— Куплю новую, душа моя. Хоть три, слово даю… — пообещал он, лихорадочно сдергивая с нее блузку. Отбросил. Следом себе за спину отправил и лифчик, сдернув мешающее ему кружево с ее тела. — Господи! Какая же ты красивая, любимая! — выдохнул. С каким-то трепетом сжал ладонями ее груди. Скользнул пальцами по тонким ключицам, выпирающим из-под кожи, по контурам ребер, что под грудью просматривались. Маша задохнулась от его ласк, задрожала вся. — Только изводишь себя! — с недовольством проворчал Олег, накрыв ртом уже сжавшийся от его ласк, напряженный сосок. Она рассмеялась с новым стоном, выгнулась больше, обхватила его голову руками, прижимая к своей груди. — Не нравлюсь? Тощая? — заломила бровь со смешком, в котором такая хрипотца звучала, что у Олега по спине будто горячим шаром прокатили, сосредотачивая весь этот жар в паху. Боже, где она на иронию резервы брала?! Он только о самой Маше сейчас был в состоянии думать. — До одури нравишься, — переключился на вторую грудь. Не врал — нравилась ему до крика, застрявшего в горле, перекрывающего дыхание. Да где там. Больше и весомей этого слова все! Потому что между ними «нравится» — не прокатывало. Он раньше думал, что ему в женщинах объемная задн… кгхм, «пятая точка» нравится. А когда свое нашел, когда Маша ему в мозги и в грудную клетку влезла — понял, что ни фига! Плевать ему на объемы и размеры, хоть груди, хоть задницы! Хотя у нее все на месте было, андрогином тут и не пахло. Фигура — обалденно женская! Просто в самом деле изводила себя. Сейчас особенно… Видно и он в этом повинен, добавлял нервов и повода для тревоги. Помнил, что раньше она поупитанней была, когда познакомились только… Но ничего, не суть важно. Да и он теперь это под свой контроль возьмет — не х*р ей себя мучить. Пора жить в свое удовольствие! Но сейчас не до этих мыслей. Объяснять ей что-то выдержки и сил нет. Лучше делом показать, в каком диком восторге от нее! Вновь скользнул одной рукой ниже, потер большим пальцем пупок, дразня живот, сминая кожу. И опять нырнул алчными пальцами ниже, под белье, теперь уже с ходу погружаясь в самую суть этого влажного жара. Осторожно, но властно проникая во влагалище. Большим пальцем по ходу на чувствительный бугорок клитора надавил… Продолжая ее грудь в свой рот втягивать, прикусывая. Вынудив Машу протяжно застонать, вцепившись в его шею… А она взяла и укусила его! Натуральным образом. За плечо. Так, ощутимо и по — взрослому. Гортанно рассмеялся от неожиданности. Он все боялся, а Машу ни фига не сдерживало в этом вопросе, по ходу. Но ему не больно — офигенно хорошо от ее открытости, что не ломается и не замыкается, не прячет своих желаний. И показывает ему, как срывает у нее контроль от его ласк… Не думал особо, но… Наверное, все же другого ждал из-за ее «родословной», а сейчас тихо балдел от того, как она на каждое движение его пальцев бедрами вперед подавалась! И стоны свои не прятала, ничего от него не тая. Руки Маши тем временем, уже избавившись от его пиджака и рубашки, добрались до его брюк. Она расстегнула ремень, пусть обоим приходилось изворачиваться, потому что Олег и ради собственного кайфа не желал отказывать себе в удовольствии ее ласкать. Обхватила горячей ладонью уже возбужденный и напряженный член, мягко сжала пальцами, вынудив теперь Олега коротко хрипло застонать. А у него и так уже череп рвало от дикой потребности ее своей до конца сделать. Сейчас. Однозначно и мощно, чтоб всем телом, каждой мышцей Машу ощутить во всей полноте… Но комод в коридоре, как бы там ни было, не казался ему для этого самым подходящим местом. Не для этой женщины… Вновь впился в губы голодным поцелуем. Подхватил ее, с сожалением покидая горячую влажность, сжимающуюся вокруг его руки. Ощущал, что не так много любимой до грани оргазма осталось. Но хотелось максимум дать, и комфорта в том числе! А Маша принялась извиваться в его руках, требуя ее на ноги поставить. И вот она, как раз, свои ладони от его плоти никак не желала отнимать. Доводящие его до белого каления, но не злости или ярости, а удовольствия, которого, по сути, Олег и не искал. Потащил ее в сторону спальни, четко понимая, что выдержка на последнем пределе и ему реально надо подмять ее под себя. В прямом смысле слова. Но и честность, что всегда отличала их отношения, не задвинул никуда. — Я оказался не готов к такому развитию событий, любовь моя, — сипло, но предельно откровенно признал Олег, где-то на коротком отрезке от коридора до кровати избавившись от своих брюк и ее юбки. — У меня презервативов нет. Маша опустилась на кровать, обнимая его за пояс руками, мягко вынуждая Олега следовать за собой. Хотя он не тот, кто сопротивлялся, это точно! — У меня тоже такого нет, — призналась Маша. — И таблеток я никаких не принимаю. Не было необходимости, — открыто ему в глаза смотрит. А в ее взгляде такая страсть к нему, такая любовь плещется, что устоять — ни единого шанса. И отказываться от развития событий в связи с возникшими нюансами она точно не планирует. Да и у него подобного намерения нет. Проблема? — Я здоров, — перехватив ее ладонь и прижав пальцы к своим губам, чтобы терпение его не истощала своими ласками, сообщил Олег. Да, она не спрашивала, но, блин, заставала же всякое, о чем в данный момент он не то что жалел… Вариантов не было. И сейчас они рискуют, только сил больше ее избегать — не имеет. Так что мало ли какие мысли у Машеньки в голове бродят… Тогда как-то всегда хватало ума защиту применять. — Помнишь, открывал недели три назад центр этот новый для области, первым же типа был, у кого кровь брали. И они мне реально все анализы сделали. И на ВИЧ, и на гепатиты, — ухмыльнулся, заставив ее откинуться спиной на матрас. Навис, уперев свое бедро между ее ног, не позволяя от него закрываться. — Чисто, — прижался к ее губам, накрыл рукой грудь, которая вздымалась так же часто, как его собственное сердце грохотало. — И я здорова. Периодически проверяюсь, Алена гоняет, — прошептала Маша ему в губы с улыбкой. Сильнее обняла, заставив лечь на себя. Плоть к плоти, как и хотел. Обоих подкидывает от нужды и потребности… Обалденная женщина! Сладкая на вкус этим оптимизмом, этой непробиваемой готовностью его интересы отстаивать, своей любовью к нему, чего Олег даже не думал же у нее просить, факт. Но был еще один открытый вопрос. — Могут быть и другие последствия. Даже при максимальной осторожности, — напомнил он, по правде сказать, на последнем издыхании сдерживаясь. Оторвал ее руки от своих плеч, запрокинул Маше за голову, обхватив одной ладонью оба запястья. Придавил своими бедрами, прижав ее поперек матраса, — балдея, да! Но так еще и не проникнув внутрь желанного тела. Скользнул второй рукой вниз, вновь начав натирать и ласкать, будоражить чувствительный бугорок, возвращать к тому краю предудовольствия, с которого сам и сдернул пару минут назад. Прижал губами сосок на призывно вздымающейся груди, заставляя Машу стонать. Желая этих стонов! — Мы взрослые люди. Справимся со всем, что нам судьба подарит, — а она ещё охрипшим голосом ему ответить пытается! При этом бедрами обхватила его ноги, подается на его руку, все позволяя, что ему сейчас так нравится с ней делать, доводя Машу до оргазма. И смотрит так, что у Олега за грудиной что-то слишком объемное и тяжелое появляется, не вмещаемое, невыносимое и жизненно необходимое при этом. Тяга к ней, к своей женщине… Готовой к тому, что вообще им нельзя по здравому размышлению… но оба же хотят! Он их тот разговор утром на его кухне помнил дословно… Но сейчас не о будущем — о настоящем моменте хотелось думать! Или не думать вовсе… Жарко, воздух вокруг словно пылает. Или это они изнутри горят?! Отбросив уже всякую осторожность и сдержанность, напал на ее рот, как оголодавший. Прижал основание ладони, натирая ее клитор, пока пальцы так же беспощадно внутрь ее тела врывались, заставляя Машу стонать и всем телом под ним извиваться. Слизывал испарину, мелкими каплями проступающую на ее шее и груди, впитывал жар румянца, разливающегося по ее щекам, шее и соскам. А как только ощутил первую судорогу ее плоти, охватившей его пальцы, — приподнялся. Резко вонзился, наконец-то дорвавшись до всей полноты ее тела и страсти! Заставив Машу сипло закричать горлом, увеличив этим меру ее удовольствия. Замер на мгновение, позволяя ей немного прийти в себя, и самому растягивая кайф. Так и не отпускал ее рук, удерживая их над головой любимой, чтобы удобней, полнее ее грудь и шею дразнить. И, утратив любой сдерживающий контроль или доводы, со всей своей нуждой начал жадно, сильно двигаться. Вновь заставив Машу хрипло кричать и дрожать мелкой дрожью… — Я тяжелый, — у самого голос, словно прокуренный. Сипит. Уперся локтями, пытаясь приподняться. Не так давить на нее. А двигаться не может прекратить. Маша за него ухватилась. Глаза одуревшие, одурманенные от удовольствия. Ее пальцы скользят по его влажной от напряжения коже, его руки от нее оторваться не могут. — Ты — любимый! — хоть тихо, но так веско, что хр*н с таким аргументом поспоришь. Одним словом дала ему понять, что и тяжесть его, массивность — желанна и необходима для нее. Все то, чего до сих пор рядом с ней… Не то чтобы стыдился, нет. Не пацан. Да и не комплексовал вроде давно, всем и каждому все доказав… Но рядом с Машей желал бы упрятать, нажитым лоском прикрыть ту грубость и угловатость, что с рождения, с жесткой юности в его кости вросла. А Маше — по фигу. Он такой и нужен… У Олега из-за этого совсем мозги смело. Одна все та же потребность… И непреходящая нужда всю ее под себя подмять. Всем хрупким телом Машу вдавить в свое, спаять их… Уперся в матрас, только на мгновение покинув ее жар, отнимающий у него всякий разум и здравый смысл. Маша недовольно искривила рот, потянувшись следом. — Не надо, Олег, — даже шепот ее горячий. — Не выходи. До конца хочу… — испугалась, что он все равно про осторожность помнит? Фиг вам! Не помнил он не х*ра уже, хоть и тупо, опасно было настолько страсти поддаваться… Только как с Машей иначе? И он точно не собирался прерывать ничего. Обхватил ее талию ладонями, переворачивая, подталкивая. Уткнул лицом в подушку, и снова ворвался, погрузился в жидкий огонь, которым ему сейчас ее тело казалось. Всем собой накрыл, его руки на руках, сжал ее ладони своими, накрыв в кулаки, стиснул. Сжал тонкую кожу на плече губами, едва сдерживаясь, чтобы не впиться зубами, как она в него недавно, — реально же дурел от потребности в Маше! И не в состоянии уже контролировать хоть что-то, как безумный стал врываться в ее тело, выгибая любимую под себя так, чтобы и ей по максимуму дать. Кажется, оглохнув от хриплых стонов Маши и своего бешеного удовольствия! Чтобы хоть как-то в себя прийти, им минут двадцать потребовалось. Оба оглушены. Лежат под одеялом, что он кое-как на них натянул. Шевелиться нет ни желания, ни сил после такого взрыва. Олег просунул руку ей под голову, перебирает пальцами волосы, легко поглаживая плечо. Так и прижимает поверх спины ногой и второй рукой, хоть и сместился вбок немного, чтобы дышать дать возможность, а все равно полностью из-под себя выбраться не позволяет. Да Маша и не рвется. Обняла его руками и лежит, сквозь ресницы рассматривая Олега, словно впитывает в себя его черты. И улыбается с таким блаженством, что никаких вопросов не остается. Тишина между ними в спальне, а комфортно невероятно. И даже совесть не мучит, что где-то там внизу охранники свою службу несут под подъездом… Надо бы ее в охапку и домой ехать, так надежней. Но… ничего для Олега в этот момент нет, кроме женщины в его руках. Она — весь мир сейчас заслонила. — Так что, Мария Ивановна, говорите, готовы мне дочку родить? — прошептал ей в самое ухо, притянув Машу еще ближе, щекоча дыханием. Крепче обеими руками сжал. Она с тихим смехом поежилась. — И сына тоже, Олег Игоревич, — хрипло прошептала в ответ и прижалась щекой к его груди, словно слушала мерное уже биение сердца. Вроде в шутку все, и несерьезно… И вообще не ко времени думать о таком, учитывая все. Опасно и тупо… Слишком разумные и все доводы знают. Только оба понимают, что за смехом и привкусом шутки стоит дикое желание. Он то в глазах Маши ещё несколько дней назад уловил, и ее жажда словно эхом в нем отразилась, подняв с илистого и мутного дна души то, что давно пытался забыть. Иногда просто боялся помнить… слишком тяжело. Но как отказать любимой, готовой ради него против своей семьи пойти? Что добавляет груза на чашу весов «против», конечно. И все же… Так и не сказав больше ничего, прижал ее голову к себе так, чтобы уткнуться во взъерошенную макушку. Глубоко вздохнул. Маша тоже не стремилась неозвученное в пространство спальни словами бросать. Ощутил прикосновение ее горячих и нежных губ к своей шее, где бился пульс. И оба, по ходу, почти в один момент отключились, слишком измотанные. И напряжением, и счастьем, которое все еще стереглись даже наедине свободно показать. Глава 12 Олег все-таки разбудил ее. Он проснулся в три ночи, подсознание работало само по себе, по-видимому, не забывая тот факт, что есть вопросы безопасности. Вот Олег и растормошил Машу, которой точно не хотелось вообще двигаться, покидая его руки и объятия. И это грело, как «медом» по душе растекаясь. Добавляя новое и до крику желанное ощущение невероятного комфорта и удовольствия. Иного, не такого физического, как накрыло их несколько часов назад. Наверное, такова и есть нирвана в чистом виде. Однако имелись нюансы, о которых и сейчас следовало помнить. Наряду с этим диким и вообще непривычным чувством счастья и парения, которого Олег десятилетиями не знал, подняли голову уж больно знакомая настороженность и паранойя. Он должен ее уберечь! Спрятать. Дать гарантию максимальной защиты. Не столько Маше даже, сколько самому себе, слишком остро вдруг вновь ощутив хрупкость этого вновь обретенного счастья. Точно зная, что любого усилия и предосторожности может оказаться недостаточно. И теперь — даже больше, чем ранее. Маша с этими аргументами не спорила, несмотря на то, что зевала на ходу, то и дело отключаясь, когда пыталась какие-то вещи побросать в сумку, чтобы с собой взять необходимый минимум. В итоге Олег не выдержал: — Забудь, душа моя! У меня по мелочи есть, на утро хватит. Остальное завтра возьмем. Или купим, если сильно припечет. Поехали, будешь дальше досыпать, — со смешком решил он, потянув ее к выходу.