Четкая поступь, взгляд вперед. Позвоночник напряжен, но не так, чтобы было ощущение проглоченной швабры. Восемь шагов вперед. Остановка. Оценка поля боя. К моему удивлению, в белом кабинете за стеклянной стеной я вижу не Еву Моро. Не ту, чье лицо я видела на её официальном сайте, на её страничке в соцсети и блоге. Просто какая-то… Мышастая девочка, с хвостом длинных русых волос вместо прически, с блокнотиком и в дурацких, безоправных очках. Блин, она ж даже не накрашена вообще! Это вообще что за чудо-юдо посреди чумной ямы модных тенденций? — Здравствуйте, Светлана, — улыбается это недоразумение мне, — я Корина, эйчар-менеджер, я буду проводить ваше собеседование. Присаживайтесь. Меня будет собеседовать какой-то левый эйчар? Не Моро лично? Это что, шутка такая? Если нет, то это последний день в жизни Георгина Звягинцева. Сегодня я ему клубеньки-то пообломаю… — Светлана? — типа-эйчар пытается обратить на меня свое внимание и даже взять вожжи в свои руки. — Давайте вы присядете и мы начнем. — Помолчите, — я раздраженно морщусь, продолжая оглядывать кабинет. Ничего особенного. Стеклянная коробка, белый паркет. Одна цветная стена, в три ряда украшенная подборкой удачных обложек журнала. Обстановка выдержана в контрастных тонах. Диван, расписанный под зебру, кресло в противоположном углу — выгнутое, на котором явно очень удобно трахаться — потому что оно даже не на кресло похоже, а на объемную картину из черной кожи". В широком шкафу-витрине у стены выставка духов. Хм. Перевожу взгляд на стол типа-эйчара, и нахальная улыбка сама снова возвращается на мое лицо. Хорошо! Очень хорошо! — Ну что, мы можем начать? — раздосадовано спрашивает меня типа-эйчар, а я смотрю на неё и покачиваю головой. — Деточка, позови маму. Дома ведь есть взрослые? Боже, как она краснеет. Буквально заливается по самые уши ярко-алым то ли возмущением, то ли смущением. Ну конечно, если подходить к теме возраста фактологически — у нас с ней разница лет в пять. И я — младше. Но «деточка» из нас двоих она, и никак иначе. — Что вы себе позволяете? Вы на собеседовании! — Я? — повторяю с ухмылкой. — А по-моему, это ты на собеседовании, дарлинг. И ты можешь успокоиться, ты уже провалилась. Бери свою сумочку и отправляйся на выход. Не забудь оставить секретарю пропуск гостя. — Я работаю здесь уже два года, — в голосе моей собеседницы начинает звучать откровенная истерика. Увы, она зря старается, жалость и сочувствие — это те вещи, что я выдаю из пипеточки и только избранным. — Нет, — спокойно покачиваю головой, — ты здесь не работаешь, деточка. Иначе тебе бы объяснили, почему не стоит приходить на работу с обгрызенными ногтями. — Это никак не характеризует мои профессиональные качества, — шепчет типа-эйчар, а сама — почти плачет. — Да ну? — я приподнимаю бровь. — А по-моему, очень даже характеризует. Вы нервозны, не уверены в себе, а значит, и работу выполняете не на сто процентов хорошо. — Это голословное заявление. — Сколько духов в той витрине? — устав тратить на неё время, я тыкаю пальцем в стоящий у стены шкаф. — Это ведь ваш кабинет? Ваша коллекция? Значит, вы должны знать. Моя собеседница в панике оборачивается, пытается оценить количество флаконов хотя бы визуально, но — бесполезно. Их выстраивали с хорошо продуманной небрежностью. Но я вижу, что у каждого флакона висит на тонкой золотой ниточке бирочка с номером. А значит — это не витрина для красоты, это реальная коллекция любительницы элитной парфюмерии. Плюс-минус. А эта — плывет, воздух ртом хватает прикидывая примерную цифру. — Ты не знаешь, — выношу приговор я, — ты не знаешь, потому что это не твой кабинет. И на столе у тебя четыре лака для ногтей, но это не твой стол, ничего удивительного. И ты не работаешь в этом журнале, потому что этот журнал не может себе позволить иметь даже одного такого запущенного сотрудника. Ты видела здесь курьеров? Она недоуменно поднимает брови, будто удивляясь, к чему бы я этим озадачилась, но вопрос на самом деле риторический. — Белые рубашечки, форменные жилеточки, пуговички с монограммами. У курьеров. Это означает только одно: здесь очень заботятся о своем имидже. Каждая шестеренка этого механизма должна быть не только совершенной формы, но и сиять так, будто только что вышла из рук мастера. Прости, деточка, но ты не тянешь на шестеренку «Estilo». — А на что же тяну? — уязвлено интересуется типа-эйчар, скрещивая ручки на груди. Всем своим видом она показывает мне, что собеседование я провалила — мне просто делают одолжение и продолжают слушать ересь, которую я несу. Да-да-да! Конечно же! Улыбка на моих губах становится шире. — Кажется, я видела на первом этаже несколько вывесок бизнес-журналов полупремиум линейки. Тебя одолжили у них? — Полупремиум — это как это? — въедливо интересуется Корина. — Ну, как ты, — нежно улыбаюсь я, — костюмчик не дешевый, а на маникюр денег не хватило. Сняли офис в помпезном бизнес-центре, потому что престижно, а на то чтоб выдрочить сотрудников — решили не тратиться. Типа-эйчар взлетает на ноги, возмущенно полыхая гневом во все стороны, хватается за стильную трубку винтажного телефона стоящего на краю стола. Боже, боже, это она что? Будет охрану помпезно вызывать? — Я думаю, мне достаточно, — звучит величавый голос из-за моего плеча. Я не подскакиваю, как Корина, конечно, многовато чести. Я даже на звонки Козыря не подскакиваю. Просто поворачиваюсь вполоборота и дарю широкую улыбку Еве Моро. — А вот и «мамочка» пришла. Детка, уступи маме её место — Когда мне говорили, что ты несносная, я не осознавала всех масштабов этого бедствия. У Евы Моро — цветной жакет, расписанный абстрактным принтом и идеально сочетающийся как с черничными брючками, так и с идеально ровным медовым каре, обрамляющим её лицо. Она одним только властным взмахом кисти сгоняет со своего кресла типа-эйчарку, и отправляет её вон из кабинета. Говорит явно со мной. И разворачивается ко мне после этого, смотрит поверх зеленых очков-ромбиков насмешило. — Зато сейчас вы видите, насколько вам со мной повезло, — произношу я, откидываясь на спинку кресла, — другой такой вы в Москве не найдете, могу поручиться. — Да ну, — Моро ехидненько приподнимает тонкую бровку, — думаешь, в Москве мало сопливых провинциалок, мнящих себя гуру стиля? — Таких, чтобы с аудиторией в девятьсот тысяч на личный фешн-блог? — я поднимаю градус ехидства на уровень выше. — Да, думаю, маловато. Но вы, конечно, можете поискать еще. — А ты встанешь и уйдешь? — Моро сверкает глазами. — Позволишь нам поискать? — Да запросто, — пожимаю плечами, — только когда будете приглашать меня на следующее собеседование, зарплату, которую в оффере указываете — умножайте на три. — А ты не лопнешь, деточка? — А вы умножьте и проверьте, — ухмыляюсь я широко. Ева издает насмешливый смешок, я продолжаю безмятежно сидеть, поглядывая на часы время от времени. Да-да, соблюдаем тайминг! Ну и что, что это предложение — о мечте всей моей жизни, которую я с десяти лет лелею? Это ведь не означает, что я готова тут сидеть в ущерб своей личной жизни. Ну, может, и готова… Но кто ж говорит такие вещи вслух? Ева Моро смотрит на меня, наклонив голову вправо, потом — наклонив голову влево. Будто определяет, под каким углом времени мое заоблачное эго будет особенно прекрасно сверкать в лучах света. Ну ладно, пусть налюбуется. — Кем ты видишь себя через пять лет? — Моро решает прибегнуть к более стандартным вопросам для соискателей. — Главным редактором этого журнала, — не моргнув и глазом отвечаю я. — Хочешь занять мое место? — брови Моро взлетают на лоб. — У тебя хватает наглости мне это в лицо говорить? — Ну, конечно, хватает, — и я продолжаю не моргать, — вы же ищете себе преемников, это очевидно. И Звягинцева поэтому взяли. Вы любите этот проект, но хотите двигаться дальше. И это правильно. Даже вам время от времени нужно менять воду, в которой плаваете. У нового смешка, который издает Моро — уже более сложный привкус. Если до того она меня просто стебала, в рамках стрессовой пристрелки характеров, то сейчас — кажется, наконец дошло дело до этапа анализа моей кандидатуры. — И что ты думаешь, ты круче Звягинцева? — летит новая шпилька. Интересно, а Гошик сейчас где? Сидит где-нибудь в каморке ассистента, что ему отвели, смотрит прямой эфир и жрет попкорн? Наверное. Только ни за что не поверю, что этот гаденыш согласится на каморку. Он даже ассистентом выбьет себе кабинетик, в который влезет холодильник и беговая дорожка. — Я думаю, что мы с ним очень хороши в связке, — улыбаюсь спокойно, — у него однозначно больше связей, он в этой среде чуть ли не с пеленок, а я — всего несколько лет. Но я лучше чувствую людей, если это касается долговременного сотрудничества. — Ты? — ехидно поддевает меня Моро. — Неужели ты умеешь нравиться людям? Меня ты уже восемь минут как бесишь. — Ну, вы же видели меня и Нину, — я даже не думаю беспокоиться на этот счет, — конечно же, я умею мягко стелить. И знаю, когда это необходимо, а когда можно и в детский сад деточку отправить. — Ну… — Моро отвлеченно улыбается, бросая взгляд в коридор за дверью. Туда, где туда-сюда стремительными модными молниями носятся её сотрудники и духу уже нет от типа-эйчара, — эта деточка третий раз пытается устроиться в мой журнал. Вчера даже устроила истерику, что мы, мол, к ней придираемся, и она на самом деле может нам так пригодиться, так пригодиться… — Ну, пригодилась, — фыркаю я безадресно. Я желаю Корине всех благ и хорошего ментора. Того, кто объяснит ей, что если прыгаешь выше головы — возьми шест понадежнее и запишись на маникюр. — Да, было забавно, — Моро насмешливо поигрывает бровями, а потом спохватывается и смотрит на меня в упор. Я делаю вид, что смущена и прячу глаза за ресницами. Улыбочка правда выдает, что мне слегка ехидно, но… Ну чего она врет? Бешу я её! Мне даже стараться не пришлось, чтобы вытащить из неё эмоциональную реакцию.