— Нет, я сам. Один живу. Алексею почему-то вспомнились услужливые бомжи с их рассказами о скелетах, которые были найдены тотчас оперативниками. Хотя такого везения отыскать преступника было мало. — Можно пройти? — Пожалуйста. Они прошли в кухню. На большой сковороде жарилось мясо. Тошнотворный запах свежей крови витал в воздухе. На столе стояла трехлитровая банка, крышкой вниз, явно закрученная впрок. — Где Эдик? — спросил в упор Алексей. Хозяин попятился и сел на табуретку у стола. Его растерянность вызывала подозрение. — Говори, где Эдик, или мозги вышибу, — сказал Сергей, доставая пистолет. — Вон он. — Где? — спросили оба враз. — В банке. — Как в банке? От ужаса у обоих начали шевелиться волосы на голове. — Я его замариновал, а на сковородке жаркое, сейчас друзья придут. Этот человек был явно не в себе, если так просто говорил обо всем. Алексей высунулся в окно и крикнул Андрею: — Срочно в двенадцатую. Андрей повернулся, чтобы идти, как вдруг обнаружил, что пока он делал несколько шагов до дверей подьезда, впереди него зашли двое и поднимались на третий этаж. Он приотстал чуть-чуть и подождал пока дверь открылась и их впустили. Он влетел во время. Алексей подножкой сбил впереди идущего, на него кувыркнулся второй, а сзади их подпирал, войдя в дверь Андрей. Оба вошедших были окольцованы и теперь наручники Андрея надевали хозяину. — Кто такие, — спросили оперы. — Друзья, — ответил хрипло востроносый пришелец. Видите день рождения справлять пришли. Уже и хава готовая. — Может поминки? — По ком? Что Воробей допрыгался? Убили его? — Нет. Здесь Эдик зажаренный вас дожидается. — Поросенок что ли? Не темни, говори. — Ничего он вам не скажет. Потому что на сковородке зажарен мальчик, по имени Эдик, а в банке замаринован тоже он. Двум жуликам стало плохо. Их тянуло рыгать, но почувствовав неприятные игры желудка они вскочили и накинулись на хозяина. Руки были в наручниках, но досталось ему немало. Добили бы, да оперативники не дали. Вызвали экспертов, понятых и первобытное зрелище, рассказанное Мансуром заставляло доктора постоянно применять нашатырный спирт, ко всем, находящимся здесь. Кости Эдика было разрублены и лежали упакованные в мешок. Ванна, еще плохо отмытая издавала этот ужасный запах крови. На допросах людоед рассказал про деда, которого уже не было в живых, но ничего не сказал о брате Равиле. Он не был прописан в квартире, даже в городе, поэтому и остался вне поля зрения правопорядка. Когда родителям рассказали о том, как погиб их сын, мать не выдержала и умерла. А отец, забрал кости и банку, отнес в морг и попросил все это положить в запаянный гроб, чтобы можно было предать земле останки сына. Долго судачили после приговора люди. А людоеда не расстреляли. Мораторий вышел, да и вообще его признали ненормальным и лечили долго в больнице для умалишенных в особом отделении для преступников. И никто не мог знать, можно ли исправить такого человека. Некоторые врачи считали, что можно. И потом он будет безвредный граждание для общества. Вскоре после этого громкого дела Алексея Строганова — сына чекиста, плодотворно работавшего в Средней Азии по изъятию коррумпированных излишеств у верхушки общества, взяли работать в особый отдел, где расследовались самые тайные и громкие преступления. Всего этого людоед не знал. Ему не за чем было думать о тех, кто прекратил его любимые обеды и теперь его кормили баландой и кашей. Оксана вскоре, после того как девочка Ниночка была съедена, поехала на вокзал за три станции от своей. Нельзя было промышлять близко, итак уже достаточно наследили с пастушонком. На скамейке у вокзала сидел парнишка, грязный и худой. — Да на нем и мяса-то нет, — подумала она, но других претендентов явно не было видно. Она подошла к нему и погладила его по голове. — Как зовут тебя? — Петька. — На рыбалку хочешь? — А то? — Со мной поедешь? — Ну и рыбак, — расхохотался мальчик. — Представь себе, интересуюсь и улов даже очень неплохой. — Ты тоже бомжуешь? — Нет у меня дом есть. — И удочки есть? — Конечно, — говорила она обрадованному несмышленышу. — Тебе сколько лет? — Десять. — Родители есть? — Мать. Пьет и дерется. — А тебя как звать? — Петькой. Приехали на заимку. Хозяин гостя встретил хорошо, только сказал: — Ну и чумазый же ты. На кочегара похож Потом ткнул его в бок и говорит: — Да ты одна кожа да кости, парень. Надо тебя подкормить. Оксана обрадовалась, что приглянувшийся ей парнишка жить будет. Мясо наращивать. Так именно выразился при его встрече ее благоверный. Баньку затопила. Пошли они с Равилем мыться. А Оксана пока одежонку его вшивую всю, в печь затолкала и нашла одежду мужа, которую он уже не носил. Мала стала. После бани отмытого Петьку не узнать, чистенький, кожа белая, волосики светлые. — Какой ты хорошенький стал, — погладила она его по голове. — Парень как парень, — буркнул Равиль. — Только костлявый как рыба. — Ничего, на хороших харчах быстро поправится. — Надеюсь, — ответил хозяин. Петька ходил за Оксаной как пришитый. И печку топил и картошку чистил и за водой бегал. И так он к сердцу Оксаны присох, что ни за что расставаться с ним не хочет. Как подумает, что ему предстоит, так и слезы подступают. — Ты его меньше работать заставляй, — ворчал Равиль. — Пусть жир нагуливает. — Он совсем мало ест. — А ты его заставляй, чтоб хотел. Она ему и пирожки и шанежки с картошкой печет. А он жаркое с хозяином наворачивает. Правда из солонины, нет свежатины, но всеравно вкусно. Петька жизни не нарадуется. И рыбалка рядом, постоянно окуней носит. Морды научился ставить, с удочкой управляться. — Оставить бы его себе, сыночком сделать, — мечтала женщина, обойденная этой радости. Да как вспомнит про деда, что своих внуков малых жрал, жутко становится. Она не задумывалась, живя с Равилем, сначала по любви, теперь по привычке, что можно семью настоящую иметь. И начала придумывать разные разности, чтобы Петьку от смерти спасти. Как-то муж спросил ее: — А ты не думала, что те, кто земле не преданы переселяются сразу в чужое тело? — Как это? — Ну съели мы, к примеру человека? А душа? Она пристраивается к тому, кто поблизости умирать собрался. Да и прогоняет ту, дряхлую душу, а сама входит в тело. Молодые, резвые, старикам с ними не справиться. — Страсти — то какие. — Как ты думаешь, женщина, что нам с тобой за грехи наши будет? — В ад попадем.