— Кристина тебя достает? — ровно произносит Козырь, заставляя меня очнуться от захватывающей битвы внутренних бесов. — Мне надо принять меры? Я задумчиво снимаю блок с успевшего впасть в спячку телефона, наблюдаю успевшие добавиться к моим фоткам семнадцать новых кипящих яростью комментариев. Боже мой, она там вообще на свою подружку забила, спряталась в угол и строчит со всей отдачей? Нужно ли мне помогать с ней разобраться? Этот тип что, хочет лишить меня самого вкусного блюда? Впрочем, отдай ему должное, Светочка, он мог бы по-другому поставить вопрос. И заставить меня отказаться от кровожданых планов в адрес его жены. Сомневаюсь, что он обманывается насчет их наличия. — Нет, не надо, я сама разберусь с этой проблемой, — покачиваю головой и без особого напряга хороню телефон в клатче. Не особо глубоко, конечно, но все-таки. Телефончик в клатч, клатч на заднее сиденье. А самой — развернуться вполоборота, чтобы смотреть только на мощную жилистую шею своего водителя и на его жесткую линию подбородка. — Куда мы едем, Александр Эдуардович? Секрет не откроете? — любопытствую, раз уж дельного плана мести в моей голове не сформировалось еще. — Алекс. Просто Алекс, — ровно произносит он, — так и быть, разрешаю тебе называть меня именно так. Хотя обычно пигалицы вроде тебя лично ко мне не обращаются. — Особенно те, которые совсем не в твоем вкусе? — ехидно интересуюсь я. — Алекс? Фи, какая банальщина. Ты мог бы придумать себе кликуху побрутальнее. Лютый. Зверь. Тиран. Деспот. Нет, назвался мажористым Алексом. — Я похож на зверя? — его голос кажется заинтересованным и даже обманчиво обвиняющим. — Детка, я тебя и пальцем не тронул. — Физически — да. Не тронул, — согласно киваю я, — но по глазам твоим видно, что за время нашего общения ты снял с меня мысленно никак не меньше семнадцати шкур. Кто же ты после этого, как не Зверь? Он не отвечает, не издает ни звука, просто съезжает к краю дороги и виртуозно паркуется за гребаные несколько секунд. Скользит по мне темным тяжелым взглядом. — Восемнадцать… — шепчу одними губами, чувствуя, как расползается в клочья еще один слой моей внутренней брони. Нечего переживать, их больше сотни вообще-то, и я их постоянно наращиваю. Хотя, честно говоря, за все те годы, что я провела в Москве, еще ни один мужчина не добирался дальше пятой шкуры. А этот… Надо бы поскорей испортить ему всякое желание со мной связываться. Жаль только, он никак не желает проникаться! — Чего мы стоим? — спрашиваю с глубоким ехидством. Посреди неожиданно пустой для вечерней Москвы парковки и вправду нет ничего примечательного, на что можно было бы засмотреться. — Просто мы приехали, — невозмутимо откликается Козырь, не сразу, выждав какую-то совершенно особую паузу. Приехали мы. Что ж, давай посмотрим — куда именно! На самом деле меня уже на клочья рвет от любопытства! Честно говоря, этот район Москвы я знаю плохо. Вообще не знаю. Этот район — элитный, не Рублевка, конечно, но имеет амбициозные планы в ближайшие годы дорасти до её планки. И кто бы знал, что здесь есть такой скромный тихий парк, с роскошной аркой на входе, в которую и Александр Македонский не погнушался бы прошествовать. Я вижу пропускной пункт и окошко, в котором горит свет и виднеется морда охранника, но он высовывается, смотрит на мужчину, что ведет меня под руку, и так же беззвучно уползает обратно. Кажется, это какой-то частный гольф-клуб для олигархов. Иначе к чему тут такие роскошные, абсолютно продуманные в каждой своей волне и впадине газоны. Не думала, что вообще в черте Москвы существуют такие оазисы, в которых китчем и лоском поражены даже ровные, под одну гребенку подстриженные травинки, которые я безжалостно топчу ногами. — А ночью я в гольф еще не играла, — насмешливо произношу и кошусь на Козыря, — неужели твой сюрприз заключается в том, что я обрету этот новый и совершенно бесценный опыт? Мой сарказм — испытанное верное оружие, стрелы, которые я посылаю в сторону своего собеседника привычно и без сомнений, что они достигнут цели. Хотя бы одна-то должна. Увы! Все в молоко! — Разумеется, нет. Но клюшку для гольфа мы для тебя найдем. Как и любые другие игрушки, которые тебе понадобятся. — Для чего понадобятся? Этот тип совершенно невыносим. И бесконечно этим наслаждается. Это видно хорошо в любое время суток, а сейчас — ничто не мешает мне оценить его удовлетворенную морду. Кажется, что он медленно посасывает из трубочки божественный нектар. И это вполне понятно, когда знаешь о его садистских наклонностях. Я не позволяла ему болевых воздействий, думала, что это лишь оттолкнет такого, как он, от меня подальше, а он… А он получает свое, даже при том, что у нас не было ни единой сессии. Это бесконечно меня бесит и… восхищает. Садизм, прокачанный до уровня “искусство”. Смотри, мучайся, восхищайся и не смей дышать. Потому что тебе не разрешали. — Скоро ли еще? — выдыхаю измученно, щедро ему подыгрывая. Могла бы сдержаться, но не хочу. Терпение никогда не было моим талантом, даже наоборот. — Почти пришли. Милосердие? Ну надо же! Оно ему знакомо? Он не обманывает. Дорожка, по которой мы идем, дорожка, мощеная красивой мелкой плиткой, складывающейся в эстетичные черно-белые узоры, уже через несколько минут теряется в густом насаждении деревьев. Кажется, сюда нарочно не пускали садовников, чтобы ветви деревьев так дико и необузданно свивались между собой, так, чтобы даже света размещенных на этих самых ветвях фонарей хватало ровно для того, чтобы видеть, что ты ступаешь не в пустоту. И все. Эта черная чаща действует на меня неожиданно впечатляюще. Я даже забываюсь и сама прижимаюсь к плечу сопровождающего меня мужчины. Слышу его ехидный смешок. Осознаю, что эта сволочь и этого от меня, кажется, ждал. Что он уверен — приручение идет полным ходом. Хочу придумать, как поставить его на место — задача, с которой мне все никак не удается разделаться — но именно в эту секунду ветви кудлатых диких деревьев вдруг расступаются и выносят нас… на берег. Речной берег. Какая это из многочисленных Московских речушек — понятия не имею. Да и нет у меня никакого ресурса сейчас на географию. Все мое внимание вдруг резко концентрируется на одном объекте. Мудаке с заклеенным ртом, подвешенном на толстой ветви пожилой, скрючившейся над берегом ивы. И все. Весь мой мир вдруг ограничивается несколькими шагами влево и вправо, ощущения — только чувством двух широких ладоней, легших ко мне на талию, а слух — хриплым вкрадчивым шепотом. — Ну что, Летучая, как тебе сюрприз? Глава 9. Злопамятная Говорят, ты никогда не забудешь того, кто был у тебя первым. В слове “первый” ванильные девы всегда подразумевают, конечно, “первого мужчину”. Покорные — первого хозяина. Доминантки — первого раба. Вариаций масса. Я никогда не забуду Петра Алексеевича Шубина, известного в Тематичном мире как Барин, потому что в моей жизни он был первым мудаком уровня "космос". К моему стыду, связью с ним я дорожила слишком долго. А должна была вообще не доверяться ему. Но… Так вышло, что это он ввел меня в Тему. И я была ему благодарна за то, что он открыл для меня возможность чувствовать гребаный вкус жизни. По юной дури равняла эту благодарность с любовью. Ошибка всей жизни. Увы — не только моей! — Как ты его достал? — спрашиваю тихо, подходя чуть ближе. Не спешу верить своим глазам. Не спешу верить открывающимся перспективам. Как Козырь совсем недавно — смакую одно только предвкушение тех возможностей, которые сейчас перед моими глазами разворачиваются. Зрелище прекрасное. Я без спешки врезаю в память каждую деталь этой картины. Крюк, который, трепеща над веткой дерева, аккуратно повесили на толстых каких-то ремнях. Руки Барина скованы наручниками, и он за эти наручники повешен на крюке. Так, чтобы он не доставал ногами до земли и был вынужден стоять на самых носочках. Я заранее знаю, насколько это больно — висеть на скованных руках, да еще и несколько часов, явно. Вопреки своей природе — не испытываю сейчас желания оказаться на месте агонизирующего. Не-е-ет. Эту боль пусть пожинает сам. Для начала… — Так как, Алекс? — повторяю я, потому что Козырь не торопится давать мне исчерпывающий отчет. — Он же вылезает из города только по политическим вопросам. И везде ходит с охраной. Я знаю. Когда я еще думала, что смогу дать этому мудозвону сдачи за все, что он для меня сделал — я выискивала о нем информацию по крупицам. Деловое расписание, частоту посещения шлюх и семейных пикников в каком-нибудь общественном месте. Чтобы господин мэр поторговал хлебалом и получил повод посверкать всем в глаза красивой женушкой “из народа”, которая до свадьбы работала в школе. Недолго работала. И не очень старательно, как я успела узнать. Карину Шубину больше интересовало, как ей попасть в городской конкурс красоты. Кажется, она даже на свадьбе была в короне “Мисс Саратов”. Увы, когда я наводила справки — пришлось признать для себя, что я бессильна добраться до возомнившего себя богом ублюдка. На тот момент — была бессильна. А сейчас — мне принесли его на блюдечка. — Мне было несложно, — с ленцой откликается Козырь, дьявольски виртуозно не отстающий от меня, — мои люди всего лишь послали ему твою свежую фотографию и сказали, что у нас есть информация о твоем местонахождении. Шажочек, шажочек, шажочек. Боже, не всякий ребенок с таким предвкушением приближается к новогодней елке, как я подхожу к Барину. Шкрябаю по его щеке когтями, стискиваю краешек клейкой ленты, и с безграничным удовольствием с силой её отдираю. Вырвавшийся изо рта мудака вопль, к которому приложилось два банальных матерных эпитета — первые ноты прекраснейшей из симфоний, которые я слышала когда либо. — А ты, значит, меня искал, да, Господин? — скалюсь, глядя прямо в злющие глаза цвета бутылочного стекла. — Света!