— А купить мясца изредка хоть можно? — Можно и недорого, мне бы на патроны только хватало, да на курево с хлебом. На той неделе подходите будет вам сохатинка, или медвежатина. — У нас тут волк завелся, пастушонка сожрал. — Слышал, были у меня милиционеры. Я уже капканы поставил. — Думаю какой-нибудь одни бешеный от стаи отстал, а так вроде бы у нас их здесь не имеется. — В селе начались пропажи разные. — Это не волки. Волк в горшок с кашей не полезет. И наматрасник с подушками ему не нужен. — Ну ладно, прощевай, хозяин дорогой. Спасибо за привет. С тех пор иногда потчевал хозяин свежатинкой приходящих гостей, да и с собой давал на шашлычки, готовое, расфасованное в кулечки. Ели, нахвалиться не могли. — Человек этот Равиль, каких мало. — Душа — человек. — Щедрый. — И жена нежадная. — Другая бы за такие подарки всыпала ему по первое число. — Первачка надо ему отнести побольше. — Первачок, то хорошо, но мясо денег стоит. — Соберем вскладчину и расплатимся. Теперь каждый месяц можно было отовариться у лесника. Совсем почти задаром. Один только Сидор Никитович не признавал щедрот этого человека. — Он лесом распоряжается, как своим собственным. — От леса не убудет. — Не скажите. Раньше можно было встретить на дороге лосенка, лисичку, зайчат. А теперь? Этот человек уничтожает природу и еще за деньги продает вам государственное. — Где оно государство наше? — Хозяйство прахом пошло, лес вывозят, рыбу выловили, да отравили нечистотами. Грибы перерождаются. Берешь хороший гриб, а потом неделю с толчка не сходишь. — Да, — проговорил молчавший Евсеич. — От нашего села осталось семей тридцать не больше и то половина собирается уезжать. — Куда? — К родственникам, поближе к городу. Там тоже есть бросовые дома, за бесценок купить можно. — Магазин наш закрыли. Ладно бабы по очереди хлеб пекут. — Только за дрожжами приходиться за двадцать верст шастать, хорошо когда сухие попадаются, а на таких много хлеба впрок не наделаеь. — Целую неделю теперь черствый едим. — А как зима, да распутица весенняя застанут, что делать будем? — Прохватилов на тракторе привезет что надо. — Странно, все вроде порушилось, проку никакого, а он сидит в селе и никуда не собирается уезжать. — Правда интересно. Его мудреная бабенция тоже с ним здесь осталась. — Кто она ему? — Да кто его знает, говорят полюбовница, а там их не разберешь. Может домработница. — На иностранных языках, стрекочет. Училась, чтоб кашу варить, да полы мыть. — А ну их к ляду. * * * Время катилось, жизнь продолжалась. Как-то Равиль накричал на жену и приказал ей поехать в соседний город. — Не хочу, — упрямо ответила она. — Как не хочешь? — рассвирепел мужик. — Может другого присмотрела? — Меня от тебя давно тошнит, — сказала и пошла к выходу. В один прыжок он настиг ее. От добродушного гостеприимного человека, каким его знали в округе, не было следа. — Или ты исполняешь по-прежнему свои обязанности, либо я тебя. — Что сожрешь, как всех? — Ты несъедобная, дура, старая кобыла и несет от тебя потом. — Значит, не отпустишь? — Сама знаешь, что нет. — Я же не пойду сама на себя заявлять в милицию. Так, мол и так, убивала с муженьком молодых подростков, детей, женщин не старше тридцати лет и потом жрала их в шашлыках, котлетах, жаркое делала, мариновала впрок, кровь пила свежую. Не могу больше, снятся мне они. Руки на себя наложу. — Хорошо, — сказал он. Я больше не буду заставлять тебя убивать кого-либо. Я просто приму меры по твоему воспитанию. Он схватил ее за шиворот, толкнул на пол, она ударилась головой, он еще добавил оплеуху и сбросил в яму на заднем дворе, цементную, с крышкой. — Не надо меня туда, я боюсь. — Боишься? — спрашивал он сверху глядя на сидящую внизу фигурку. — Боюсь. Выпусти меня, я не пойду никуда, с тобой останусь. Он прикрыл крышку, тяжелую, железную и женщина завыла, как собака на луну, тоненько и беспомощно. Прошла ночь, в яме было душно, страшно. В голове вертелись все погубленные ими жизни. Еще совсем недавно пастушонок, с заклеенным ртом, глазами молил о пощаде. Равиль полоснул его по горлу ножом как барана. Парень лежал в ванной и она подставила кастрюлю, чтобы кровь стекала в нее. А потом они пили с Равилем теплую, красную жидкось и не думали о том, в ком полчаса назад эта кровь пульсировала по жилам. У них тогда было много мяса от двух заблудившихся в лесу молодых людей. Парня и девчонки. Враз вспомнилась сцена, как они постучали в ворота и спросили как им выйти на дорогу к речному вокзалу. — Проходите, гостями будете, — приветствовал их хозяин. Молодежь была явно голодная. Смотрели на плиту, где жарились сочные бифштексы из девчонки, привезенной Оксаной со станции. Она была хорошо одета и сидела, ждала поезда, чтобы проехать одну остановку к бабушке. Оксана подошла к девочке, спросила почему она одна. — Мама привезла меня. Сейчас поезд подойдет, а там наша соседка, тетя Маша проводницей ездит. Я с ней к бабушке и доеду. Она у станции живет. — А хочешь увидеть лисичку и живого медвежонка. — Хочу. — Тогда идем со мной. Тут по тропинке недалеко. — А поезд? — Я тебя другим провожу. Вечером. Скажем бабушке, что опоздали маленько. Девочка чуть подумала. Наказ матери и желание увидеть живую лисичку противоборствовали в ее сознании. Но ласковая тетя была убедительна, а мамы рядом не было. И она отправилась, взявшись с тетей за ручку. — Тебя как зовут?