– Ну, просто кажется… – я пыталась подобрать слова. – Когда вы вдвоем, то какие-то напряженные. – Думаю, мы оба устали, – ушла она от ответа. – Так, хватит об этом. Ты вряд ли звонишь мне, чтобы обсудить мои отношения с мужем или проблемы со сном. Что-то произошло? – На самом деле да. Поэтому и позвонила тебе. – Неужели? – теперь она слушает меня более внимательно. По голосу понятно. Думает, буду жаловаться на брата, хотя раньше я так никогда не делала. Надеется на это. Я точно знаю. – Да. Я… я… в начале этой недели я была на приеме у доктора Штайнера, сдала анализы. – Была на приеме? И мне ничего не сказала? – Говорю сейчас. – Я не об этом. Ты не сказала до приема. Я бы с тобой пошла. На ее глупое предложение я никак не отреагировала. Я уже взрослая девочка. К доктору могу и сама сходить. – Все прошло хорошо. И этим утром я получила результаты, все анализы в норме. Молчание. Жду. Немного кашляю. Стучу ногтями по столу. Один ноготь сломан. Думаю, что надо бы записаться на маникюр. Она сбросила? – Кендра? – Да. Я тут. Эм… А какие анализы ты сдавала? – Анализ крови, тесты на когнитивные способности и была на МРТ. Я пришлю тебе по почте. – И ты говоришь, что все результаты в норме? – Это удивительно, да? – Ответив Кендре, почувствовала себя более уверенной, ощутила радость. Даже и не верится! – Да, удивительно, – слышу, что моего энтузиазма она не разделяет. – Не похоже, что ты рада. – Еще как рада, мам. Чудесная новость. Совсем не ожидала. Просто… – Что? – Почему у тебя тогда проблемы с памятью? – Хороший вопрос. – Но ты все равно пришли мне анализы, – попросила Кендра. – Я посмотрю, и, может, сходим к доктору Штайнеру вместе, у него узнаем. – А вдруг результаты анализов неверные? – Вряд ли, уверена, здесь нет никакой ошибки. Проблемы с памятью могут быть вызваны чем-то другим. Надо всего лишь понять чем. Положив трубку, я ощутила невероятное чувство радости. Раннюю стадию Альцгеймера не обнаружили. Меня не ожидает то, что было с моей матерью. Лучше новость этим утром и придумать нельзя было. Я так счастлива, что меня не расстроила даже странная реакция Кендры. Хотя другого ожидать и не следовало. Она всегда такая сдержанная. Такая разумная. И порой настроена скептически. Хадсон долго звал ее Дебби Даунер, в честь героини из передачи «Субботним вечером в прямом эфире», которую исполняла Рейчел Дрэтч. Но Кендра сама сказала, что результаты анализов правильные. И мои проблемы со здоровьем никак с ними не связаны. Потом я позвонила Хадсону, уж он-то точно обрадуется. Именно Хадсон хотел, чтобы я сходила на прием к доктору Штайнеру. Не отвечает, оно и понятно – на работе. Я написала СМС: «Привет. Хотела поделиться чудесной новостью. Звонил доктор Штайнер, похоже, Альцгеймером я не больна. Позвони, как освободишься. Твоя сестра не особо этому рада. Ищу вот, с кем бы разделить радость». Положив телефон, встаю из-за кухонного стола и иду к холодильнику за водой. Обращаю внимание на записки, что висят на холодильнике и на календаре снизу – когда проходишь мимо, раскачиваются из стороны в сторону. Насчет одного Кендра точно права. Проблемы с памятью вызваны чем-то другим. И если деменции у меня нет, то почему я тогда все забываю? Подойдя к календарю, читаю записки. На последних написано: МРТ, доктор Штайнер, студия искусств, Хадсон на работе, на ужин придет Кендра. Перелистываю календарь на предыдущий месяц, внимательно изучаю дни, вдруг что-то забыла. Палец замирает на дне, о котором я так много думаю, – сердце перестало биться. «Мейсон, 17:30». Почерк. Он отличается от почерка на последних записях. «МРТ, доктор Штайнер». Разница почти незаметна. Едва различимая: буквы не такие круглые. Видно старание, будто кто-то пытался подделать мой почерк, но вышло не особо правдоподобно. Трясущимися руками сорвала календарь и начала рассматривать почерк, бумага между пальцами мнется. Да, точно. Про Мейсона не я писала. Еще заметила запись про дневной прием к стоматологу. Помню, к стоматологу пришла, но оказалось, что прием только через неделю. Тогда я подумала, что ошиблась, но теперь вижу: почерк тоже слегка отличается. Если не я писала, то кто? Со мной живет Хадсон, с календарем он мог сделать все что угодно. Но записи сделаны до его приезда. На кухню прибегает Боуи и пулей летит мимо меня на улицу. В голове крутятся пугающие мысли, начинает трясти. Но мои догадки смехотворные, так ведь? Кому понадобилось делать записи в календаре, прятать ключи и перекладывать вещи с места на место? Бред полный. Быть такого не может. Мы же не в каком-нибудь фильме. Чтобы успокоиться, наполняю чайник и ставлю на плиту. Перед концертами я всегда пила чай. Все думали, это чтобы разогреть голосовые связки. Только Мак знал правду: чай помогал мне унять тревожность. Ромашка меня успокаивает. Пока чай заваривается, выхожу на задний двор и с улыбкой смотрю на бегающего Боуи. Какой же шалун: гавкает и прыгает за птицами. Поливаю цветы, что стоят на крыльце. Какие-то чуть завяли. Боуи и суккуленты. Только это и успокаивает меня. Придает уверенности. Вернувшись на кухню, выбрасываю чайный пакетик в мусорное ведро. Беру кружку в руку, и тут замечаю шум на втором этаже: будто кто-то двигает мебель, ножки царапают деревянный пол. «Привет, Грейс», – сразу подумала я, а потом, вспомнив, что у меня в районе убили двух женщин, замерла и продолжила слушать. Раздался скрип половиц, словно кто-то осторожно крадется. И этот кто-то не хочет, чтобы его услышали. У меня волосы встали дыбом. Не спеша иду к лестнице. Стало тихо. На улице проехала машина. Подул ветерок, и в окно прилетели листья, стукнули о стекло резко, но мягко, будто котенок постучал лапками. Я вздохнула. Нервы натянуты. Выпью немного чая и приму горячий душ, ненужные мысли уйдут, будет легче понять, что происходит. Лучше всего мне думается в душе. Так всегда было. Когда песня придумывалась с трудом, я шла в ванную. Под горячими потоками воды нужные слова как-то сами находятся, даже когда нет вдохновения. Вот и сейчас надо выкинуть из головы все ненужные мысли. Сижу у себя спальне, пью чай и жду, когда нагреется вода: в таких старых домах на это уходит много времени. Заметив в ванной клубы пара, оставляю на комоде кружку и залезаю в душ. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох; струи теплой воды под напором стучат по напряженным мышцам. Дрожу, из тела вышел холод, его место заняло тепло. Так долго стою в душе, что кожа на пальцах сморщилась, я стала вся красная. Выхожу и заворачиваюсь в теплое полотенце. Допиваю остатки чая и начинаю одеваться. Выбираю свои любимые спортивные штаны и пушистый свитер. Просовываю ногу в штанину, у меня вдруг начинает кружиться голова – чтобы не упасть, хватаюсь за край комода. Делаю глубокий вдох и выдох. Моргаю. Когда становится лучше, делаю еще одну попытку, на этот раз штаны надеть удалось. Тяну руку за свитером, и тут у меня перед глазами поплыла спальня. Снова хватаюсь за комод. Зажмурившись, жадно хватаю ртом воздух. С трудом натягиваю свитер через голову, засовываю руки в рукава, голова вот-вот закружится еще сильнее. Стены, словно воздушный змей на ветру, дрожат, раскачиваются. Над комодом висит зеркало, в нем вижу свое отражение: бледное размытое пятно. Так сильно вцепилась в комод, что аж костяшки побелели. Да что же такое?! Перед душем я чувствовала себя нормально. Правой рукой задеваю кружку. Чай. Я вгляделась на дно кружки. Снова подняв взгляд к зеркалу, вижу, что у меня за спиной кто-то стоит. Поворачиваюсь и гляжу в глаза, такие же знакомые, будто мои собственные. – Это все ты, – прошептав, я рухнула; тьма приняла меня в свои крепкие объятия. Глава 23 Не могу пошевелиться. Не могу вдохнуть. Руки лежат вдоль тела, будто привязанные; не могу открыть глаза – веки словно свинцом налиты. Пытаюсь дышать, но с каждым слабым вдохом меня охватывает ужас. Дергаясь, как крыса в мышеловке, приложив все возможные усилия, открываю глаза. Комната размыта, я будто надела неправильные линзы. Моргаю и пытаюсь сесть. Не выходит. Руки и ноги лежат мертвым грузом. Надо мной повисает тень. Отчаянно дергаюсь. Здесь кто-то есть.