Обоих затрясло почему-то. — На х*р! В пекло, ясно?! — рявкнул, обхватив ее затылок рукой, словно не желал, чтобы она отворачивалась. Не позволял отступить. Навис, запирая ее между собой и стеной. Лицо к лицу. Глаза в глаза смотрят. И у нее внутри все сжалось из-за того, что его злое смятение ощущает, словно свои эмоции. — В топку меня и мои планы, Машенька! Все эти греб**ные дела! Это все пыль, душа моя! Ты должна быть в безопасности — вот, что важно, б**! — погрузил пальцы в ее волосы, сгребая короткие пряди. Вторую руку упер в стену у ее плеча. Давит. Непонятно, чего сильнее хочет: на себя ее опрокинуть или в стену вдавить? До сих пор пытается прикрыть от любой угрозы? Мария протянула руки и обхватила его сведенные, жесткие щеки руками, чувствуя под ладонями, как «ходят» желваки от его напряжения. — Я имею такое же право заботиться о тебе и твоих интересах, Олег, как и ты сейчас печешься о моих, — глядя ему в глаза, без всякого страха напомнила Мария. — Твою ж… — сглотнул, умолк, не завершив ругательство. Еще разъяренней глянул в ее глаза, вынудив Машу запрокинуть голову, чтобы отвернуться не могла. — Это серьезно, Маша! И опасно! — рыкнул. — Ты же не можешь не понимать, душа моя! — чуть ли не со стоном, но злым, отчаянным из-за того, что она не уступает, не сдает позиций. Выдержала, не отвела глаза. Отказывается прятаться… Продолжает настаивать на своих правах быть рядом с ним в любой ситуации. — Ты же моя! Не смогу потерять!.. — хрипло рявкнул в ответ на этот взгляд он. И… и, словно бы это вдруг стало переломной точкой, Олег неожиданно дернул ее целиком на себя и впился в губы Маше, сминая плоть, сжимая ее плечи. Так, как не целовал и накануне. Так, как ее еще никто не целовал, ни разу в жизни! И обоим вдруг ясно стало, что сейчас ни у кого из них не достанет силы это все прекратить… Глава 11 Их будто бы столкнуло, спаяло друг с другом! Неожиданно и не планируемо, для нее, во всяком случае. Да и Олега, казалось, накрыло с головой, вообще не характерно для Горбатенко. Побоку контроль у обоих, никакого здравого смысла! Зато такая жажда и потребность взметнулась, что невозможно от его кожи оторваться! Ни на шаг ей от Олега не отступить! Его ладони на ее щеках, притягивают, заставляют оказаться еще ближе. Она обнимает его шею с такой силой, словно задушить пытается, а ему от этого ещё больше удовольствия, похоже! Грудная клетка Олега вздымается тяжело, часто, с каким-то судорожным усилием, перебрасывая тяжелую дрожь и на ее тело, распластанное сейчас на нем. Обжигая Машу его горячим дыханием. Молчат оба. Некогда говорить! Все предыдущие годы тратили на разговоры! А Маша сама не знает, как вместить и осознать все, что сейчас разум и душу переполняет, — у нее нет сил терпеть такое напряжение! Глаза физически открыть не в состоянии, сами по себе веки тяжелеют. Она же все тянется к Олегу. И остановиться — ни силы, ни желания нет! Отпустил ее лицо, жадно прошелся по рукам, по плечам. Не освобождая губы, не прекращая их какого-то бешеного поцелуя, от которого у нее в голове ничего не осталось, кроме звенящей пустоты: горячей, жаркой, нуждающейся только в нем… Никто и никогда еще настолько нужен не был. И Олег даже не думает останавливаться: нападает, в свой рот втягивает ее губы, языком вторгается в это влажное пространство. Губам даже больно немного, а она сама к нему еще крепче прижимается. Отвечает с такой же страстью, с жаждой по нему. Слишком остро, невыносимо почти, кажется, грудь вот-вот разорвет что-то чересчур объемное и невмещаемое… Все те чувства к нему, которые так долго в себе подавляла, необходимые теперь наравне с дыханием! — Машенька… — выдохнул в ее рот. — Любимая моя! С такой алчностью стискивает ее тело руками, что у Маши сил нет терпеть — всего хочет. Сразу! В этот же момент! А Олег уже ниже ладони опустил, сжал ее бедра, и вдруг вскинул, приподнял Машу — еще больше поцелуй углубил теперь. Видно, удобней ему так. Вжал в стену. Себя вдавил в нее — возбужденный и напряженный пах в развилку ее бедер, где так сильно сейчас в нем нуждалась! И она задохнулась! Сорвалась в хриплый стон, который Олег глотнул, слизывая с ее губ. Вцепилась в его плечи, затылок, зарылась пальцами в волосы Олега и обхватила ногами его пояс. Колотило, как в лихорадке. Сама с отчаянной потребностью целует его лицо — до всего дотянуться хочется! Кожа к коже. Пытается привыкнуть, все прочувствовать: это новое ощущение его под своими ладонями запомнить, чуть жесткой кожи, царапающе-колючих щек, напряженной шеи, горячего рта, нападающего на нее. Не может остановиться, пульс рвет вены, кажется! И сердце грохочет так, что Маша глохнет, горло этими ударами разрывает, а она больше к Олегу тянется, ощущая такие же лихорадочные удары его сердца. Тела горят! Физика и примитив вроде бы. С кем угодно такое же возможно?.. Нет! Точно знали этот ответ. Оба. Сами сути их друг к другу тянутся, делая чересчур глубокой нужду в одном, конкретном человеке, без которого не совершить следующего вдоха уже, добавляя этой потребности ощущение самой желанной награды. Ломая ту грань, когда ещё в чем-то сомневаешься, помня о каких-то там доводах! Все! Нет ничего. Только он и она вместе… Ладони Олега — горячие, большие, сильные — скользят по ее бедрам, задирая юбку все выше. С такой же алчностью, которую Мария в себе ощущает, сжимают кожу, будоража разум и плоть. Она запрокинула голову, прижав затылок к стене, пытаясь набрать воздуха горящим горлом, чтобы вновь его поцеловать. А рот Олега уже ниже спускается. Губы «кусают» шею, дразня и втягивая в себе чувствительную вдруг до дрожи плоть, вырывая из ее груди стоны, которые Маша не в состоянии подавить. Как и свою в нем безумную потребность! Накрыл ртом левый сосок. Вот просто так, как есть, — через шелковую блузку и кружевной лиф! Сжал губами, зубами надавил, втянув в себя! Руку поднял, начав пуговицы расстегивать. И лицом, зубами помогает себе, сдвигает ткань, обнажая Машу. Застонала от этого. В животе невыносимое чувство пустоты и горячей тяжести одновременно. А Олег уже до правой груди добрался… Сама тянется к нему больше. От этого ее кожа о ткань его сорочки трется, дразня, заводя больше… Колючие, жесткие волоски на его груди щекочут ладони, будоража неведомые и незнакомы по силе эмоции, когда Маша расстегивает, отдергивает рубашку, стягивая ту у Олега с плеч. Пиджак мешает! Голову тяжело поднять, глаза не в силах сосредоточить — слишком хорошо ей и тяжело в один и тот же момент! Так много ощущает, а хочет еще большего! Она цепляется, тянет, стараясь и от пиджака избавиться, да Олег слишком на ней сосредоточен. Держит на весу Машу, не давая пока возможности его от одежды избавить, чтобы ещё плотнее прильнуть. А то, что удается заполучить, — мало Марии! Словно наркоманкой в один момент стала! И еще глубже дышит, не замечая уже головокружения, посылая к черту искры в глазах, — ей все ещё больше нужно! Всего: его тела, запаха, этой пылающей страсти! К нему сильнее стремится, без всякого уже контроля разума всем телом подаваясь вперед. А он держит без вопросов и возражений. Маша вжимается в его тело своим, отбросив всякую сдержанность, да и Олег цепляется пальцами за нее. Жадно. С силой, которой, быть может, и не ждала от него. А сейчас от этого ощущения — нирвана охватывает. Потому что, слишком хорошо уже его зная, в полной мере понимает, насколько Олега одурманивает. Ведь и в похожей ситуации почти ловила с другими. Не специально, но… А он всегда был отстранен, собран, немного насмешлив, словно просто снисхождение к потребностям своего тела проявлял… Не в этот момент. О, да! Не с ней! Ничего Горбатенко не контролирует в этот момент. И не скрывает этого. Не может просто. Ее покоряет… А сам ею покорен уже целиком! Бедрами толкается вперед, то и дело срывается, начиная кусать, и тут же языком, губами загладить пытается, шепчет: — Прости, душа моя!.. И опять зубами, словно тоже просто не может сделать с собой ничего! А оно так и есть! Она его на все сто понимает! И от его прикосновений, от жадных и жарких рук Олега, только сильнее закручивается спираль нужды у Маши внутри! Он ей настолько нужен! Целиком… Этот твердый и горячий пах, который Олег продолжает в ее промежность вдавливать так, что она досконально его возбужденный член ощущает, пусть и через ткань. И Марию трясет от необходимости его в себе ощутить. Всего этого мужчину на себе: с тяжестью его мощного тела, испариной обжигающей кожи, которую и сейчас пытается с его шеи слизнуть, дурея от солоноватого привкуса. С тем чувством полной защиты и растворения в покоренности его телом, которую только с Олегом и хотела испытать. Своей перед ним слабости, которая этого мужчину покоряла и делала таким же зависимым от нее, какой и Мария сейчас себя ощущала… Хотела секса с ним, да. Давно… Любого. Облизать его всего была готова, все оттенки на вкус познать. Впервые в жизни, кажется, по собственному желанию отчаянно хотела бы вниз опуститься, встав на колени. Стянуть с него брюки и своими губами, своим ртом обхватить его тяжелую и твердую плоть, скользя языком и пальцами по члену Олега. И чтобы он в свои ладони ее волосы загребал, погружаясь между губ глубже, чтобы ещё сильнее контроль терял… Чтобы для его удовольствия! И чтобы он кончил — хотела. Ощутить мускусный вкус его удовольствия… Горела от нужды свое тело ему отдать любым затребованным способом… Все, что Олег захочет у нее взять. Всего, что сама пожелает с него получить и стребовать! Того, о чем с кем-то другим и подумать бы постеснялась… А сейчас — ни капли смущения. Потому что точно знает — и он для нее сделает не меньше! Жар в голове и все тело влажное, возбужденное, словно набухшее: грудь, губы, бедра… Горячие скользкие складки промежности, до которых он уже пальцами добрался, кое-как содрав (и по ходу порвав, кажется) с нее колготки, отодвинув белье в сторону. — Моя! Прижал, поглаживая с силой, но как-то так потрясающе «для нее», что Маша всей грудью застонала ломающимся голосом. Сильнее подалась на его ладонь, на эти жадные пальцы, прижимаясь еще больше. Его… Разве она спорит?! А Олег от этого ее безоговорочного согласия рыкнул даже, и вновь легко зубами ее губу прикусил. Пошло? Нет… Между ними не пошлость или низость. Не ощущает подобного. Просто друг для друга оба, и все. Господи! Да она сама его готова начать кусать, кажется! Чтобы ещё больше этого мужчину своим сделать. И когда успели настолько все эмоции вспыхнуть? Как он так взбудоражил ее? Несколько же мгновений прошло… В голове кровь барабанила таким грохотом, что Олег сам от себя глох. Не слышал ничего, кажется. И в тоже время, напряженное и судорожное дыхание Маши, выдающее ее эмоции и чувства — перекрывало для него даже эту какофонию пульса. Хотел в себя ее вдавить! Нуждался в том, чтобы спаяны были, чтобы без расстояния! Плоть от плоти. Одно целое… После всех своих тяжелых и лишенных всякого оптимизма мыслей за этот вечер — должен был точно знать, что она в кольце его рук. Он сумеет от всего защитить! Потому что не предполагал, а точно знал все самые хрен**ые варианты развития событий. На своей шкуре те прожил и прочувствовал. И теперь отчаянно пытался самому себе доказать, убедить, что есть иной путь. И ради этой женщины, ради Маши, Олег именно его реальностью сделать должен. Не вовремя вообще, кажется, при их-то раскладе и ситуации, а уже по фигу! Сжимая пальцы так, словно сквозь кожу ее прорваться пытался, ей-Богу, Олег не мог прекратить целовать: ее рот, шею, до груди добрался. Уткнулся горящим ртом, всем лицом… Елки-палки! Он зубами готов был все пуговицы оторвать с ее гребан**й блузы, лишь бы больше самого ощущения Маши в свои руки заполучить, ее тепла и вкуса для своего рта! Зависимым себя ощущал, ненасытным в этой потребности и необходимости в ней. Только и пугать ее меньше всего хотел бы. Да и синяки на ее коже помнил… Нежная она у него. Хрупкая. Не желал боль причинить! Пытался удержаться на грани, хоть с его нравом и характером это — как конец радуги искать… Знал, что бескомпромиссен и жаден до жесткости может быть, как ни пытался это в себе подавить. Особенно к тому, чего так давно жаждет. И не услышат тело, мышцы, члены никаких доводов разума, стоит хоть немного силу воли ослабить… Ведь удавалось сдерживаться ранее… Но не с ней. Никак. Воля и выдержка уже и так трещали по всем швам! Потому что Маша — его! На самом примитивном уровне — подсознательная потребность и тела, и разума, и чего-то пустого и горячего за самой грудиной, куда мог бы — вколотил бы ее. Чтоб навсегда, ни миллиметра расстояния… Держал Машу крепко, не мог пальцы разжать. Прижал собой к стене, разрываемый на части слишком сильной жаждой. И не получалось ту под контроль взять! Кожа у нее сладкая, горячая до одури. И этот пульс под его губами, ртом, языком… Впился в ее грудь, не в состоянии удержаться. И ни х*ра не мешало: ни одежда, ни белье! Хотя нет, бесило сильно, только все равно хотел заполучить! А руки уже в самом ее горячем, самом закрытом месте… Влажная, шелковая, обжигающая. По пальцам его сочится влагой их общего возбуждения… Мля. У него сердце колом в груди от возбуждения стало, по ходу. Про пах и вспоминать нечего — до боли возбужден. До одури его трясет от ее стонов, вкуса, запаха… Большего хочет! Но неудобно, блин. Руки заняты, свободы маневра не хватает! Раздраженно гортанно рыкнув из-за невозможности немедленно сделать с ней все, о чем долгие годы даже думать себе не позволял (Ха! Только оно само, без разрешения его мозга, думалось и картинками рисовалось…), Олег оторвался от манящей его влажности. Крепче ухватил Машу и с нею же резко развернулся. Точно помнил, что тут у нее где-то был комод… Мария не сопротивлялась ничему, что он творил. Наоборот, воспользовавшись тем, что он несколько занят, старалась и его раздеть больше. Только Олег своими же руками ей мешал. Не специально… А Маша все равно стягивала пиджак, с рубашкой его поступала так же, как он с большей частью ее одежды — без всякой жалости! Усадил ее на комод, по пути столкнув вазу с цветами, что сам утром и прислал. Не заметил. Не до мелочей, ей-Богу. Все сознание на Маше замкнуто. Да и кровь до мозга слабо добивает, в другом месте скопилась… — Олег! — то ли рассмеялась, то ли застонала Маша, под звон бьющегося стекла. — Жалко!