– Спасибо, – улыбаюсь, застенчиво вожу носком туфли по полу. – Что ты сказала? Хочешь танцевать? – спросил он, показывая на танцпол. – Конечно. Его руки крепко держали меня за талию, от него приятно пахло, каким-то знакомым одеколоном. Тогда мне этот запах показался самым приятным. В конце вечера я надеялась, может, он узнает у меня номер телефона, но он не спросил. Он ушел с родителями, и я решила, что больше никогда его не увижу. Сакраменто – большой город. Слишком много людей, чтобы жить надеждой на случай. Встретимся ли мы когда-нибудь? Я даже не знаю, в какой части города он живет. Но через месяц, как начался колледж, мы все-таки встретились. Был перерыв на обед, мы узнали друг друга в кафе. И на это раз он взял у меня номер. Через год я забеременела Кендрой. Виновата в этом только я. По вечерам часто пела, Даррен, не отрываясь, смотрел на меня взглядом, полным любви. Когда возвращалась за столик, он протягивал мне бокал; в итоге домой я возвращалась поздно, по утрам забывала выпить противозачаточное. Иногда четыре-пять дней подряд. О младенцах я ничего не знала. Никогда с ними не сидела, разве когда приходилось побыть няней у друзей матери. Но даже они понимали: надолго меня не хватит. У меня были куклы, но я не играла в дочки-матери. Другие девочки своих кукол качали, прижимали к себе. А я своих усаживала в ряд и пела – хоть какие-то слушатели. Я никогда не хотела быть матерью. Я хотела быть звездой. Но несмотря на это, своих детей я люблю и делаю для них все возможное. Надеюсь, однажды поймут. Доев сэндвич, кладу пустую тарелку в раковину и включаю кран. Крошки смываются, тарелка чистая и мокрая. Загружаю тарелку в посудомоечную машину и замечаю под ногтями грязь, с тревогой думаю, откуда она. Но потом вспоминаю: утром делала новую композицию из суккулентов. Смыв грязь, вытираю руку о полотенце. Над головой включается кондиционер. По коже пробегают мурашки. Иду наверх за свитером. Поднявшись, заглядываю вниз в гостиную. У фортепиано на лежанке крепко спит Боуи; солнечные лучи, падающие из окна, сверкают на его шерсти. Свернулся клубком, ему хоть бы хны. Ему, должно быть, хорошо! Зайдя в спальню, смотрю по сторонам, но в голове пусто. Зачем я пришла сюда? Вспоминаю. Приготовила сэндвич. Без колбасы. Правильно, надо добавить ее в список покупок. Но то было на кухне. Что мне понадобилось в спальне? Стою посреди комнаты, смотрю по сторонам и надеюсь: что-нибудь да всколыхнет мою память. Нет, ничего. Звонит в кармане. Достаю телефон. Это Кендра. – Привет, мам. Как дела? – Хорошо, – говорю я, а сама думаю о своем: пытаюсь представить, что мне понадобилось в спальне. – Читала статью, что отправила тебе? Вот блин. Статья о здоровом питании и как оно влияет на память. – Нет, пока нет. Но сегодня прочту. Как раз надо сходить в магазин. Прочту утром и перепроверю список покупок. – Сомневаюсь, что там будет что-то новое, но Кендре надо подыграть. – Да, прочти, пожалуйста. Думаю, пригодится, – говорит она. – Ладно, мне пора бежать. Но я хотела узнать: посидишь с Мейсоном в понедельник? – Понедельник? – Быстро спускаюсь, иду на кухню и смотрю на календарь. Запись к врачу во вторник, в понедельник у меня ничего. – Да, давай. – Супер, Тео завезет его утром в полвосьмого. – Договорились. – Записала? – спросила она. – Записала. – Хорошо. – Молчание. – В понедельник Хадсон работает, верно? Странный вопрос, но я отвечаю как есть: – Да. – Прекрасно. Кладу трубку, интересно, к чему она это спросила. – Мама! – закричала Кендра. Странно, что из окон стекла еще не повылетали. Ее голос раздался со второго этажа, мы с Дарреном смотрели телевизор в гостиной. Крик недостаточно громкий: посапывавший в кресле Даррен так и не проснулся. Тяжело вздохнув, я встала, внутренне уже напряглась. День был насыщенный, и я только присела отдохнуть. А меня отвлекли. Не спеша поднимаюсь по лестнице. Захожу в комнату Кендры, она тычет на пол и говорит: – Смотри, что натворил Хадсон! Картина в комнате словно из фильма ужасов. На полу валялись оторванные головы кукол и тела. И это не были куклы Барби. У Барби головы без проблем прикрепляются на место. Это были тряпичные куклы. Мы покупали их, когда она была еще малышкой. Между головами и телами, что устилали деревянный пол, растянулась вата, словно декоративная паутина для Хэллоуина. – Хадсон! – воскликнула я в ужасе и принялась отчитывать пятилетнего сына. Нет, это какой-то кошмар! Подняла с пола его детские ножницы. Их называют безопасными? О какой безопасности может идти речь, если он ими устроил такое? – Зачем ты это сделал? Скрестив руки на груди, он бросил на старшую сестру злобный взгляд: – Я не хотел играть в дочки-матери. Она заставила. Это она виновата. Кладу телефон в карман, слышу, как открылась входная дверь. Залаял Боуи. Выйдя в коридор, вижу, что в дом зашел Хадсон, в руке у него пакет продуктов. Подпрыгивая и лая, за ним бежит Боу. Хадсон прикрывается пакетом. – Боуи, фу! – кричу я. Пересекаемся взглядом с Хадсоном. – Ходил в магазин? В детстве его попробуй уговори сходить вместе за продуктами. Он тащился следом и все время ныл. Брала его с собой, только если Даррена не было дома. Не хотела оставлять сына одного. А так, конечно, походы в магазин его страданий не стоили. Дернув плечами, он пошел на кухню и поставил пакет на столешницу. – Твой список видел. – Спасибо. Заглянув в продуктовую сумку, нахожу нарезку из индюшиной колбасы. Стыдно, что утром на него разозлилась. Не стоило из-за Кендры плохо думать о сыне. Их детские ссоры – всего лишь вражда брата и сестры. Мое с ним общение – это совсем другое. И не надо смешивать. Кендра его плохо знает. Разумеется, я вижу в нем недостатки. Да, он не идеальный. Но такой милый. Был и есть. Он делает ошибки, иной раз может напортачить, но всегда загладит свою вину. – Что ты тут делаешь? – Было уже поздно, за окном стемнело. В комнате Хадсона тускло, лампа на комоде едва освещает желтым светом. Он сидит в углу, что-то от меня прячет. Десять минут назад сказала ложиться спать. На нем пижама с Бэтменом, подойдя ближе, услышала запах зубной пасты. – Хадсон. Дай посмотрю, – я чуть к нему наклонилась. Он повернулся и показал то, что прятал. Это была кукла Кендры. Пытался приклеить голову скотчем. Почти получилось, только вот ненароком он прилепил ее задом наперед. Выглядело жутко: из спины торчало лицо, при каждом движении рук Хадсона голова слегка клонилась набок и покачивалась. Выдавив из себя улыбку, нежно погладила Хадсона по голове. – Чинишь куклу Кендры? Какой молодец! Но уже поздно, пора спать. Давай-ка ты закончишь завтра, идет? Хмурясь, он кивнул. У меня кольнуло в груди. Он обидел свою сестру, но теперь пытается все исправить. И это очень важно. – А знаешь что, – сказала я, ведя его к кровати. – Завтра мы поедем в магазин, и ты поможешь мне выбрать пару новых кукол для Кендры, согласен? – Уголки его рта чуть приподнялись. Лег на подушку, кажется, настроение у него поднялось. Пока я укрывала его одеялом, кукла с выкрученной головой таращилась на нас с пола. Меня пробрала дрожь: черные глаза-бусинки и вывернутая шея – жуть. – Давай помогу, – говорю я, выходя на улицу следом. На другой стороне улицы в доме Лесли открывается дверь. Хадсон достает из багажника сумку. На крыльцо выходит мужчина. Крупный, волосы седые. Хадсон распрямляется и удивленно спрашивает: – У Лесли появился бойфренд? – Насколько знаю, нет. – Мужчин рядом с ее домом не видела несколько лет. Я приглядываюсь. – Господи! Это что, Джеймс? – Думаешь? – Хадсон тоже прищурился. – Может быть. Немного поднабрал, волосы уже не каштановые, а скорее седые, но это точно он. Чем дольше смотрю, тем больше убеждаюсь. Но что он тут делает? Смотрит в нашу сторону, машу ему рукой. С ним у нас не такие плохие отношения, как с Лесли. На самом деле, когда он уезжал, у нас состоялся достаточно теплый разговор. Но сегодня на мое приветствие он не ответил. Вместо этого он внимательно следит за Хадсоном со спины: тот с сумками поднимается по ступенькам.