Я крепче обнимаю колени и утыкаюсь в них лицом. Нет, я знала, что больно будет. Я предвкушала эту боль. Не догадывалась только о ее силе. И что даже дышать и то не будет желания. Только закрыть глаза и перестать существовать. Прекратить быть этим человеком Сто Процентов Агонии. Как будто на сетчатке отпечаталась цветная картинка. Мой Козырь. Его жена, висящая на нем как клещ. Как клещ, как собачонка — я могу придумать сотню оскорблений для неё и даже слова матерного не попользую. И все же, ничего от этого не поменяется. Если мужик ходит от жены налево — значит, его мир вполне себе устраивает. Устраивает потрахивать жену и иметь девочку без запросов для разнообразия ощущений. И ничего-то он не будет менять, уж тем более — отказываться от жены ради любовницы. Потому что таких любовниц — цельный мир. Ходим, виляем призывно задницами, одна другой краше. Хоть каждый день новую в постель клади. Уж у кого, у кого, а у Александра Козыря с этим проблем не будет. Я повторяю это раз за разом, круг за кругом, я выучила каждое слово этой дивной речи и отрепетировала её в восьми разных интонациях. И все равно, больно так, что кажется — легкие из груди вырвали, и я дышу пустотой, рваными венами, битым стеклом. Говорят, лечит время. Потерпи чуть-чуть, и жизнь медленно-медленно уберет шпильку, которой она наступила на сердце. И капля за каплей, капля за каплей кровь перестанет течь. И дырка внутри тебя — может, зарастет, может — чем-нибудь заполнится… Вот только лежа под катком — не имеешь ни малейшего понятия, как ты переживешь это самое время. Ну, и пусть мой каток — не настоящий. Настоящего вообще в этом мире нет. Все сплошь лживые фальшивки. Сегодня у них только ты, а завтра — они уже жену на ручках за шубкой понесли. Вибрирует телефон. Я смотрю на него со смесью любопытства и презрения. Вообще-то я его тоже швыряла в дверь, еще во время первого пришествия Ленки, только он в отличие от чашки эту встречу пережил. Номер незнакомый. Он? Хоть бы он! Я уже предвкушаю, как пафосно буду швырять трубки, пока он до меня дозванивается с разных номеров телефона. Это не уравновесит чаши, потому что там, где он «просто хочет», меня, увы, занесло кой-куда подальше, но все-таки… — Ну?! — Сапфира? Голос в трубке незнакомый, мягкий, угодливый. Совершенно не похож на грубоватый голос Козыря, который слова жмет с такой жадностью, будто они из золота у него. Разочарование мое — горькое, шумное, с доброй сотней острейших стеклянных шипов. И все же… Внутри меня тьма лениво дергает усом. Она еще не проснулась, её недостаточно заинтересовали, но все же нужные нотки в этом коротком диалоге все-таки прозвучали. — Слушаю, — резко чеканю и вытягиваюсь на полу в полный рост. В уме у меня над головой сейчас висит камера и берет крупным планом мои глаза, в которых высокими волнами плещется разочарование. Танцуй, как будто никто не смотрит, страдай, будто смотрят абсолютно все! — Меня зовут Ив, — мягко-мягко и с придыханием вздыхают с той стороны трубки, — мне дали ваш номер в клубе «So-so». Сказали, что вы проводите сессии для тех, кто готов к отсутствию пределов. — Сейчас не провожу. И все же я позволяю паре ноток заинтересованности прозвучать в моем голосе. Я хочу, чтобы он меня умолял. И цену своим услугам я, разумеется, тоже набить хочу. И незнакомый мне Ив не обманывает моих ожиданий. — Ох, Госпожа, — он переходит на униженный скулеж, — может быть, вы сделаете исключение для такого мерзавца как я? Может быть, вы покараете меня так, чтобы я себя вспомнить не смог? Мне говорили, что вы чрезвычайно жестоки. — Кто говорил? — лениво тяну, а сама смотрю на свой кроваво-алый маникюр. Боли не стало меньше. Но тьма, которой настойчиво дует в ушко этот мальчик-подстилка, будто окутывает мою душу, оставляя боль внутри. И как я посмела забыть, чем лечила все свои разочарования все эти дивные годы в Москве? А всего-то какие-то несколько недель без практики! Он называет имена. Немало — аж целую дюжину. Все — мои бывшие рабы. У меня их много. Очень просто иметь гарем, когда ты ревнивая сука и посылаешь даже контрактников в свободное плаванье, как только они один раз не явятся ко мне по первому же звонку. И плевать, что я ими не особо и дорожила. Было б чем дорожить. Мужчинками, которые шли ко мне за унижением, а дома — нагибали и угнетали законных жен. Мужчинками, которые платили мне деньги, убеждая себя, что это все за услуги. А ноги он мне вылизывал — так это чаевые. — Стоп-слов не будет, — предупреждаю я, — у меня нет сегодня желания останавливаться. Выдержишь? — Да, Госпожа. Конечно, Госпожа. Этого я и жажду, Госпожа, — Ив предвкушающе постанывает, — где? Когда? — В Соске, — милостиво роняю я, — через час. Визитку с номером комнаты оставь у бармена, для меня. — Я встречу свою госпожу у порога, лицом в пол, — подхалимски клянется Ив. — Предоплату внеси и хоть не вставай с пуза всю ночь, — бросаю я небрежно. И демонстрировать интерес не буду — обойдется. Вешаю трубку, отбрасываю телефон от себя и еще пять минут таращусь в потолок. В отсутствии возбудителя, моя тьма вновь опускает морду на лапы и прикрывает глаза. Мне снова становится больно. А еще — неожиданно стыдно. Я обещала Козырю, что не буду прикасаться к плети, пока мы вместе. Мы не вместе. Я от него ушла. Почему-то как аргументы это не срабатывает. Самой себя приходится мысленно вытянуть плетью вдоль хребта, чтобы собраться с силами и встать. Обозреваю комнату, и улыбка сама ползет по моим губам. Шмотки разбросаны, вперемешку с осколками, книгами и всем, что попадало мне под руку. Капец, конечно, я тут устроила, за какие-то жалкие сутки. Двадцать четыре часа. Сама не своя, когда приходится освобождать место в жизни, но тут — совершенно размазало. Все. Долой Козыря из мыслей, долой! Сегодня сверху буду я, а он — пусть не отрывается от женушки! Я распахиваю шкаф и критично обозреваю вешалки, на которых висят наряды для сессий. Сначала руки тянутся с комбинезону, хочется закрыть все тело от щиколоток до горла. А потом… Да вот еще! Может, мне вообще монашескую рясу надеть, просто потому что на горле внутренней тряпочной девочки будто туже затянулась петля ненадетого ошейника? С рясой кстати прикольная идея, надо запомнить. Сессия с идеей «экзорцизма» или «исповеди» может стать моим личным хитом, для вип-клиентов. Я нарочно надеваю платье, кожаное, с высоким разрезом на бедре. В приличные места под такие платья или не надевают ничего, или хотя бы колготки, я же — выбираю чулки. Клуб «So-so», он же просто Соска, не является приличным местом. Излюбленное место Тематиков, для простого народа — тот еще бордель. Так что… Ленка находится через комнату, пьет кофе с третьекурсницей, душевно чешет языком про своего парня, который со школы за ней ухлестывает по типу «вытолкали в дверь — полезу в окно, закрыли окно — залезу в вентиляцию». На меня соседка таращится с легкой опаской, будто забыла, что я не выношу свои истерики за четыре стены комнаты, в которой живу. — Я кинула тебе пять штук, — проговариваю спокойно, — это — на клинера. Но если ты уберешься сама и их себе зажмешь, я не против. Спасибо Иван Максимович К., ты очень кстати перевел мне предоплату. Иначе пришлось бы мне еще пару недель терпеть паршивую погоду в моем «доме». Ленка не любит бардака. А убираться любит. И судя по загоревшимся глазам — пять штук, отправленные ей на карту за неделю до стипендии, придутся моей соседке очень кстати. — А ты? К тому своему хмырю собралась? Который на мерсе за тобой катается? — Ленка ревниво сканирует меня взглядом, будто как-то по мне можно сказать, что под длинным красным плащом прячется платье с проститутским вырезом. Хотя, может, и можно. Я ж при ней собиралась на сессии ДО Козыря. Вот ведь идиотка. Одна только мысль, один намек — и внутри снова желудок свивается в тоскливый узел. — Нет, не к нему, — произношу так холодно, чтобы даже эта дурища все сразу поняла, — хмыря на мерсе больше не будет. — А что с ним? — Сдох, — резко обрубаю я, во избежание лишних вопросов. Даже если не поверит, поймет, что не хочу говорить. Впрочем я сейчас не могу сказать, что солгала. Сука моя внутренняя искренне считает, что «сдох» и «выбрал жену» — одно и то же. — Может, сумку в багажник? — водитель в такси оказывается "клиентоориентированный". — Все свое ношу с собой, — говорю, неприветливо изгибая губы. Близость сумки, близость плети — это то же самое, что нюхательные соли для чувствительных дамочек аристократического века. Меня это успокаивает. Пьянит.