Пытаюсь разглядеть. Да, очки на переносице мужчины. И этот мужчина крадется перед моим домом. Глава 19 Прячусь под окном, надеюсь, меня не заметили. Незнакомец одет во все черное, кажется, будто в ночном небе одна голова болтается. Если бы не очки, то я бы его не заметила. Непонятно, что он тут делает, но стоит у калитки. Прижимаю руку к груди: сердце бешено стучит о ребра. Вспоминаю желтую полицейскую ленту вокруг дома Молли; носилки, на них накрытый простыней труп Лесли. За одну неделю два загадочных убийства в моем районе, и этот мужчина у меня во дворе. Возможно, это тот, кого подозревала Лесли. – Хадсон! – прохрипела я, но вышло так тихо, что он вряд ли услышал. Щелкаю пальцами – может, Боуи подойдет. Стала замечать, в последнее время он спит на кровати в моей спальне. На секунду задумываюсь, а звали ли Лесли и Молли на помощь, и если да, то кого. С ними никто не жил. Значит, никто бы их не услышал. Несколько недель назад я тоже жила одна. Сердце бьется сильнее, зову еще раз: – Хадсон! На этот раз, приоткрыв дверь комнаты, он выглядывает, волосы еще не высохли; при виде него сердце перестает биться так часто. – Да? – Он удивленно на меня смотрит. Скрючившись под окном, со стороны выгляжу забавно. – Что такое? – Так Даррен говорил с детьми, когда они ныли десятый раз за день. – Там кто-то ходит, – уверенно произношу я, тыча пальцем в окно, – во дворе. Минуту он на меня смотрит, потом снова удаляется в комнату и появляется с деревянной бейсбольной битой. Идет по лестнице через ступеньку вниз, в руке раскачивается бита. – Стой тут. Я разберусь. Он вылетает на улицу с такой скоростью, что я даже не успела его остановить. Странно, что позволила ему ввязаться. Я же мать. Не я ли должна его защищать? Но тут же понимаю, что эти мысли ни к чему не приведут. Хадсон моложе. Сильнее. В два раза выше меня. Решившись краем глаза посмотреть на улицу, немного поднимаю голову. Хадсон вышагивает по лужайке, в руке – бита. Незнакомца в черном больше не видно. Но Хадсон двигается туда, куда крался и он. Следя за сыном, чуть шею себе не свернула. Он зашел за угол. Прижавшись к стеклу, чувствую, как покраснело лицо. По «Холлмарк» началась очередная мелодрама. Слащавый разговор и веселая музыка никак не сочетаются со всей ситуацией: с темнотой на улице, с незнакомцем у меня во дворе и с тем, что мой сын пошел туда с бейсбольной битой в руках. Боже мой, нельзя было его отпускать! Распрямляю спину и на трясущихся ногах спешу к выходу, где валяются шлепки. Надеваю их и выхожу на улицу. В лицо ударяет холодный воздух. Для такой погоды не совсем подходяще одета: лосины и тонкая футболка. Дрожа от холода, слетаю по ступенькам вниз. – Хадсон! – кричу я. Тишина. Стою во дворе. – Хадсон! – ору я на этот раз громче. – Я здесь. Услышав его голос, я жутко перепугалась, он оказался ближе, чем я думала; какой-то он слишком спокойный для человека, который оказался в опасности. Вижу его, завернув за угол. – Хвала небесам. Вы так долго говорили, что я решила, что с тобой что-то случилось. – Касаюсь его руки и вижу напротив мужчину. Невольно отшатнулась. – Мама, это Джон. Он живет в двадцать первом доме, прямо за углом. Понимаю, он пытается меня успокоить, но ничего не выходит. Молли, скорее всего, убил кто-то из нашего района. Почему этим кто-то не может оказаться Джон? Глаза со временем привыкают к темноте, и я лучше его вижу. Он явно чуть младше меня, темные волосы, заурядная внешность, по комплекции как Хадсон. В общем-то ничего такого. Где-нибудь я его уже видела, но внимания не обратила. – Здравствуйте, Джон, – говорю я настороженно, но вежливо. – Извините, что напугал вас. Просто осматриваю район. Мне что-то померещилось во дворе ваших соседей, вот и решил подойти ближе. Только и всего, – ответил Джон. – Он помогает полиции следить за районом, – объяснил мне Хадсон. – Помогаете полиции? – отпускаю руку Хадсона. – Я даже о таком не знала. – Ну… мы только начали сотрудничать, – объясняет Джон, его слова меня ранят: никто мне об этом не рассказал. – Понимаете, то, что произошло на неделе… Завтра вечером у нас собрание, придут все, кто помогает полиции, если хотите, присоединяйтесь. – Где оно пройдет? – спрашиваю я. – У дома О’Лиров. – О’Лиров? Ясно. Это дом Бет, почему-то я совсем не удивлена. – Приходите, – продолжает он. – Завтра в семь вечера. – Хорошо, спасибо за приглашение. Я продрогла до костей, руки покрылись гусиной кожей, течет из носа. Шмыгая, переступаю с ноги на ногу, чтобы согреться. Хорошо, что тапки надела, а то не продержалась бы долго. – Мы пойдем, – Хадсон меня приобнял. – Еще раз извините, что напугал вас, – сказал Джон, пока Хадсон уводил меня в дом. Когда оказываемся внутри, у меня зуб на зуб не попадает. Разбуженный, по-видимому, волнением в доме, с лестницы навстречу мне спускается Боуи. Усевшись на диван, заворачиваюсь в плед. У ног свернулся пес. Хадсон оставляет биту у стены рядом с входной дверью. – Где ты ее взял? – Была уверена, что весь его спортивный инвентарь давным-давно отдала на благотворительность. Может, когда уезжал из дома, с собой забрал. – Это моя. – Он повернул биту так, что стал виден логотип спортивного клуба. Его любимая, еще с детства. Бывало они с Дарреном частенько сидели на диване в одинаковых футболках с логотипом клуба и смотрели игру. – Наталия подарила на день рождения. – Он проходит в гостиную и садится напротив меня в кресло. – Уходя от нее, я взял с собой немногое. Я, наконец-то, немного успокоилась, и сердце теперь стучит не так бешено. Его слова мне показались странными: действительно, когда он ко мне вернулся, был почти без вещей. – А почему не все? – Я взял столько, сколько она мне позволила. Он попытался сказать это безразлично, но я знаю, что он врет. Я видела Наталию. Она крошечная. Если бы Хадсон решил вынести коробку, то она никак бы его не остановила. Да разве по силам ей без вещей выставить его за дверь? – И что же она сделала? Приставила к виску пистолет? – пошутила я. – Почти, – ответил он, нервно покачивая правой ногой. – Эта баба чокнутая. – От слов, что сказал сын, у меня во рту пересохло. – Я не шучу. Когда она выходила из себя, то крышу у нее знатно рвало. В ту ночь, когда меня выгнала, она орала и швырялась вещами. Она кричала так громко, что к нам пришел сосед. Наталия тут же изобразила из себя жертву, и, конечно, сосед клюнул на это, так что мне пришлось уносить ноги. Взял с собой всего лишь спортивную сумку и гитару. За неделю до этого я играл с друзьями в бейсбол – к счастью, бита оказалась в сумке. – Хадсон провел по бороде рукой. Постоянно так делает. Вряд ли осознанно. – Потом я пытался вернуться в квартиру, но она не пускала. У нас изнутри была цепочка, так вот Наталия стала закрываться на нее. Наверняка можно было выломать дверь, но я не собирался этого делать. Думал, она успокоится. Но нет, не успокоилась. Дошло до того, что она сменила эти чертовы замки и мне пару раз пришлось наведаться к ней в магазин. Понимаешь, я всего лишь хотел забрать свои вещи. Но знаешь, что она сделала? Я знала, но сделала вид, что нет – покачала головой. – Она пошла в суд, и на меня наложили этот треклятый запретительный приказ! Можешь в это поверить? А я всего лишь хотел забрать вещи. Я ж говорю – чокнутая. – Он откинулся на спину кресла. Многое в его рассказе вызывает у меня сомнения. Когда я возмущалась, Даррен тоже называл меня чокнутой. Хотя сам он чуть что выходил из себя. Дескать, имеет право на эмоции по любому поводу, а я злюсь непонятно почему, истерю на пустом месте. Но я понимаю, почему это так злит Хадсона. Будь я на его месте, я бы так же злилась. И я рада, что он наконец-то рассказал о запретительном приказе. Может, он это от меня и не скрывал. Может, ждал подходящего момента. В последнее время он начал выходить из своей скорлупы, стал более разговорчивым. – С чего ты решил, что она ходила в суд? Звучит странно, особенно если учесть, что из вас двоих агрессивно себя вела она. – В этом она вся. Любит разыгрывать драмы. Строить из себя жертву. Когда мы только познакомились, она рассказывала, что бывший ей изменял. – Он покачал головой, презрительно скривил рот. – Но это была неправда. Он не изменял ей. – Что? – Про измену она говорила и мне. Так это была неправда? И если солгала об этом, про что солгала еще? – Ну да, – он пожал плечами и одновременно поднял брови. – Думаю, ей просто внимания не хватает. Конечно, тогда мне было ее жаль, хотелось как-то защитить. Ты же знаешь, какие жуткие встречаются парни. И вот она снова оказалась бедной несчастной девочкой. Почему-то, когда она выгнала меня из дома, этот сосед стал все время околачиваться рядом. Уверен, она впилась в него когтями так же, как в свое время в меня. Он наверняка и сейчас охраняет ее, строит из себя верного сторожевого пса. Повисла тишина. Хочется сказать что-нибудь ободряющее, но что – понятия не имею. Тогда я решаю сказать: