Алексей глянул на милое, поникшее бледное (не накрашенное специально) лицо и ему до слез стало жаль свою беззащитную в горе жену. Он взял ее на руки как ребенка и принялся укачивать, уговаривать. А она повиликой обхватила его шею и приникла к нему, сама нежность и очарование. Первая опасность миновала. Нонна Сергеевна праздновала победу, пока еще маленькую, но победу. А назавтра его вызвали в управление и они долго разговаривали по поводу поездки. Генералом на заметку была взята мысль брата о другом, который между ходками ищет сокровище. Началась разработка версии по выпуску осужденного Ведиева и взятие под контроль все его передвижения. Немедленно был командирован Вадим, втайне от Алексея к арестанту домой в Верхотурье. Женщина отсутствовала и пока ее не было проведен тщательный обыск в домике. Были найдены некоторые бумаги, написанные почерком недоучки и нарисованные так, как будто ворона рисовала своими лапами по ватману. В одной из бумажек значились пункты ст. Бежица, Брянской области и Сеща Смоленской. Был написан номер вагона семизначными цифрами. Все это сфотографировал Медведев и постарался навести порядок, чтобы хозяйка не заметила беспорядка. По видимому что — то происходило с поисками сокровищ, но полковник Строганов больше задействован не был. Дома наступили восхитительные дни. Он успокаивал свою расстроенную жену. И у них началась новая пора любви, беспокойно-нежной. Алексей берег свое сокровище. Он любил ее так, что казалось у него сердце разорвется от горя, видя ее сидящей в уголке, пока она дожидалась его с работы. В душе Ляли не было горестной утраты, она прекрасно научилась манипулировать мужем и почти совсем забыла о происшедшем на далекой станции. Актриса из нее получилась превосходная. Так и жили они в обмане и лжи, и лишь Алексей не имел понятия, с кем он рядом находится, и кого любит до самозабвения. Природная лень с помощью опеки матери сделали Лялю созерцательницей жизни. Она ничего не делала, валялась целыми днями непричесанная и только перед приходом мужа начинала заниматься собой. Она все реже выходила из дому, читала, смотрела телевизор, гадала на картах с матерью, наблюдала как та готовит обед или ужин и все больше и больше отстранялась от жизни извне. — Ты повторяешь Обломова, — говорила ей мать — Что будешь делать без меня, я не вечна. — У меня есть муж. Пусть он за меня думает. — Смотри не влети снова. — Мне гениколог сделал все, чтобы этого не случилось. — Он больше не пристает к тебе с расспросами? — Нет, не хочет меня расстраивать. — Правильно делает. — А тебе еще он не надоел? — Нет, я люблю его. — Тогда почему стала прикладываться к рюмке? — Ты еще спрашиваешь. Вчера исполнилось ровно десять лет той девчушке. Жива ли она? — Тебе не за чем забивать себе голову. — Просто мне иногда становится страшно. Вдруг она погибла? — Значит мучиться на этом свете перестала. — Ты циник, мама. — А ты? Это не я родила ребенка, а ты. — Ну ладно, хватит. Я не буду больше касаться этой темы. НЕВЕРОЯТНАЯ ИСТОРИЯ Аленке исполнилось 10 лет. Это была уже совсем большая девочка, серьезная, красивая, не похожая на сельских детей. Частенько бабы судачили о ней и говорили Анне: — Она у тебя как Херувим. Прямо — таки ничуть на тебя не похожая. — Похожа на своего отца, — бросала Аня не оборачиваясь и проходила мимо. — Ишь ты гордячка, а у девчонки прочерк в свидетельстве. — А ну пошли, бестолковые, — увидев такую сцену, ругался на них Сидор Никитович. — Да мы просто, так. — Просто, — ворчал он, разгоняя сплетниц. — Чтоб я не слышал больше такого. — Ты, Анна, не обращай на них внимания, чешут языками так, как помелом, лишь было о чем болтать. В поселке сгущались тучи. Пастушонок как пропал, так и не нашелся. Обыскали все, как в воду канул. Мать плачет, заливается. Экспертиза, сделанная в городе по скелету в лесу, определила, что это и есть пастушонок. Мать заходилась от горя. Пришлось гроб закрыть, чтобы не смотрела. Мужики экстренное совещание проводили, так чтобы их бабы не слышали: — Видно волки завелись возле села. — Да, так обгрызть парня могут только они. — Странно, что мясо с костей снято как ножом, а не зубами выдрано. — Может саблезубый какой волчара пришел к нам. — Что делать будем? — Капканы ставить. Коровушек по домам, пусть всяк за своей смотрит. — Теперь мало осталось, пастух не нужен. — С похоронами опять же помочь надо. И снова в селе были похороны. Ну предположим, что Заику сожрали волки. А кто тогда Людку в бочку затащил и отделал? — Может медведь, — засомневался кто-то. — Да она говорит, три их было. — Гляди-ка. Нет. Медведи стаями за бабами не ходят. — Опять же пропажи еды пошли, вещей с веревок. — Тут что-то не так. Завелись чужие, но кто такие и что им нужно, неизвестно. — Надо бы к леснику сходить, посоветоваться, может видел кого, что присоветует. Сказано, сделано. Парламентеры были серьезные: Евсеич, Прокопьич, бригадир-полевод Жора, и с ними баба одна увязалась, новенькая Елизавета, та, что чуть заиками всех не сделала. — Я, — говорит, ничего не видела, хочу познакомиться с людьми и по лесу гулять, где грибов больше. — Ладно, иди, не на себе нести же тебя придется. Убытку не будет от присутствия чужестранки. Заимка лесника была похожа издали на маленькую крепость. Домик с башенками, двойными воротами. Забором высоким, крепким. На опушке у реки место выбрано. И село близко, не более двух километров. Хозяин живет здесь уже почти три года. Зовут Равиль. Фамилия Насыров. А жена Оксана, хохлушка смешливая. Встретили парламентеров радушно. На стол накрывать стали. Гости свою самогоночку-первачок — шасть на стол. Не лыком шиты, поди. Хозяин за столом в рубашке-косоворотке, видно женой вышитой. Все брюшко-соцнакопление поглаживает. Говорит голосом тихим, приятным, не задирается. Хозяйка та все смеется по каждому поводу, такая заводная. На кухне что-то готовится. Вскоре гости пили и ели шашлыки с помидорчиками на шампурах между мясом. Наелись до отвала. — Лосенка завалил, медвежатинки не желаете отпробовать? После трехлитровой бутыли и лягушку жареную попросишь. Ели медвежатинку в соусе приготовленную. Хозяйка от похвал раскраснелась. А когда прощаться стали всем по пакетику мяса отвалили. — В селе в эту пору живут постничают, а скоромного хочется? — Еще как, — ответил Евсеич. — А нельзя ли как самому пристрелить кого на мясо? — спросил Жора. — У меня лицензии на отстрел имеются, — сказал хозяин и показал им целых пять штук разных. — Тут тебе и медведь, и лось, и зайцы, и кабан, что душа пожелает. — Дорого лицензия стоит? — Дорого, если за нее деньги отдавать. — А как по-другому? — Кому лес, кому охота. Так и происходит бартер.