– Жду своего часа, – туманно ответил Руслан. – А… Может быть, тебе помочь? У меня есть специальное средство для приближения нужного часа, – Билл подмигнул Руслану. – Не откажусь, – Руслану нужна была информация, и лучшего момента было не отыскать. А действие всевозможных наркотиков он научился блокировать с незапамятных времён. Зато люди обычно под их воздействием становятся необыкновенно разговорчивы и откровенны. – Вот только неловко одному, может, ещё кто-то захочет присоединиться? – Это запросто. Эй, Анри, Филипп, Джордж, пойдёмте, оттянемся… Все названные не заставили себя уговаривать и быстро присоединились к Руслану и Биллу. Всей компанией они отошли в дальний угол, где был организован укромный и очень удобный закуток из широких диванов и низкого столика, заставленного батареей бутылок. Билл извлёк из кармана блестящую коробочку с белым порошком, все присутствующие достали персональные трубочки, сделанные из золота или платины, а у Филиппа трубочка оказалась ещё и инкрустирована несколькими чёрными бриллиантами. Руслану трубочку одолжил Билл, у которого их было несколько. Когда сооруженные наспех дорожки были вынюханы и запиты виски, ребят потянуло на разговоры: – Классная вечеринка, – начал Филипп. – Да, и девчонки отличные, очень понимающие, – подхватил Анри. – Ещё бы, я же их приглашал, – с гордостью сказал Билл. – Да, ты в этом понимаешь толк, дружище, – уважительно заметил Джордж. – Чарли, а у тебя на твою подругу серьёзные планы? – Извини, Джордж, но планы очень серьёзные, – отрезал Руслан. – Ну, это и понятно. Она весь вечер бросает взгляды в твою сторону, даже злится, когда ты на неё не смотришь, – втянув очередную дорожку, произнёс Анри. – Но девочка хороша, сразу видно – из аристократок. Поздравляю, Чарли. Мы джентльмены и не будем тебе мешать, – подчеркнул он, многозначительно посмотрев на Джорджа. – Очень любезно, – усмехнулся про себя Руслан. – А вы не боитесь, что кто-то стуканёт вашим родителям, чем вы здесь занимаетесь? Ребята сначала недоуменно переглянулись, а потом дружно расхохотались. Смеялись они довольно долго, и, наконец, Билл, вытирая слёзы, сумел произнести сквозь хрип: – Извини, Чарли, но сразу видно, что ты не европеец и не знаешь наших реалий, хотя, без сомнений, ты достойный человек, из настоящих аристократов. Всё дело в том, что наши родители знают, чем мы тут занимаемся, более того, они всё это и оплатили. – Как это? – искренне удивился Руслан. Раньше он такой свободы нравов в среде высшей буржуазии не замечал. Настоящих, с тысячелетней историей рода, аристократов среди этих юнцов почти не было, были, в основном, дети самых известных банкиров и владельцев корпораций. – Понимаешь, дружище, – начал объяснять Джордж, – мы все только что закончили свои университеты и должны приступить к выполнению обязанностей по поддержанию фамильных бизнесов. Наши родители – люди неглупые и понимают, что соблазнов в этом мире огромное множество. И они считают, что лучше сейчас, пока мы ещё не начали работать, дать нам возможность перебеситься, вкусив от этих соблазнов, чем потом, когда мы втянемся в дело, у нас посрывает крыши и мы начнём вовсю чудить. На определённом этапе это может иметь катастрофические последствия для дела, а этого допускать нельзя – большие деньги не терпят неуважения к себе, – абсолютно серьёзно, почти не запинаясь, закончил он. – Но ведь может случиться так, что кто-то из вас не сможет остановиться, не перебесится, – с сомнением протянул Руслан. – У нас есть год. Максимум два. После этого мы либо должны приступить к работе и уже не заниматься ничем таким по крупному, а мелкие пороки есть у всех, либо уже не работать никогда. Не сумевших остановиться и контролировать себя никогда не подпустят к серьёзному делу. Будут давать какие-то деньги на содержание, но даже близко к семье не подпустят. – Что-то такое я уже когда-то слышал, – сморщился Руслан, пытаясь вспомнить, где он встречался с подобным. – Очень похоже живут амиши, – помог ему Анри. – А… точно, – Руслан живо представил себе несколько странно живущих последователей синтеза христианства и пантеизма. – А меня больше беспокоит другое, – вступил в беседу уже прилично загрузившийся кокаином и виски Билл. – Вот так плывёшь себе, оттягиваешься и вдруг – бац! – он хлопнул кулаком по столу, отчего весь порошок взметнулся облачком вверх. – Советы нажали на кнопку! И мы все в лучшем случае уже никуда не приплывём, а в худшем – превратимся в пар! – лицо его перекосилось от страха, опасность ядерной войны держала в напряжении весь мир. – Уильям, дружище, ты отстал от жизни! Основная часть высших бонз коммунистов уже нашла выход на наших, чтобы с наибольшим доходом вкладывать и сберегать украденные ими у собственного народа деньги. А кто же станет распылять на атомы собственное богатство? – успокоил его Филипп. – Эт-то классно, – сразу повеселел Билл. – Вот только не пойму, а чего мой-то папаша не в курсе? – Да в курсе он, в курсе. Все наши в курсе. Только нам не говорят, пока проверку не пройдём, я это случайно услышал. А ещё говорят, что Высшие всё равно этого не допустят, я имею в виду войну – крепко они обосрались после Хиросимы… – тут Филипп осёкся, с сомнением поглядев на Руслана. – Какие Высшие? – решил додавить Филиппа Руслан, сделав вид, что ничего не понимает. Ничто так не развязывает юношам языки, как осознание того, что они приобщены к страшной тайне. Тщеславие – любимый грех Дьявола. – Да ладно тебе, Фил, Чарли свой парень, будет молчать. А не будет – так ему всё равно никто не поверит, ха-ха, – наркотик сделал своё дело, у Билла желание казаться очень крутым било через край. – Ладно, просветим Чарли, – махнул рукой Анри. – Ты прав, даже если он что-нибудь и расскажет, ему всё равно никто не поверит… – Да что такое вы мне хотите рассказать, никак, какую-нибудь очередную фантастическую муть? – подыграл им Руслан. – Это не муть. И не фантастика. Ты джентльмен, Чарльз, и я уверен, что ты достоин знать это, ведь ты аристократ. Так вот, на Земле, – уже изрядно запинающийся Джордж потыкал пальцем вниз, пытаясь показать, где именно, – на Земле есть особые люди, которых совсем немного, чуть-чуть, понимаешь? Они – Высшие. И они обладают невиданным могуществом и бессмертием. Кто-то считает, что они инопланетяне, а кто-то – что потомки древней и могучей расы, но точно не знает никто. Именно они решают, как нам всем жить, а наши папаши, хоть и очень круты, всего лишь исполнители их воли. Я раньше тоже не верил, пока несколько событий не убедили меня, что так оно и есть. Кроме того, хотя эти вседе-, нет, сведв… – Джордж, несмотря на кокаин, был уже совсем пьян, – све-де-ния, о, получилось, – локоть руки, на которую Джордж опирал свою голову, соскользнул со стола, и он громко ударился головой о его стеклянную поверхность, но достаточно легко восстановил своё положение, – так вот, сведения, передаются только при достижении определённого уровня, но в наших семьях, – он гордо поднял палец вверх, – мы с детства живём представлением о Высших, – торжественно закончил Джордж. – И как же они управляют? Ведь это же нереально, – покачал головой Руслан. – Как? – вскричал Филипп. – Да очень просто. Они дают людям нужную для себя информацию, а люди ей верят и живут в соответствии с ней. Вот, например, истерия по поводу ядерной войны заставляет людей верить, что им необходимы большие армии для защиты, и люди охотно отдают свои деньги, чтобы эти армии содержать. А ещё они ненавидят и боятся друг друга. Русские боятся американцев, американцы – русских, европейцы тоже боятся русских и не доверяют американцам, а все вместе опасаются китайцев. Впрочем, это уже постепенно изживает себя, слишком велика вероятность выхода ситуации из-под контроля. Возьмёт какой-нибудь псих и действительно нажмёт на кнопку… – и Филипп лихо затянул в ноздрю очередную порцию порошка. – Поэтому Советы обязательно, раньше или позже, развалят, приобщат к доброму старому капитализму, тем более, что они уже и сами об этом потихоньку мечтают. А потом наступит всеобщий мир и благоденствие, вот! – Да, – подхватил уже совсем плохо контролирующий себя Билл, – но сначала уменьшат население шарика – чуть-чуть, на несколько миллиардов, да, чтобы легче было им управлять, а то слишком много человеческого мусора развелось… – А как же это можно сделать? – позволил себе усомниться Руслан. – Без войны это сделать невозможно, а ты говоришь – мир и благоденствие… – Ты, Чарли, ничего не понимаешь… – сочувственно процедил сквозь сведенные судорогой зубы Анри. – Зачем воевать, когда можно всё делать мирно. Алкоголь, наркотики, сигареты – это самое простое. Потом заболевания всякие, эпидемии, новые вирусы, обладающие генетической избирательностью. Захотел, чтобы сдохли все негры или китайцы, например, – запустил им какую-нибудь заразу, действующую только на их гены, – хоп, и нет негров. Или китайцев. А продукты? Сколько всякой дряни мы туда пихаем, самому страшно делается. А лекарства? Ты думаешь, что они лечат? А они только высасывают деньги да приближают час, когда ты сдохнешь. Так что не пей никаких лекарств, понял? – и Анри энергично потряс пальцем у лица Руслана. – Это всё фигня, – категорично сказал Филипп. – Мы сейчас сделаем такую штуку, которая заставит людей самих себя убивать, причём абсолютно законно, – и он гордо посмотрел на своих не в меру разошедшихся собеседников. Те с любопытством уставились на приятеля, ожидая его откровений. – Компьютер! – гордо сказал Филипп. – А это-то каким краем? Разве что по башке им бить, но, по-моему, он тяжеловат, да и не заставишь людей делать это добровольно, – непонимающе произнёс Анри. – Ты, Анри, извини, перенюхал. Я говорю о возможности создать другую реальность для человека, в которой он сможет жить иной, более счастливой жизнью. Вот только реальность эта будет не настоящая, а виртуальная. А люди будут бросать свои настоящие жизни ради придуманных… – Ну, это ты уже загнул, дружище, – назидательно сказал Джордж, пытаясь снюхать остатки порошка с подноса, стоявшего на столе. Все сидевшие с сожалением посмотрели на пустой поднос, потом поднялись и пошли обратно, к основной компании. Тем временем на площадке творился уже форменный шабаш – все скакали совсем голые, а кое-кто уже занимался сексом, нисколько не стесняясь окружающих. В небо то и дело взлетали яркие фейерверки, и всё так же гремела музыка. Руслан решил, что больше ему тут делать нечего и растворился в ночи незаметно для всех, как он это умел. Всё-таки он был бывшим Неосязаемым. Перед уходом он поискал взглядом Анну, но не нашёл. Решив, что девица всё-таки устала ждать его внимания и с кем-то уединилась, Руслан мысленно махнул рукой и побрёл к себе в каюту. Вечер удался: он мастерски сумел разговорить отпрысков «управляющих миром» и получил массу полезной для себя информации. Разумеется, его анализ происходящего во многом был схож с тем, о чём разболтали юноши, но кое-что, например, задумку по поводу компьютеров, он слышал впервые. Кроме того, он понял, почему перестал «слышать» эту, так называемую, элиту. У каждого из юнцов на информационном канале стоял мощный защитный блок. Кто-то постарался закрыть ценные селекционные ресурсы от ментального прослушивания и чужого воздействия. Что ж, умно, дальновидно и очень эффективно. Вот только поможет ли это тем, кто всё это установил, и далее оставаться в тени? Похоже, что нет, их время неумолимо утекает… Лайнер стремительной громадиной рассекал волны, лишь немного реагируя на их сопротивление лёгкой дрожью. Руслан остановился у борта и, глядя на роскошные южные звёзды, думал. Он думал о недавно открытом им Законе Времени, который для себя сформулировал так: «Раньше, до резкого скачка развития науки и технологий, частота изменений социального времени была намного меньше частоты колебаний времени биологического. То есть, за время жизни одного человека ничего существенного в смысле изменения применяемых им достижений цивилизации, не происходило. Человеку на всю жизнь хватало однажды полученных знаний и умений. Изобретения, а уж тем более внедрения чего-то нового случались редко, и это никак не влияло на самих людей или влияло крайне медленно. Например, реализация идеи парового двигателя растянулась на продолжительность жизни четырёх поколений. Но в начале двадцатого века этот процесс стал изменяться: люди уже на протяжении одной жизни успевали увидеть существенные изменения техники. Например, повсеместную замену живого транспорта на механический, произошедшую всего л ишь за какие-то тридцать лет. А телевидение? А космос? А те же компьютеры? И ведь процесс всё ускоряется, его уже не остановить и всё тяжелее держать под контролем. А это значит, что люди, чтобы не отстать от жизни, вынуждены постоянно получать новые знания и умения, а, следовательно, будет создано огромное количество новых эгрегоров, которое будет разрастаться в геометрической прогрессии, и контролировать их уже никто не сможет. А значит, сознание людей, наконец-то, вырвется на волю, и они сами начнут искать правду о мире!» Похоже, что этот процесс его бывшие соплеменники пропустили, слишком сосредоточившись на столь увлекательном занятии, как сотворение мирового господства. Заигрались, ребята! Подходя к каюте, Руслан ещё издали ощутил чьё-то присутствие. Он понял, кто это, и улыбнулся. – Чарльз, ну что же ты так долго? – укоризненно прошептала отделившаяся от стены Анна, и резко закинув ему руки на шею, впилась в его губы страстным и долгим поцелуем. Руслан в ответ обнял девушку и, почувствовав, насколько трепещет всё её тело, ни слова не говоря, подхватил на руки и внёс в каюту… Глава 50. С мамой плохо… Эпштейн и Каганович играли в шахматы, одновременно слушая министра внутренних дел. Министр, Григорий Николаевич Бекешев, во властных кулуарах и у своих подчинённых имевший прозвище «Распутин», заработанное им за просто-таки маниакальную страсть к слабому полу, нервничал и пытался объяснить суть происходящего со своей точки зрения. Но поскольку, кроме общеизвестного, он ничего толком не знал, то рассказ его выходил каким-то кривым и нелепым, а временами и вовсе приобретал оттенок дешёвого боевика с фантастическим уклоном. Например, по его версии, выходило, что машину в центре Москвы расстреляли недобитые чеченские боевики, имевшие зуб на Варшавского, а в Томилино была разборка ребят Кирпича с какими-то залётными отморозками, за которыми охотились, в свою очередь, люди Майорова. И у монастыря эта охота получила продолжение, но там в битву вмешались экстремистки настроенные члены группы «Гей, славяне!», которую, конечно же, негласно поддерживал Колышев, тот ещё безбожник. Каганович слушал бред министра с явным удовольствием, иногда даже задавал наводящие вопросы, а вот Эпштейн только морщился, считая, что в своё время они сделали ужасную ошибку, протолкнув на пост министра этого недалёкого ловеласа. В конце концов, министр стал жаловаться на самого Майорова, который абсолютно по-хамски пригласил их с Генеральным прокурором якобы для того, чтобы предоставить «абсолютно убойные материалы», а сам куда-то слинял, заставив их впустую прождать полчаса. Прокурор уехал злой, как собака, пообещав адъютанту генерала (похожему, как две капли воды на Гитлера, вы представляете?), что он Майорову так просто этого не оставит. Сам «Распутин» тоже был обижен, но от высказываний в адрес генерала в его ведомстве воздержался, так как Майорова побаивался, зато сейчас крыл его и в хвост, и в гриву. В этот момент к их столику тихонько просочился Аркаша и что-то прошептал на ухо Кагановичу. Тот, не меняя выражения лица, переставил ладью на доске и, как бы ни к кому не обращаясь, сказал: – Кажется, с мамой плохо… – С чьей? – спросил генерал, удивившись столь спокойному выражению лица Кагановича, а про себя подумал: «Ну и изверг, с чьей-то мамой плохо, а ему хоть бы что…» – Ой, Гриша, не обращай внимания, это такой шахматный термин, означает опасность для ферзя, – лениво протянул Эпштейн. – Надо же… Ну, я в шахматы не игрок, я больше в бильярд да по бабам, – министр оседлал любимого конька, и теперь его можно было бы долго слушать – рассказов о своих победах он имел великое множество. И, что самое удивительное, все были абсолютной правдой. Вот только слушатели всегда удивлялись – если Распутин столько времени тратит на секс, то когда же он службу-то несёт? – Да знаем, знаем, Гриша. Ты вот что, скажи лучше, кто конкретно охраняет президента сейчас в больнице, а то беспокоимся мы за него, – Эпштейн перебил Гришу, зная, что иначе им не меньше часа придётся выслушивать свежие секс-байки. – Президента? Так ведь служба охраны, – обиженно пробурчал Гриша. Посидел молча и, что-то вспомнив, воскликнул: – Стоп, отставить! Вчера же вроде как Майорову это дело передали. Сейчас выясню, – пообещал он и принялся названивать по телефону. В этот момент, держа в руках сумку, в ресторан вошёл высокий, бритый наголо человек со зловещей татуировкой на шее. Он, довольно улыбаясь, подошёл к столу, поставил сумку на пол и, вытянувшись в струнку, щёлкнул несуществующими каблуками своих тяжелых ботинок: – Задание выполнено, мой фюрер! Каганович поморщился: – Сколько раз тебя просить, Ариец, не называй меня так. – Вы для меня вождь, – абсолютно не смущаясь, рявкнул Ариец, – и никто не посмеет меня в этом упрекнуть! – Хорошо, хорошо. В сумке то, о чём я думаю? – Каганович спросил тихо – так, чтобы не услышал увлечённо разговаривающий по телефону министр. – Так точно. В машине два ублюдка. Привести? – Ариец так и стоял по стойке «смирно». – Молодец, Ариец, службу знаешь. Володя, – наклонился к Эпштейну Каганович, – ты пока отвлеки Гришу, а я в отдельном кабинете побеседую с нашими гостями, вот только Аркашу возьму. – Хорошо, сейчас я его про баб спрошу, хе-хе-хе, – и Эпштейн, посмеиваясь, повернулся к секс-террористу в погонах. – Давай, Ариец, веди гостей и позови Аркашу – он в машине на улице, – Михаил встал из-за стола и пошёл в дальний угол зала, где было несколько дверей, за которыми скрывались апартаменты для любителей уединения. Ариец вышел на улицу. Через несколько минут оттуда послышались крики, а потом выстрелы и звон разбитого стекла. Когда в зале также зазвенело разбитое окно, министр, не долго думая, свалился на пол и прикрылся столом, за ним последовал и Эпштейн. Из кабинета вылетел Каганович, оценил обстановку и тоже прыгнул за перевёрнутый стол, к Эпштейну. По залу свистели пули, разбилось еще несколько больших витринных стекол, лопались люстры, слышалось журчание вытекающей жидкости из разбитых в баре бутылок. Наконец, стрельба прекратилась и послышался шум отъезжающих от ресторана машин. Через несколько секунд раздался взрыв, а за ним и ещё несколько. Все оставшиеся стёкла окончательно вылетели, но после этого всё стихло. Кто-то успел погасить свет, и теперь было видно зарево приличного пожара, разгоравшегося на парковой дорожке. Через несколько минут зал наполнился охранниками, испуганно звавшими своих хозяев. Хозяева вылезли из-за столов. Эпштейн был спокоен, но лицо у него стало злое и сосредоточенное, Каганович побледнел, как мел, и только тряс головой, не в силах вымолвить ни слова. И лишь Распутин, беспрерывно ругаясь матом, достал из кармана сразу два телефона и ещё рацию и стал в них орать, пытаясь при помощи одних матерных слов без связок донести до своих подчинённых суть произошедшего. Те довольно быстро поняли, и уже через десять минут пространство вокруг стало наполняться воем милицейских сирен и гулом вертолётов. Судя по уровню шума, можно было сделать вывод, что Гриша вызвал к ресторану целую армию.