ниткой и оборвался где-то на полпути. Свисая с подбородка, сыр все так же раскачивался, словно надоедливая нитка на одежде, которую надо отрезать. Убрав сыр салфеткой, он сказал: – Ну да, правильно, что опрашивают всех, кто с ней работал. – Всех? Думаешь, Тео много о ней знал? Разве Тео говорил, что они работают в одном отделе или занимаются одним проектом? Не находишь это странным? – Знаю, вышел бессвязный набор вопросов, но никак не могу избавиться от странного ощущения, что Кендра что-то не договорила. – Не вижу смысла переживать. Ты видела, какие у Тео слабые руки? Ими он точно никого бы не задушил. – Он издал звук, что-то среднее между смехом и покашливанием, как бы подчеркивая, насколько мои мысли нелепы. Соскребая остатки супа, замираю с ложкой в руках. – Откуда ты знаешь, что Молли задушили? Отхлебнув суп из ложки, он облизал губы. – Ээ… Не помню. Должно быть, где-то прочитал или услышал в новостях. Я ищу информацию целыми днями. Это никак не могло пройти мимо меня. Но, видимо, прошло. Откуда еще Хадсону знать? Он бы тогда не говорил так непринужденно. Остатки сэндвича он запихнул в рот, борода украшена крошками. – Почему ты не сказал, что виделся с Молли в субботу вечером? – спросила я, опустив взгляд и водя ложкой по дну тарелки. Повисла длинная пауза, он пожал плечами. – Посчитал неважным. Посмотрела на него. – Ты встретил девушку, и этой же ночью ее убили. Как такое может быть неважным? – Я видел ее не больше двух секунд. – По мнению Джареда, было иначе. Хадсон покачал головой. – Джаред не знает, о чем говорит. Я поражена, что Хадсон такой спокойный. Ущипнув себя за палец, делаю глубокий вдох и задаю вопрос, что целый день жжет меня изнутри: – Ты же не заходил к Молли? Его глаза вспыхнули. – Конечно нет. Почему ты меня об этом спрашиваешь? Чуть было не рассказала ему про разговор с соседями Молли, но решила промолчать. Это его сильно заденет. И, вероятно, разозлит. В наши дни бородатых парней пруд пруди. Почему я сразу подумала на Хадсона? На языке теплится еще один вопрос. Начинает обжигать, надо спросить, не могу больше терпеть. – Блонди, кто это? На долю секунды он выглядит ошарашенным, будто не понял, что тема разговора сменилась. – Что? Я вздыхаю, плечи опускаются. – Я… Ну… На днях тебе пришло сообщение, а телефон лежал… на видном месте… Я не собиралась смотреть. – О боже, ну и кто теперь врун? – Но увидела имя. Блонди. И мне стало интересно, кто это. Какая-то знакомая, твоя бывшая? – А, ты об этом, – качает он головой: туман непонимания рассеивается, и на его лице появляется улыбка, напоминая солнце, что пробивается сквозь серую дымку. – Нет. Это мой приятель Стив. У него светлые волосы. Давно в шутку я начал называть его Блонди. Любим подкалывать. Издеваемся друг над другом, понимаешь? Киваю. Может, это сообщение – дружеский подкол? Ответ на дружеское подтрунивание, которыми они постоянно обменивались. Шутка для своих, я в их счет не вхожу. Тяжело вздохнув, закрываю лицо рукой. – Извини. Не знаю, что на меня нашло. Думаю, это обстановка нервы расшатала. Лицо Хадсона смягчилось. – Понимаю, но тебе не о чем беспокоиться. Ты в безопасности. Я с тобой. Через силу киваю и улыбаюсь, тема закрыта, а я так и не призналась, что беспокоюсь не о себе. Из головы не выходит разговор с Хадсоном. Откуда он знает, что Молли задушили? Информацию об этом я так и не нашла. И не уверена, что я полностью поверила его объяснению про Блонди. Стою перед дверью в комнату Хадсона. Не могу решиться. Оглядываюсь. Включается кондиционер – я вздрагиваю, хотя знаю, что сын на работе. Слышно, как на первом этаже ходит Боуи. Вдали раздается шум дрели. Должно быть, кто-то делает ремонт. Но в остальном тишина. Сглотнув, делаю шаг вперед, повернув ручку, открываю дверь. Кровать Хадсона не заправлена, на полу разбросана одежда, у комода – пустые бутылки. Стою на пороге комнаты, внутри ведется борьба. Никогда не любила совать нос в дела детей. Это хорошо выходило у моей матери. Когда я была подростком, вернуться домой со школы и увидеть, что вещи в комнате переставлены, на полках что-то переложено – было обычным делом. – Ну, это моя комната, – отвечала она в оправдание, когда я требовала объяснений. – Я за нее плачу. Значит, я могу заходить сюда, когда сочту нужным. Вообще-то за дом платил отец, но я понимала, что лучше этого не говорить. Тогда я начала прятать вещи, которые хотела от нее скрыть. Журналы. Фотографии. А когда подросла – сигареты, липовые справки, письма от парней. Я сказала себе, что никогда не буду такой матерью. Матерью, которая входит к детям в комнату без разрешения и роется в их вещах. Но это совсем другое. Хадсон больше не ребенок. Он взрослый мужчина, что живет в моем доме. Очевидно, он что-то скрывает, и у меня есть полное право узнать, что именно. Захожу в комнату.