— Ничего, — Элис усмехнулась. — У тебя все на лице написано. — И что же у меня на лице написано? — спросил Густаф еще более дерзким тоном. — То, о чем ты думаешь. — И о чем же я думаю? Элис выпустила длинную струю дыма и сказала. Потом затянулась еще раз, с нескрываемым удовольствием глядя, как Густаф идет пятнами. — У тебя огоньки в глазах пляшут, — сказала она, потушила сигарету и потянулась к Густафу через стол. Мысли Густафа она прочла совершенно правильно, о чем он ей, конечно же, сообщил некоторое время спустя, когда они уже и думать забыли и о статистике, и о вампирах, и о Тео. Не то чтобы нужно было озвучивать это вслух, хватило, собственно, и действий, но… Но перед сном Густафу всегда хотелось поболтать, причем, желательно, на приятные темы, а не на те, которые стали обычными в децернате за последние месяцы. — И вообще, — сказал он, целуя Элис в макушку и одновременно пытаясь натянуть на обоих одеяло. — Ты же придешь ко мне на выпускной? Элис сонно пробормотала что-то, что Густаф принял как согласие. Оборотни — как минимум, Марк — выражались куда более определенно. С другой стороны, приглашал их к себе на выпускной Густаф совсем не в таких же обстоятельствах, как Элис, что, в общем-то, не мешало Ларсу отпускать шуточки на тему «ты у нас первый». Подразумевалось, что Густаф — первый стажер, который приглашает оборотней на свой выпускной. То, что сам Ларс и вообще отряд оборотней стал частью децерната меньше чем за год до того, как Густаф впервые здесь появился, как-то упускалось из виду и Ларсом, и Густафом, и всеми остальными. Оборотни вписались в жизнь децерната так хорошо, что без них его уже было так же сложно представить, как и без призрачного Джейка, внезапно появляющегося из стены и язвительно осведомляющегося, не слишком ли много рыбного супа изволили откушать те или иные полицейские — в зависимости от того, кто именно попадался ему под горячую руку. А попасться ему мог кто угодно: Джейк не щадил никого. В последние же дни он попадался на глаза оборотням гораздо реже — может быть, из-за того, что был слишком занят в своем отделе, может, по какой другой причине. Одна из этих возможных причин, нет, две из этих возможных причин были для оборотней не меньшей головной болью. После убийства Агаты Эрих прочно обосновался в квартале вампиров. А вместе с ним и Штефан, который хотя и был почти в три раза младше вампира, демонстрировал гораздо больше твердости духа и оказался просто незаменим в вопросах сглаживания острых углов между тонко-натурно-страдающими соотечественниками и и сравнять-все-с-землей-обещающими местными вампирами. Сиречь, между Эрихом и Свеном. В тонкости межвампирных и международных отношений больше никто лезть не осмелился, а вернее, абсолютно все вплоть до комиссаров постарались слиться как можно быстрее и незаметнее, рассудив, что на таком уровне должны вступать в дело уже Инспекторы. Они и вступили. Скорее всего. Об этом никому в децернате ничего не было известно. Кроме, может быть, Тео, но тот отправился в отпуск, не передав никому обязанностей по этому вопросу, что все (в первую очередь Ружа, во вторую — Марк) восприняли как зеленый свет. Зеленый свет на дорогу, ведущую как можно дальше от квартала вампиров. Было у такого расклада и не очень приятное для децерната обстоятельство. Два обстоятельства. Возможно, совпадающие с причинами внезапного затворничества Джейка. Во всяком случае, обосновавшиеся в децернате примерно в то же время. Приехавшие со Штефаном оборотни по понятным причинам не могли остаться в квартале вампиров, как их начальник и Эрих. И то ли по приказу свыше, то ли по личной договоренности между кем-то и кем-то Томаш и Петр обосновались в логове оборотней, только на ночь возвращаясь к себе в отель. Этому решению не очень-то была рада ни одна из сторон. Оборотни-иностранцы явно чувствовали себя не в своей тарелке, хотя и очень старались этого не показывать: Петр, глядящий на всех исподлобья, похуже, Томаш, улыбающийся всем искренне и открыто, получше. Оборотни-маардамцы чувствовали себя немногим лучше, хотя их неловкость сглаживалась тем количеством работы, которое на них свалилось благодаря сотрудничеству с двойками. Херцландцы пытались помогать в меру своих сил: им из вежливости выдали необременительные задания (вроде мониторинга социальных сетей города, с чем прекрасно справлялся и один Ларс). Все прекрасно понимали, что это не что иное как синекура — что могли понять в соцсети маленького города, где почти все друг друга знали, два иностранца, на нижнеземельном-то разговаривающие не слишком хорошо. Однако же формальности были соблюдены, херцландцы могли сделать вид, что тоже занимаются чем-то полезным, а маардамцы — что очень этому рады. Почти все. Бернар, например, кажется, и вовсе не заметил двух медведей, поселившихся в волчьем логове. После отъезда Эрики и Риккерта он ходил как в воду опущенный, реагируя на внешние раздражители вроде Марка или Ларса только так, как мог бы реагировать заранее запрограммированный робот. Его и не трогали особо, только следили, чтобы не бродил по улицам один. Ларс даже оставил свое холостяцкое жилище и на время перебрался к Бернару. — За что требую прибавки к жалованию! — крайне серьезным голосом заявил он Марку спустя два дня этого сожительства. Марк в ответ на это только вскинул голову, заодно пытаясь разлепить слипающиеся глаза. — На одни продукты сколько уходит, — Ларс принялся загибать пальцы. — а ведь их надо еще приготовить, да не просто так, а чтобы этот, — он кивнул на Бернара, — согласился хотя бы вилку в руку взять. — Не пизди, — вяло огрызнулся Бернар. — Я нормально питаюсь, а ты не так уж и много готовишь. — Да-а, конечно, расскажи кому-нибудь другому, хеер Не-Помню-Когда-Последний-Раз-Ел-Суп, — воскликнул Ларс. Если бы не обычная кривая ухмылка, можно было бы подумать, что он говорит серьезно. — Суп? — заинтересованно спросил Марк. — Суп, — горячо ответил Ларс. — Нет, ты только представь, такой большой волк — и не знает, что нужно каждый день обязательно есть горячее! — Я ем горячее, — все еще вяло сказал Бернар. — А твои представления о полезном питании устарели еще в конце прошлого века. О том, что лучше бы Бернару этого не говорить, вскоре поняли все, даже херцландцы: Ларса невозможно было заткнуть еще где-то около часа. Он долго и много рассуждал об анатомии людей и оборотней, порывался рисовать на стене логова какие-то схемы — Марк даже проснулся от этого и строго сказал, чтобы Ларс даже и не думал. Ларс не расстроился и начал рисовать схемы прямо в воздухе, обрисовывая изящными движениями ладоней, как пища поступает в пищевод, как она движется по нему, преодолевает верхний сфинктер, попадает в желудок и так далее… Где-то в середине его рассказа Агнешка, отчетливо позеленев, выскользнула из логова, но Ларс на это не обратил ни малейшего внимания — оставшаяся аудитория его вполне устраивала. Похоже, он готов был читать эту лекцию — без сомнения, хорошо продуманную, составленную живо и остроумно, насыщенную примерами и аналогиями — даже одному-единственному слушателю. И на лице Бернара было написано такое смирение, что остальные попавшие под внезапную раздачу научно-популярных знаний невольно проникались к нему искренним сочувствием. Потому что сразу становилось понятно, на ком эта лекция была обкатана, кому предназначена и кому, похоже, предстояло выслушать ее еще не один раз. — Вы, главное, сами едой не станьте, — вроде бы сквозь сон сказал Марк, и Ларс осекся. Петр и Томаш переглянулись. Бернар мрачно опустил взгляд на броник, лежавший у него на коленях. Быть оборотнем было не так уж и трудно, особенно после той муштры, которую и Бернар, и Ларс, и Агнешка прошли в лагере под Маардамом. Можно было и смириться с тем, что вампиры реагируют на оборотней как быки на красную тряпку. Или не смириться, а сделать это источником постоянных «лулзов», как выражался (и практиковал) Ларс. В конце концов, вампиры умели держать себя в руках ничуть не хуже оборотней. Но мысль о том, что где-то в городе прячется вампир, который стал заложником присущей его виду страсти к оборотням, который полностью подпал под ее власть, который стал зависим от нее… Который попробовал крови оборотня и сошел с ума. Вся суть которого была подчинена одной цели — снова напиться крови оборотня, искупаться в ней, почувствовать клыками последнее судорожное движение тела, наполовину человеческого, наполовину звериного. Вампиры-ликантропоманы творили страшные вещи. Болезнь увеличивала их силу, свирепость и изворотливость, делая не просто опасными преступниками — превращая их в кого-то вроде тигра-людоеда в индийской деревне начала прошлого века. Но вот если Шер-Хан был глуп, то у вампиров-ликантропоманов умственные способности не только никуда не девались, но еще и обострялись — правда, только в одном направлении. Эта мысль — мысль о том, что где-то в городе прячется вампир-ликантропоман, в любом оборотне пробуждала странное чувство. Очень похожее на страх. И когда на следующий день оборотней подняли по тревоге, каждый из них вспомнил эту фразу, брошенную Марком вскользь, но ударившую точно в то, что каждый из них прятал очень глубоко, настолько глубоко, что не признавался в этом даже самому себе, не то что своим коллегам. Надевая на ходу куртку, Марк орал в гарнитуру: — Ты уверен, что он ушел? Да мне похуй, пусть едут хоть люди-хуюди, хоть кто угодно. Если он еще там, я своих туда на пушечный выстрел не подпущу! Что Марку ответили, никто не слышал. Он буркнул еще что-то, нажал на кнопку и задержался в дверях логова, уже одной ногой за порогом. — Ларс, ты остаешься, — сказал он не терпящим возражения тоном. — Мониторь форумы, соцсети, ну, ты знаешь. Сучонок где-то бегает, может попасться на глаза сородичам. — А куда мы вообще?.. — начала Агнешка. Марк нетерпеливо махнул рукой. — Волчата со второго потока встретились с вампиром. Уточнять, с каким именно вампиром, как и говорить, что именно его Марк имел в виду, когда говорил о «сучонке», не было нужды. — Я хочу тоже, — внезапно подал голос Петр, подумал секунду и добавил: — Тоже с вами. Марк смерил его задумчивым взглядом и кивнул. Через несколько секунд в логове остались только Ларс и Томаш. Первый выглядел не особенно довольным таким раскладом, второй — не очень понимающим, что вообще происходит. Однако спрашивать ничего не стал, только выразительно поднял брови, глядя на Ларса. Тот, по своему обыкновению скрючившись в три погибели в кресле, так что колени торчали почти на уровне ушей, посмотрел в ответ поверх планшета и сказал: — Ликантропоман напал на других оборотней. — Это я понял, — неторопливо, явно подбирая слова, ответил Томаш. — Но нюансы укрылись от моего понимания. — Дружище, я у тебя уже спрашивал, почему у вас учат нижнеземельному по учебникам позапрошлого века? — Ларс хохотнул и покачал головой. — Не, я тебя тоже понял, конечно. Томаш ничего не сказал, но и брови на место не опустил, все еще выражая всем лицом вежливый интерес, мало отношения имеющий к недоумению Ларса по поводу образования в Херцланде. — Под Маардамом есть лагерь, где оборотней готовят для службы в полиции. Томаш кивнул. — Я слышал о нем, — сказал он так же медленно. — Это первый у вас такой лагерь. И он совсем недавно работает. — Мы были первыми, хм, выпускниками, — пояснил Ларс. — У нас было двое инструкторов: обер и Матс Барт. — Тоже урожденный? Ларс покачал головой и ухмыльнулся.