Мне и не нужно. Я улыбаюсь беззвучно и прикрываю глаза. Контроля нет. Сейчас исчез тот последний мизер, что позволяли мне скользящие узлы. Контроля нет. Веревка есть. И болью с каждой секундой наливается все больше невидимых полос на моем теле. Хорошо… Как же хорошо… Но… Из забвения приходится выныривать. Снова смотреть на мастера, который все так же тут, сидит на корточках, и смотрит, смотрит, смотрит… — Мне пора, — произношу я четко и достаточно звучно. В конце концов, я не из тех шедевров, которые висят на всеобщем обозрении вечно. Можно сказать, я — коллекционная собственность. И мой коллекционер уже, вероятно, меня обыскался! Глава 23. Принимающая Он не искал Её нарочно, не спрашивал, просто двигался согласно невидимой линии внутреннего курса. От зала к залу. От лица к лицу. Не задерживаясь ни на одном из них, в четком ожидании, когда наконец сам на Неё налетит, как коса на камень. Как всегда было с самой первой их встречи. Нетерпение нарастало медленно, будто стекая в невидимый кубок по капле. День был напряженный. Суд, один из многих, что еще были впереди, будто намотал нервы туго на огромный барабан, да так и оставил. И все что было сейчас надо — Она и плеть. И неважно где, неважно в каких условиях, лишь бы Она была согласна его сегодня кормить. Она вылетает откуда-то справа, сама, бегом, налетает на него — и жажда её проступает в ликующей улыбке. — Алекс! Тонкие руки трепетно касаются его плеч. Сухой жар волной поднимается в груди, и сам Алекс падает на найденную наконец Летучую нетерпеливым шквалом. Не целуя, не обнимая — сминая и впечатывая в себя. Дотягивается ртом до шеи, с удовольствием и силой смыкает зубы на мягкой коже. Ответный тихий гортанный стон отдается в душе глубоким громовым раскатом. Ох, Света… Тебе бы бежать, со всех ног бежать, но кто ж тебя сейчас собирается выпускать? Не с тем зверем ты связалась. Его попускает. От самого факта Её близости, от нарастающего чувства предвкушения в груди, очень неглубоко попускает, но все же достаточно, чтобы ослабить хватку и позволить ей встать на ноги. Глаза впиваются в её тело так жадно, будто они в принципе впервые узрели такую красивую, почти обнаженную девушку. Хотя… Отчасти так и есть. У Летучей вскрылся совершенно неожиданный талант. Даже не прикладывая усилий, она каждый день, каждую ночь была для глаз Алекса словно новая, самая вожделенная женщина на планете. — Отличный выбор, — роняет, любуясь на белое кружево и тонкие полосочки её белья. Белая кошка — маска, гипюр, кожа… Все белое, спокойное, не создающее визуального шума. Кажется, они оба были зависимы от этого цвета, вносящего спокойствие и приносящего тишину. — Господин мой, — шепчет Летучая отчаянно и вытягивает вперед руки, старательно отыгрывая раскаяние, — я виновата перед тобой. На светлой коже явственно видны следы узлов и веревок. Девочка исполнила приказ. Позволила к себе прикоснуться. Совершила осознанный проступок, желая получить наказание. Тварь в груди восторженно рычит и точит когти. В этот раз Алекс не подавляет свою ярость, нет. Он позволяет ей подняться в себе безумной волной, горячей и безжалостной. Её пальцы аж похрустывают, когда он их сжимает. И первая гримаса — восторга и лихорадочной боли проступает в Её лице. То ли еще будет… — У тебя десять минут, — выдыхает Алекс, сжимая с силой ладонь Летучей вокруг вложенного в неё ключа, — инструкции ты знаешь. Она просто кивает, не тратя время на бессмысленный треп, и Алекс указывает ей направление для движения. Дверь в его личный приват совсем рядом, в следующем зале, с таким же символом, как на брелоке ключа. И там тоже все готово, абсолютно для всего. Нужно только чуть-чуть подождать. Пройтись. Уделить внимание другим гостям вечера. Просто как знак приличия. Кто-то ведь связал Летучую, обеспечив ей приговор. Возможно, кому-то сейчас не хватает лишнего зрителя, чтобы достичь пиковой точки возбуждения? Он нарочно закладывает широкий крюк аж по трем залам вокруг того, в который отправил Летучую. Чтоб как можно дольше потом идти до номера. Чтобы девочка, которая сейчас торопливо снимает с себя последние лоскутки одежды, что могут ему помешать, лишнюю минуту постояла на коленях, покрываясь мурашками. Это Ей будет не лишним. Да и ему… Еще виток яростного вдохновения — даст ощутить чуточку глубже подлинный вкус этого вечера. И все работает. Идеально все работает, если бы не одно "но"… “Но” встречается в самом последнем зале. “Но” лениво, кивая и помахивая знакомцам, пробирается мимо группового задорного тройничка, и почти что промахивается мимо Алекса, если бы он не прихватил это самое “но” за локоть. — Добрый вечер. Хочется, конечно, добавить имя или снисходительное “сынок”, но в последнее время Эд реагировал несколько враждебно на все отцовские подколки. Здесь и сейчас устраивать семейные разборки не хочется. Совершенно не то место. Здесь люди за удовольствиями пришли, а не за чужими скандалами. — А, это ты… — Эд улыбается кривовато, сдвигая маску на лоб, — что ж, и тебе не хворать. Эдик явно кого-то ищет, даже стоя на месте, то и дело простреливает глазами то влево, то вправо… — Потерял кого-то? — Возможно, — резко отрубает Эд, не глядя в глаза, — хочешь со мной поискать? Мы же вроде сошлись на том, что ни один из нас не находит никакой прелести в том, чтобы делить одну бабу напополам. — И все же, — Алекс кивает чуть вверх, указывая на один из сияющих синим светильников, — ты в моей зоне. Раньше ты соблюдал границы неукоснительно. Интересно, что же такого произошло, что ты решил нарушить наши правила? — Так, ничего особенного, — буднично откликается Эд, все так же избегая взгляда отца, — просто не ожидал, что ты после суда все-таки решишь посетить это… мероприятие. — Хочешь мне мораль прочитать? — насмешливо уточняет Алекс, приподнимая бровь. — Ни в коем случае, — сухо откликается Эд, закатывая глаза, — я предпочитаю тратить силы на менее безнадежные проекты, нежели твое вразумление. Отчасти это было смешно — вот это его надменное отчуждение здесь и сейчас. На самой понтовой секс-вечеринке из всех, что проводятся в Москве. Будто в рассадник разврата вдруг зашел проповедник и потерялся, раздумывая, с кого бы ему начать. Потеряться, потерялся, но глазами местных “демониц” поедал с охоткой. — Ты здесь один? — ровно и неожиданно прямо произносит Эд. — Или с этой своей? — С ней, — откликается Алекс, снижая температуру тона градусов на пятнадцать в сторону мороза, — к ней и направляюсь. — Ясно, — Эд кривит губы, а затем пожимает плечами и все-таки резко разворачивается в сторону прохода в свою зону. Кажется, не все его детство еще отыграло в штанах… Алекс и сам не знает, почему не уходит аналогичным образом — резко и без оглядки. Еще с минуту стоит, наблюдает… Как Эд из чистой вредности притормаживает у кресла с брюнеточкой, которая медленно тянет вино из бокала, наблюдая, как к задорному тройничку уже присоединились еще двое. Эдик тратит на неё пару секунд, одну ослепительную улыбку, а потом — утаскивает её в свой зал, как трофей, набросив на тонкие запястья девушки ловкую веревочную петлю. Такое ощущение, будто на спину падает капля чистой кислоты. Кап — и жгучее подозрение озаряет Алекса внезапно. И оставшиеся восемь шагов до двери с горящим знаком треф, его знаком, он не проходит — пролетает. Ныряет в номер слишком резко, впечатывая ладонь в выключатель у самой двери. — Алекс? — Света оказывается близко, у самой двери, готовая к сессии, абсолютно нагая… И на теле её все так же отчетливо видны следы веревок. Он дышит тяжело, глядя на неё сверху вниз. В темные глаза, огромные и удивленные, умоляющие и преданные… Можно задать этот вопрос… Один короткий вопрос, который все поменяет, который превратит её маленькую шалость в трещину между ними. Он может ошибаться. А даже если нет… Эд её не узнал. Она его не запомнила. Не случилось ничего фатального. Можно утешиться этим… — Плеть, — Алекс цедит это сквозь зубы, и темные зрачки Летучей расширяются сильнее, реагируя на возросший уровень опасности.