высоко подняв голову.Кася глубоко вздохнула, глядя ей вслед. «Неужели мои милые крохи через несколько лет тоже станут такими?» — подумала она.Возвращение домой не принесло Сабине желанного успокоения. В голову ей пришла лишь одна идея, как облегчить свое состояние. Два первых бокала белого вина она выпила залпом. Забравшись с бутылкой на диван и закутавшись в пушистый плед, она уже ощущала легкое покачивание и шум в голове, успокаивающий нервы. С каждым последующим глотком бушевавшая в ней буря чувств утихомиривалась и слабела, а лодочки грустных мыслей уплывали вдаль.«Чего это я так распереживалась? Он ведь сказал, что запрет на встречи — глупость и бессмыслица, я это услышала. Значит, все-таки любит меня…» Бутылка была почти пуста. Отправившись за следующей, Сабина взяла со стола забытый телефон. Никто ей не звонил, никто не писал. «Да пошли вы все… Могу быть счастлива и без вас…» — подумала она, глотая слезы. Вернулась на диван, потянулась за пультом — и колонки разразились попурри Элтона Джона, голос которого сентиментально выводил «Can you feel the love tonight?»[99]. Сабина не задумываясь достала из кармана телефон и написала:Боритс, &%я вовсе так не дуумаю и не ххочу нккакого пперерыва.Отправила сообщение, не успев перечитать, и почти двадцать нескончаемо долгих секунд вглядывалась в экран. Ничего.«Неужели так много времени нужно, чтобы прочитать сообщение и ответить?!» Но ответ все не приходил, и настроение Сабины начало резко уходить в пике. Слезы сами покатились из глаз, и наконец, устав плакать и разморившись от выпитого, она заснула.Разбудил ее шум в прихожей. Она открыла глаза и первым, что увидела, оказался экран телефона, лежавшего тут же, в изголовье, а на нем время: 00:54. Кто-то зашел в дом. Сабина приподнялась.— Борис? — позвала она, еще не полностью придя в себя.В комнату вошла Ружа.— Ты наверняка предпочла бы, чтобы это был он, — насмешливо отозвалась она.Сабина села на диване и выпрямилась. Все вернулось.— Где ты была? — хрипло спросила она.Девушка подошла ближе, встала напротив и уперлась руками в бедра.— Кажется, я уже говорила: классный этот твой сотрудник, Борис. И в этих делах он тоже хорош. Это ты его обучала? Если да, то good job[100], Сабина.Сабина почувствовала, что летит в пропасть. С ее восприятием происходило что-то ненормальное: в ушах нарастал шум, картинка перед глазами расплывалась. Значит, кошмар воплотился в реальность. Это было невыносимо омерзительно. Она встала, хотя казалось, что силы изменяют ей.— Ты переспала с ним? — спросила она.Ружа только усмехнулась.Сабина не могла смотреть на нее. Влепила дочери увесистую пощечину. Сама не ожидала, насколько сильным окажется удар.Девушка отступила на шаг. Вместо отвратительного торжествующего выражения на ее лице появилась тень испуга. Что ж, хотя бы так.— Можешь остаться здесь до утра, а завтра убирайся из моего дома, — произнесла Сабина на удивление спокойным голосом.— Но…— Никаких «но». Я не хочу тебя здесь видеть.Ружа закусила губу и опустила голову.— И еще одно. — Рассудок Сабины внезапно очистился, мысли стали точными и ясными. — Денег на твою учебу больше не будет. Коль уж ты достаточно взрослая, чтобы переспать с моим парнем, то, думаю, можешь и содержать себя сама. Ты непременно справишься. Самостоятельность — это тоже классно, между прочим.Уф-ф… Она все-таки проговорила это вслух. Выразила то, что чувствовала, без всяких недомолвок. И несмотря на совершенно не способствующие этому обстоятельства, на миг ощутила что-то вроде удовлетворения.С Ружи, казалось, сошла вся спесь, она молчала.— Я буду признательна, если ты исчезнешь до девяти утра. Думаю, без совместного завтрака мы вполне можем обойтись, — добавила Сабина.Ответа дочери она ждать не стала. Оставила ее одну и направилась прямиком в свою спальню. Забралась под одеяло, закуталась в него по самую макушку и свернулась в клубок. Минута удовлетворенности прошла. Ей было нехорошо.Глава 23В кинофильмах подобные моменты всегда сопровождаются музыкой. Чаще всего это какой-нибудь нервный фортепианный фрагмент, иногда со скрипичным аккомпанементом. Это минуты, когда герой погружается на дно. Он лежит в кровати, вокруг валяются опорожненные бутылки из-под водки и пива, герой дымит сигаретой, прилипшей к губам, а встревоженный пес или кот подходит к его логовищу, чтобы лизнуть хозяина в лицо, напоминая о своей пустой миске и физиологических потребностях иного рода. За окном льет дождь, крупные капли бегут по оконному стеклу на заднем плане.В доме на утесе царила почти такая же атмосфера, только без пса и кота. И без сигарет. Сабина лежала на кровати, тупо таращась в потолок. По щекам бежали слезы. Она не в состоянии была встать и собраться на работу. Отправила Касе сообщение, что плохо себя чувствует и будет позже, но не думала всерьез, что это «позже» сегодня вообще наступит. У нее не было сил заниматься чем бы то ни было, даже счетами за электричество. Никогда еще она не сталкивалась с таким предательством и не была так задета. Это был удар в сердце, нанесенный самым близким человеком. Даже двумя. Как в античной трагедии… нет, впрочем, наоборот: как в дешевой американской мелодраме. В довершение всего у нее до сих пор шумело в голове от алкоголя, выпитого ночью с целью утоления сердечной боли. В этом алкоголь все равно не помог, зато теперь во всей красе проявились ужасные последствия — сильное похмелье, которое лишь усугубляло ее печаль.Вдруг послышался сигнал телефона.«Б**, — подумала Сабина, — не буду вставать».Мобильник снова издал звук.Сабина ощутила дискомфорт. Непрочитанное сообщение всегда вызывало у нее укоры совести. Вдруг с кем-нибудь что-то случилось? Вдруг кто-то из последних сил дополз до телефона после инсульта/инфаркта/падения из окна/автомобильной аварии, чтобы отправить ей сообщение, а ей лень поднять задницу? Да и после истории с Тео все уже воспринималось не так, как раньше.Перебравшись на другой конец кровати, она потянулась за телефоном, лежавшим на полу. «Новое сообщение от Камиль Аренс». Сабину пронзила дрожь беспокойства.Привет, это Камиль. Непременно проверь почту, —прочитала она текст на экране.«Написал в эсемеске, чтобы я проверила почту, а на почту наверняка написал, что сейчас позвонит», — несмотря на свое отвратительное состояние, не сумела она удержаться от едкой мыслишки насчет бывшего ассистента, но почту все же проверила. Там оказалось немало разнообразных сообщений, важных и не очень, и среди них — письмо под заглавием «Внимание!!!» от ее недавнего преследователя, подчиненного Моники Кардас.— Что ему могло понадобиться?Сабина открыла письмо и принялась читать. И бледнела с каждой прочитанной строкой. Видимо, в ее жизни беда никогда не приходит одна.Здравствуй, Соня!Прежде всего — несколько слов для пояснения. Наше сотрудничество оказалось довольно неровным, но я надеюсь, что когда-нибудь нам еще представится случай более успешно взяться за общий челендж[101]. После того как ты победила систему и с грохотом пнула нашу корпорейншн[102], Кардасиха, эта костлявая стерва, после брейнсторма[103] с советом директоров впала в бешенство и в припадке незаслуженной неприязни к моей персоне решила, что это я провалил проджект[104], то есть тебя, и вытолкала меня в три шеи. Но нет худа без добра! Сейчас я на фрилансе, делаю проекты с несколькими агентствами и не жалуюсь.А пишу я тебе, чтобы передать инфу, которая может оказаться для тебя очень ценной. Как обнаружили мои стопроцентно надежные источники, в вашем пансионате завелся шпион. Итак, на приеме после показа модной коллекции Марцина Робиша (показ был, кстати, впечатляющим! Его коллекции, стилизованной в духе одежды сибирских ссыльных, я предвещаю большой успех!) я встретил знакомую. Она, как оказалось, сейчас работает в «Суперфакте». Слово за слово, заговорили о тебе. Упомяну, что я тогда отзывался о твоей личности довольно скептически — ведь именно из-за факапа[105], связанного с тобой, я остался без работы. Признаюсь, прозвучало несколько неприятных слов о тебе, но ты наверняка сумеешь это понять. Приятельница, видимо, желая меня утешить, дала понять, что вскоре тебя постигнет заслуженный удар судьбы. Это замечание показалась мне интересным, поэтому после вечеринки я решил продолжить тему. Но выяснив, что дело касается кое-кого еще, я решил, что пусть лучше наказан будет он, а не ты. Он уязвил меня сильнее, чем ты, поскольку отверг мою симпатию весьма неучтивым образом. Так что если ты стоишь, то лучше сядь: из моего рисерча[106] следует, что прекрасный Борис, который так профессионально подает тебе утренний кофеек с молочком, — лживая каналья. Этот сексапильный официантишка — журналист таблоида! И вокруг тебя он вертится не просто так. У меня есть доказательства на этот счет, так что прими это к сведению и будь осторожна.Как видишь, дорогая Соня, я предаю забвению все неприятности, которые претерпел из-за тебя, а ты храни в своей памяти того, кто решил тебя предостеречь.К твоим услугам в дальнейшем,У Сабины кровь отхлынула от лица. Вскочив на ноги, она бегом помчалась в туалет, где, опершись на унитаз, исторгла из себя содержимое желудка. Ее трясло от рвотных позывов, а в голове разбушевалась Третья мировая война.— Не-е-е-е-е-е-е-е-ет… Нет, нет, нет, нет! Это невозможно, это просто, б**, невозможно!Она со скоростью света сканировала свои воспоминания о многочисленных свиданиях и совместно проведенных ночах. Значит, все это было всего-навсего журналистской провокацией, самой отвратительной из всех, о каких она только слышала! Как она могла быть так глупа! Как могла поверить, что такая, как она, может быть привлекательной для сексапильного парня почти на двадцать лет младше! Как же это он усыпил ее бдительность?! Выходит, чтобы одурачить ее и сделать жертвой заговора, достаточно было пощекотать уснувшее женское эго.Ее бросало то в жар, то в холод. Когда блевать было уже нечем, она легла на пол у туалета и заплакала — так страшно, как не плакала еще сроду. Никогда, никогда не чувствовала она такого унижения. А ведь самое худшее, скорее всего, еще впереди! Представив, как ее фотографии в обнаженном виде будут выставлены на обозрение на всю Польшу, она похолодела от ужаса. Она пропала! Таблоиды сожрут ее, прожуют и выплюнут. То, что они устроили ей раньше, по сравнению с тем, что ожидало теперь, показалось Сабине мелкой неприятностью. Что за кошмарная провокация! Что за адские времена, когда все может быть использовано против тебя! Жуть! Где искать спасения? Кому вообще можно об этом рассказать? Как признаться кому бы то ни было в таком позоре?И тут она сообразила, что единственным человеком, который знал о ее отношениях с Борисом, был уединившийся в катовицком ските Мариуш Зыгмунтович. Осознала она и то, что с тех пор как в центре ее внимания прочно закрепился Борис, ее беседы с Мариушем, бывшие ранее регулярными, почти прекратились. Звонить ему теперь было бы грубой бестактностью. Ведь когда у нее все складывалось замечательно, а постель пылала огнем, телефонная связь с несчастным одиночкой из Силезии потеряла для нее всякую актуальность. Она со стыдом вспомнила о его электронном письме, которое пришло где-то полторы недели назад, — письмо было настолько странным, что она не знала, как на него реагировать. Зыгмунтович написал нечто такое, что было совершенно на него не похоже:Сабина,что у тебя нового? Наверное, ты, как и всегда, в гуще событий. А мне, как обычно, рассказывать особо не о чем. Кот мой, старший, рыжий, начинает сдавать. Не может уже запрыгнуть на подоконник без посторонней помощи — приходится его поднимать, чтобы он мог поглазеть в окно, что очень любит. Кажется, мы с ним похожи: я тоже смотрю на мир только через оконное стекло, изнутри. Я всегда наблюдатель и никогда не участник.Знаешь, в последнее время я много думаю о людях в моей жизни. Вернее, об их отсутствии. Да, я сам этого хотел. Люди — это ведь сплошные проблемы, недоразумения. Да и потом, тех, у кого в голове нечто большее, чем опилки, и в ком живут не одни лишь слепые стремления удовлетворять самые примитивные потребности, днем с огнем не сыщешь. Взаимопонимание с другим человеком — мечта несбыточная. Человечество с колыбели своего бытия питает иллюзию, что связи, отношения с другими приближают человека к счастью. Тогда как в действительности все это неминуемо приводит к разочарованию и страданию. Мы рождаемся в одиночестве и в одиночестве умираем. Так я всегда думал. Но что мне с этого? У меня есть лишь мой подоконник и окно, через которое я вижу все меньше и меньше. А за окном проходит жизнь, недоступная мне.Сабина, только тебе одной я могу написать об этом. Знаю: ты поймешь.Прежде чем отправить ответ, она несколько раз стирала уже написанные строки, да и в последнем варианте гордиться ей было нечем.Мариуш,если ты чувствуешь, что пришло время открыться людям, — я от всего сердца поддерживаю тебя в этом. Никогда не бывает поздно, и за последнее время я многократно убедилась в этом на собственном опыте. Держу за тебя кулаки!Она хотела написать что-нибудь еще, но совершенно не знала что. Впервые ей пришлось иметь дело с настолько личными размышлениями Зыгмунтовича, и она почувствовала себя смущенной. Все это было не слишком красиво с ее стороны — ведь он-то каждый раз вникал в ее проблемы. Она еще тогда, получив письмо, пообещала себе позвонить ему на следующий день и расспросить, что его гложет, но назавтра это вылетело у нее из головы — она ведь и впрямь находилась в гуще событий. Но сейчас ей придется отбросить сомнения. «На чаше весов — моя жизнь, мое доброе имя, поэтому к черту угрызения совести и хорошее воспитание», — решила Сабина и поднялась с пола.Посмотрела на себя в зеркало. Выглядела она ужасно. Бледная, с синяками под глазами, с землистой кожей. Волосы свисали сальными прядями, остатки блевотины прилипли к щеке. Она вздохнула. Открыла кран, умылась, вытерла лицо полотенцем. Снова взглянула в зеркало. Что ж, не намного лучше. Она собрала волосы в пучок на затылке, вбила пальцами в лицо немного крема, почувствовав, как тянет после умывания кожу. Постояла еще немного, глядя себе в глаза.— Во что же ты влипла, женщина… — прошептала.Пройдя в кухню, Сабина налила стакан ледяной минеральной воды и залпом выпила. Стало чуточку лучше. Но только чуточку и только на минуту. Запах плесневого сыра, который донесся из холодильника, когда она клала назад бутылку воды, опять вынудил ее в спринтерском темпе мчаться в туалет. Она вышла оттуда, вытирая рот туалетной бумагой. Неизвестно, что было причиной такого состояния ее желудка — то ли мощный стресс, то ли жуткое похмелье.Она принялась анализировать возможные сценарии дальнейших событий.Итак, появляется статья-пасквиль, в которой у всех на виду оказывается ее личная жизнь. Она лихорадочно соображала, о чем могла поведать этому негодяю в минуты, когда любовные гормоны отключали ее способность мыслить рационально. Плюс к этому — фотоснимки in flagranti[107], возможно, аудиозаписи разговоров, фотографии сексуальных игрушек, которые они использовали, пустые винные бутылки — она и сама не знала, что там еще. У него был доступ к каждому уголку ее дома, он видел ее в самых что ни на есть интимных ситуациях… словом, сущий кошмар. А вдруг он снимал на видео, как они ДЕЛАЛИ ЭТО?! Сабине пришлось крепко ухватиться за крышку стола, чтобы не сползти на пол.Вариант номер два: никакой статьи не появляется, зато в один прекрасный день к Сабине приходит Борис с предложением, от которого невозможно отказаться: она ему заплатит, и он никому не покажет компрометирующих ее фотографий. Сколько же это может стоить? Обычно аппетиты шантажистов безграничны. Был ведь режиссер, которого засняли в женском платье и который потом пытался договориться с бандитами! И к чему это привело? Ужас!Вариант номер три: Сабина убивает Бориса. Она садится в тюрьму за убийство, зато ни один любопытствующий не увидит ее вагины.Все три варианта казались одинаково кошмарными. Она снова почувствовала, как слезы подступают к глазам. Взяла в руку телефон и еще какую-то минуту поколебалась, а затем решительно набрала номер писателя из Катовице. Ждать было нечего.Он не отвечал. Пятый сигнал, десятый… Наконец Сабина услышала звук включающегося автоответчика и усталый голос: «Ты дозвонился Мариушу Зыгмунтовичу. Если ты мой издатель, то положи трубку, а если нет, оставь сообщение. Перезванивать не буду». И Сабина положила трубку, хоть и не была его издателем. Видимо, такая уж сегодня карма — все летит ко всем чертям.Она тяжело опустилась на диван в раздумьях, что же, дьявол, делать дальше, — как вдруг экран ее мобильника засветился. Зыгмунтович перезванивал, несмотря на твердое заявление, что не станет этого делать.— Я уж думал, ты не позвонишь. После того, что я написал… — начал было он флегматичным тоном.— Мариуш! — патетически перебила его Сабина и расплакалась в трубку, точно малое дитя.— Вот черт! — выплюнул он, до глубины души шокированный тем, что услышал. У него это в голове не укладывалось. Такие истории хороши в кинофильмах, а в жизни воспринимаются слишком уж неправдоподобно.— Этим ты меня не утешишь… — прорыдала она. — Бога ради, Мариуш, что же мне теперь делать?В трубке воцарилась долгая пауза. Писатель озабоченно сопел. Как помочь в такой ситуации? Где закон? Где порядок?— Сабина, если то, о чем написал тебе этот типчик, и в самом деле правда, то, во-первых, ты еще можешь остановить эту махину. Ни одна статья пока нигде не опубликована, не было никакой утечки фотографий. Во-вторых, если это действительно так и есть, значит, этот человек нарушил закон. Он вторгся в твой домашний покой, попрал твое право на частную жизнь. Нельзя же вот так запросто затащить кого-то в постель, а потом предъявить миру фотоснимки. Должны ведь быть какие-то границы!— Ты думаешь? — Она ухватилась за слова Зыгмунтовича, словно утопающий за соломинку. — Ты правда так думаешь?— Конечно! — решительно ответил писатель, хотя вовсе не был в этом уверен, поскольку сам отродясь не имел дела с подобными ситуациями. — Ты ведь не политик, нет нужды за тобой надзирать. То, что ты известная личность, ни к чему тебя не обязывает. Ему пятнадцать исполнилось?— Что? — Сабина, казалось, не поняла вопроса.— Ну, я о том, не подпадает ли твоя интрижка под статью о педофилии.— За кого ты меня принимаешь! — почти закричала она в трубку. — С ума сошел?! Он взрослый жеребец, ему почти тридцатник!— Тем лучше. Закон ты не нарушила, значит, нечего совать нос в твою жизнь. Ты не совершила ничего, что могло бы оправдать такую слежку.Сабина внимательно слушала, что он говорил.— Ну да, — наконец возразила она, — но ведь таблоиды не соблюдают никаких границ. Максимум — заплатят мне потом компенсацию по суду. Но репутацию мою тогда уже ничто не спасет.— Знаю, — нахмурился писатель.Они недолго помолчали, затем он заговорил снова:— Дай мне немного времени. Дело щекотливое. Постараюсь разузнать у знакомого юриста, что ты можешь предпринять. Разумеется, никаких фамилий. Будь спокойна, я сохраню полную конфиденциальность. — А когда она вздохнула, добавил: — Не волнуйся, вытащим мы тебя из этого. А пока веди себя как ни в чем не бывало. Не спугни зверя!«Легко ему говорить, — подумала Сабина, когда он разъединился. — Как ни в чем не бывало…» Сначала собственная дочь уводит у нее парня, а затем оный парень оказывается ничтожной креатурой жалкой бульварной газетенки. Тем не менее Сабина была глубоко признательна Мариушу за поддержку. Сейчас она не чувствовала в себе сил в одиночку сражаться со всем этим. Она надеялась, что ему удастся что-нибудь разузнать, и тогда она сможет начать действовать. Вернее, противодействовать.Дождь за окном прекратился. Сабина бросила взгляд на свои кроссовки для бега. Да, это лучшее, что она может сейчас сделать. Она вышла на улицу. Холодный ветер ударил в лицо, и она жадно затянулась этим ледяным воздухом, точно заядлый курильщик — первой после долгой болезни сигаретой.Она бежала в таком быстром темпе, что, казалось, дивились даже чайки, летавшие над ее головой. Алкоголь понемногу испарялся изо всех клеток ее тела, организм что было сил боролся с накопленным стрессом.Море лизало песок. Немного штормило, пахло водорослями и солью. Весне все не удавалось вступить в свои права — казалось, она нуждается в поддержке. Нуждалась и Сабина. Она старалась ни о чем не думать, сосредоточиться исключительно на дыхании. Вдох-выдох, вдох-выдох. Слушала, как кровь бежит по артериям, как шумит в ушах.Она уже возвращалась назад, к дому, по собственным следам, как вдруг услышала свое имя. С лесной тропки выбежал какой-то человек.— Подожди! Пожалуйста! — кричал он.Это был Борис. Он бежал к ней.— О нет! У него, сукина сына, совсем стыда нет?! — заорала Сабина и ускорилась.Она летела во весь опор, выжимая из себя седьмой пот, а за ней, крича и размахивая руками, мчался Борис, и расстояние между ними опасно уменьшалось.Выбежав на дорогу, ведущую к дому, Сабина помчалась со всех ног, не оглядываясь, зато ругаясь во весь голос. Добравшись до калитки, она перепрыгнула через цветник и какое-то время возилась с замком. Отперев наконец, ворвалась в дом, захлопнула за собой дверь, тяжело дыша, и, опершись спиной о стену, сползла на пол.Не прошло и минуты, как в дверь забарабанил Борис.— Сабина, умоляю, открой! Пожалуйста! — Он бил кулаком в дверь. — Что происходит?! Почему ты со мной не разговариваешь?!Ей хотелось прореветь: «Вон!» — но она сидела молча. Старалась поступать по совету Зыгмунтовича: «Не спугни зверя». Хотя звук его голоса пробуждал в ней самые что ни на есть страшные инстинкты. Ей хотелось взять в кухне молоток для мяса, открыть эту долбаную дверь и лупить вслепую. Ранить его, нанести ему вред. Чтобы потекла кровь… Но она не сделала ничего. Тихо сидела в темноте, слушала, как Борис колотит в дверь, и по лицу ее бежали слезы.Глава 24Хуже всего было то, что она уже почти забыла, каково это. После того дурацкого скандала, когда ее снял на видео внук пани Ханны, городок, будто в награду за то, что она оценила его красоту, позволил ей сбросить гнетущий панцирь образа Сони Гепперт и вновь обрести себя в лице Сабины Черняк. После долгих лет терзаний в навязанной роли она наконец могла перестать неотступно следить за каждым своим шагом. Давнишние проблемы — достаточно ли хорошо она выглядит, а то ведь в любой момент кто-нибудь может ее сфотографировать; не ляпнула ли она чего-нибудь неуместного при ком-то, при ком не следовало, не то ее слова, вырванные из контекста и не профильтрованные через сито тщательной авторизации, могут зажить собственной жизнью и стать средством манипуляций, — были преданы забвению. Она перестала в любое время дня и года носить солнцезащитные очки на пол-лица, перестала кутаться в шали, делавшие ее похожей на глубоко верующую мусульманку, и пользоваться другими методами маскировки, хорошо известными публичным персонам, которым не по вкусу демонстрировать подробности своей личной жизни всякому любопытствующему. А теперь внезапно оказалось, что забытое возвращается вновь.Ей опять приходилось держать ухо востро. В любой момент все могло начаться заново. И хотя ничего пока не произошло, по улочкам Миколово Сабина теперь ходила торопливо и украдкой, и ей казалось, что каждый прохожий приглядывается к ней по-особому, не так, как обычно. Охотнее всего она бы вообще не выходила из дома. Только там она чувствовала себя в относительной безопасности, хотя до спокойствия было далеко.Сегодня, позавтракав в кухне, Сабина села на веранде со второй уже чашкой кофе. Она и до сих пор при случае радовалась, что в свое время решила застеклить террасу: теперь в ее распоряжении было нечто вроде зимнего сада со сказочным видом на море, и она могла проводить здесь время независимо от погоды. Такая обстановка воздействовала успокаивающе даже на разбитое сердце.Борис во всякое время дня и ночи