Тео машинально ткнул пальцем в экран, вдохнул и выдохнул еще пару раз и только потом поднес телефон к глазам. Леджервуд, кто ж еще. «Твой отпуск не вовремя. У нас херотень с мертвыми». Лаконично и ни капли непонятно — но чего еще ждать от оборотня? Тео с силой потер переносицу двумя пальцами, потом перечитал сообщение Марка еще раз и решительно набрал: «Вернусь через восемь дней. Справляйтесь». Когда Тео нажал на «Отправить», ему показалось, что он услышал одобрительный вздох. Всего лишь показалось, конечно же. В начале этой весны Марк Леджервуд не высыпался. К ее концу он понял, что это было не так. Тогда все было еще очень и очень пристойно. А по-настоящему не высыпаться он начал только сейчас, в мае. Оборотней сняли с патрулирования «упыриного квартала» — на их место заступили смешанные команды Первого и Второго децернатов, вооруженные амулетами, которые в спешном порядке штамповали младшие маги под предводительством Ружи, Густафа и метающего гром и молнии Джейка. Последний полыхал гневом сразу на всех: на своих подчиненных, которые «могли бы и работать лучше, ленивые бездари», и на Густафа, который «такой умный, что ж ты такой бедный», и даже на Ружу, которая «комиссар ты или где». Джейк метался по децернату, изрыгал ругательства, потрясал бесплотными кулаками — и каким-то невообразимым, действительно волшебным образом организовывал работу младших магов так, что они хоть и уходили домой, еле держась на ногах, но работали все же не на износ. Или не совсем на износ. Во всяком случае, утром они возвращались бодрые, свежие и даже полные сил — чего нельзя было сказать ни о Руже, ни о Густафе. Их рабочим режимом Джейк не занимался, ядовито заметив, что они уже достаточно взрослые, чтобы быть в состоянии хотя бы в этом о себе позаботиться самостоятельно. Ружа не протестовала, хотя сейчас, когда она осталась в одиночестве возглавлять Третий децернат, на нее действительно упала слишком большая ответственность. Даже без учета того, что она была комиссаром неполных три месяца. Она приходила в децернат засветло и уходила одной из последних, иногда вместе с Агнешкой, которая тоже почему-то не торопилась домой. Вдвоем они засиживались далеко за полночь: Ружа колдовала над браслетами и кольцами из темного металла, которые на следующий день следовало раздать людям и немагам из очередного патруля, а Агнешка просто читала, устроившись с ногами в одном из кресел в кабинете комиссаров, куда обычно оборотни старались без веской причины не заглядывать. Они даже не разговаривали особо, но Ружа чувствовала себя как-то более… спокойно. Природа ее магии не позволяла ей подпитываться витальной силой оборотней, как это делал Тео — в крайних случаях, как тогда в канализации — и мог в теории делать Густаф, но в присутствии Агнешки дело все-таки шло быстрее. Марк, конечно же, не упускал возможности позубоскалить по этому поводу, хотя и делал это довольно вяло, совсем не так, как обычно. Оборотням тоже приходилось несладко. Вместо патрулирования их бросили на помощь двойкам в расследовании убийств магов. Старший криминалист двоек ван Бек сначала довольно сильно заинтересовался обонятельной памятью оборотней, но почти сразу разочаровался в ней: тела прошли слишком много экспертиз и впитали слишком много посторонних запахов, чтобы можно было вычленить среди них тот единственный общий, который мог бы быть связан с маньяком. Интерес, как и недовольство, ван Бек выказал весьма своеобразно: потребовался «перевод» комиссара ван Тассена, чтобы вообще понять, что он хотел от оборотней. Желания сотрудничать им это, понятное дело, не прибавило. Оборотням под началом Марка пришлось спешно перестраиваться и учиться работать с уже «остывшими» следами — почти нереальная задача, потому что все тела были найдены на улицах с довольно оживленным движением. Они отрабатывали все, даже самые мелкие зацепки, сравнивали запахи на вещах убитых, в их квартирах, на рабочих местах, выискивая совпадения, раз уж от самих тел отталкиваться не получалось. Оборотни возвращались в родной децернат и без сил заползали в свое «логово». Не бунтовала от такой нагрузки только Агнешка. Она подхватывала электронную книгу, которую ей на время одолжил Бернар, и ускользала в кабинет комиссаров, а остальные оборотни оставались разлагаться (морально и почти физически) на месте. Им казалось, что это длится уже очень долго, хотя на самом деле прошло меньше двух недель с того момента, как из Второго децерната пришло официальное извещение о том, что в городе появился вампир, больной ликантропоманией, и оборотням пришлось спешно менять привычный образ работы. Перемены оказались настолько крупными, что отряд Марка погрузился в них с головой, только иногда выныривая на поверхность, чтобы отдышаться. И не только они. Эрика, жена Бернара, взбунтовалась тоже. Неизвестно, что послужило окончательным поводом: то ли то, что ее муж стал проводить на службе еще больше времени, чем раньше, то ли то, что ей предложили работу где-то в соседнем городе (об этом Бернар рассказывал очень неохотно и скупо, а сама Эрика в децернате больше не появлялась и даже на сообщения Ларса в мессенджерах отзывалась через раз, отговариваясь занятостью). Результат не заставил себя ждать. В один прекрасный день Бернар пришел в децернат с опозданием. И не один. Риккерт — что было совсем на него не похоже — держался за спиной отца и молчал, цепляясь за его руку. — Вот, — немного растерянно сказал Бернар в ответ на всеобщий безмолвный вопрос. — Прискакал утром. Сказал, что никуда не уйдет больше. Марк даже сел в честь такого события. Задумчиво почесывая затылок — душ он с утра принять хотя и успел, но стоило все-таки хотя бы расчесаться, а не оставлять волосы высыхать как им заблагорассудится, — он спросил: — А… — и тут же осекся. — Она сказала, что сегодня уезжает, — пробубнил Риккерт из-за спины Бернара. — А я не хочу. А меня никто не спрашивает. Марк вздохнул, поднялся, обошел Бернара и присел рядом с Риккертом на корточки. — Не она, — мягко сказал он. — А твоя мама. Риккерт громко и отчетливо засопел. — Ладно, — не настаивая, сказал Марк. Бернар переминался с ноги на ногу и откровенно не знал, куда девать руки. Риккерт цеплялся за его толстовку с отчаянием утопающего. — Никуда я не поеду! — мрачно заявил он. Марк поглядел на Бернара снизу вверх. — Не поедешь, конечно, — с точно такой же интонацией ответил Бернар. — Я с Эрикой поговорил уже, пока ты в ванне прятался. — Я не прятался! — запротестовал Риккерт, от возмущения даже выпустивший край толстовки Бернара. — Я зубы чистил! — В общем, не суть, — не очень понятно сказал Бернар. — Но есть проблема. — В клуб я сам пойду, — Риккерт снова засопел. — Я уже не маленький. — Ага, да, — Марк покивал. — Ты пойдешь сам в клуб. А на улице тебя остановит дядя полицейский из Первого децерната. И поинтересуется, почему молодой человек твоего возраста в такое неспокойное время бродит по улицам в одиночку. — А я от него убегу, — уже не так уверенно сказал Риккерт. Марк всем лицом выразил свое отношение к такому вопиющему нарушению закона. Риккерт потух. — Сегодня я тебя сам отведу, — безапелляционно сказал Марк, поднимаясь. — А дальше уже разберемся. Найдем тебе няню, еще кого там. В общем, все будет… — он запнулся. — Нормально будет, да. Марк пожалел о своем обещании почти сразу же — но слово есть слово, особенно данное ребенку. — Я уже не ребенок, — мрачно сказал Риккерт, когда они припарковались возле современного здания с огромными окнами. — Конечно, — согласился Марк и, перегнувшись через него, зарылся в бардачок. В ворохе бумажек (какие-то из них, наверное, были отчетами, но это не точно), смятых пластиковых стаканчиков (в одном из них Марк обнаружил начатую упаковку презервативов и быстро сунул все обратно и поглубже на дно бардачка) и проводов (кажется, в этом клубке была и потерянная самим Марком несколько дней назад зарядка для телефона, но и в этом он не был уверен) он нашел пакетик арахиса и вручил его Риккерту. — Поэтому я предлагаю тебе арахис, а не леденец, — очень серьезно сказал Марк. — Как уже не ребенку. Риккерт закатил глаза и вылез из машины. Арахис он предусмотрительно сунул в карман джинсов. Здание клуба внутри оказалось прохладным, гулким и более просторным, чем выглядело снаружи. Марк оглядывался по сторонам и еле успевал за Риккертом, который шел вперед с мрачной целеустремленностью. — Круто у вас тут! — высказался Марк наконец. Риккерт дернул плечом. — Это не самый крутой клуб, где я бывал, — снисходительно сообщил он. — Дома… — он запнулся и поправился с неожиданным ожесточением: — Во Фламандии клуб был круче. Марк нагнал его и зашагал рядом, не делая попыток взять за руку, но безмолвно показывая, что очень внимательно слушает. — Там и город побольше, чем тут, — Риккерт остановился у одной из дверей, кивком показал Марку на пластиковые скамейки возле стены. — Поэтому Эрика и хочет уехать. Не став на этот раз поправлять Риккерта, Марк послушно уселся на скамью. — У тебя есть сорок пять минут, — понимающе хмыкнув, сказал Риккерт и скрылся в аудитории. Эти сорок пять минут Марк провел весело и с пользой. Настолько весело и с такой пользой, что Риккерту далеко не сразу удалось его разбудить: пришлось почти свалить Марка со скамьи на пол, чтобы добиться от него чего-то более вразумительного, чем «у меня выходной». — В холле есть автомат с напитками, — сочувственно сказал Риккерт, глядя, как Марк трясет головой и пытается разлепить глаза. Марк взял себе баночку кофе, Риккерту — газировку, и они вдвоем уселись уже снаружи, у фонтана в небольшом скверике, отделяющем вход в здание от парковки. — Как прошло? — спросил Марк, открывая кофе. Риккерт повел плечом. — Детский мат поставил, — с плохо скрываемым торжеством в голосе сказал он. — Мастер считает, что мне уже пора на разряд. — А ты что? Риккерт пожал плечами и ничего не ответил.