– И никто не выступил против этого переворота? – Технически переворота не было, потому что государство – это он. Затем в отставку отправились некоторые министры и большинство членов Конституционного суда. Их без предупреждения заменили приближенными Лучина. У всех диктатур похожая история. Человек строит из себя защитника народа, проводит кампанию, проповедуя националистические идеи, кричит со всех трибун, что восстановит порядок, обеспечит безопасность, будет бороться с преступностью и коррупцией. И ему верят, как верят, что во всех проблемах виноваты другие. Но поборники справедливости нередко сами совершают злодеяния, которые обличают. Получив власть, они удерживают ее всеми средствами, объявляют себя преградой на пути хаоса, утверждают, что все оппозиционеры – враги народа, и обогащаются, пока люди позволяют собой манипулировать. Вся страна оказалась под контролем Лучина, он усилил КГБ, уничтожил своих противников. Этот тиран у власти уже около тридцати лет. Я родился в Жодзине, городке на северо-востоке от Киева, у меня был друг, руководитель неправительственной организации, помогающей белорусским оппозиционерам. Прошлым летом агенты Лучина повесили его. Эти мерзавцы ни перед чем не останавливаются. Я хочу вернуться на родину свободным человеком. Но вы-то здесь зачем? Это же не ваша война. Дженис глубоко затянулась, глядя на горизонт. – Знаете, что Лучин сказал о Гитлере? Что у него были не только недостатки. Друзья моих врагов – мои враги. Мой дом в Тель-Авиве. Город перешел в пригород, а тот постепенно уступил место полям и деревням. Появились перелески. Фургон бодро катил по трассе Е28 мимо белых домиков Даржининкая, шале из красного кедра Скаидишкеса и длинных ферм Ужукене. Вскоре в районе Пагойиса водитель остановился. Он забрался в фургон вместе с Дженис, открыл ящик с двойным дном и помог ей там спрятаться. – Через десять минут въедем в Беларусь, – уточнил он. – Сколько мне придется сидеть в этом ящике? – забеспокоилась Дженис. – Час, если на границе не слишком много народу. Потом остановимся на заправке, и я вас выпущу. Там будет ждать машина, которая отвезет вас в Минск. Если пограничники начнут проверять груз, не издавайте ни звука. Водитель прикрутил на место стенку потайного отделения и вернулся за руль. Фургон тронулся. * * * Лондон Корделия нервно перелистывала страницы блокнота в ожидании, когда ее коллеги уйдут на обед. На втором этапе операции ей понадобится оборудование агентства для отвлекающего маневра. Она собрала довольно много информации о тех, к кому собиралась обратиться, но не нашла ничего особо криминального. Прочесала их почтовые ящики и ежедневники, проверила источники доходов, обнаружила несколько интрижек и мелких нарушений закона, что в стране, где приближенные к власти закон не соблюдают вовсе, было обычным делом. Роли поменялись: Корделия вдруг почувствовала себя виноватой, что собирается шантажировать этих людей, чтобы добиться от них помощи, но другого способа достичь цели найти не удалось. Как незаметно собрать шестьдесят школьных автобусов и столько же грузовиков, не пересекая опасную черту? Об угрозах не может быть и речи, за услуги им заплатят, а взамен они обязуются молчать и следовать инструкциям. В полпервого этаж опустел, и Корделия спустилась в подвал. Пройдя мимо серверных шкафов, она подключилась к рабочему компьютеру. Нельзя было допустить, чтобы это подключение вызвало чьи-то подозрения, никто не должен задаться вопросом, зачем два десятка сообщений перенаправляются через серверы ретрансляции по всему миру, прежде чем попасть в почтовые ящики компаний, зарегистрированных в Минске или его пригородах. Все они совершенно одинаковые: заполненный по всем правилам формуляр аренды автобусов, которые должны будут вывезти детей за город. Оригинальная выдумка Матео: кого удивят школьные экскурсии в воскресенье утром? После этого она разослала заказы на грузовики. Подготовка этого, более деликатного, этапа операции заняла несколько недель. Руководители четырех грузовых компаний из шести оказались сторонниками оппозиции. Корделия помогла отделам логистики составить поддельные договоры. В день «Д» грузовики отправятся в путь со всеми необходимыми документами. Две другие компании получили оплату под видом обычного заказа. За последние недели им доставили около пятидесяти коробок с автозапчастями для мастерских, расположенных в разных частях города. Этикетки на посылках не вызывали никаких вопросов, а если бы их кто-то вскрыл, то увидел бы внутри свечи, ремни, рулевые сошки, муфты и фары. Однако же при более тщательном обыске под листами картона обнаружился бы настоящий груз: роутеры, кабели, аккумуляторы, спутниковые передатчики, антенны и ноутбуки. Достаточно, чтобы наладить в Минске альтернативную сеть. Доставка растянулась на несколько недель. Автомастерские, в которых работали механики-оппозиционеры, получили ненамного больше посылок, чем обычно. В час дня Корделия отправила Вите зашифрованное сообщение, и тот переслал его в Минск. Сигнал был дан: установка сети должна начаться сегодня же вечером. В Минске каждый знал, чем будет заниматься следующие две ночи. Где установить роутеры, а где – глушители, к каким распределительным щиткам подсоединить кабели, на каких крышах разместить антенны… Алик, в свою очередь, переслал сообщение Корделии своему контакту в Вильнюсе, извещая его, что операция «Окрестина» началась. Корделия не заметила, как пролетело время. Обеденный перерыв закончился, у нее оставалась всего пара минут. Но, прежде чем уйти из серверной, ей нужно было отправить последнее сообщение – женщине, работающей на кухне единственного заведения общественного питания в Ганево, где подкрепляются дальнобойщики. Кафе «Василек» стояло на небольшом холме, откуда открывался отличный обзор на пункт пропуска через границу между Литвой и Беларусью. В коридоре послышались шаги, кто-то приближался к серверной. Пальцы Корделии забегали по клавиатуре, стирая следы ее работы. Девушка задвинула на место клавиатуру и закрыла шкаф. Входные двери раздвинулись: похоже, инженер вернулся на свое место. Корделия спряталась за металлическим шкафом, пытаясь придумать, как ей теперь выкрутиться… В серверной работали двое – Рассел и Шеридон. Их задача заключалась в том, чтобы следить за мигающими в шкафах зелеными лампочками, и разбираться, что случилось, если какая-то из них загоралась оранжевым или красным. Рассел пунктуальностью не отличался, значит, это Шеридон. Он шел в ее сторону, еще немного – и столкнется с ней нос к носу. Из своего укрытия Корделия отправила ему эсэмэску с просьбой как можно скорее зайти к ней в кабинет. Шеридон был уже так близко, что она услышала, как завибрировал его смартфон и подошвы скрипнули о линолеум, когда он остановился, чтобы посмотреть на экран. – Что там еще понадобилось этой старперше! – проворчал он, разворачиваясь. Она снесла удар не моргнув. И, как только Шеридон вышел, бросилась по черной лестнице на четвертый этаж, чтобы оказаться в кабинете раньше его. Уселась в кресло и сосредоточенно вперилась в экран. – Вы хотели меня видеть? – спросил Шеридон входя. – Мне кажется, мы не используем ваши таланты так, как они того заслуживают, – ответила она, вдохновенно импровизируя. – Я хотела бы провести профилактическую проверку всех наших серверов. Обновления, тестирование брандмауэров, анализы – от и до… Это займет довольно много времени и никак не должно повлиять на трафик наших клиентов. По-моему, суббота и воскресенье подойдут идеально, тем более все равно обещают дожди. Лицо Шеридона выразило уныние. Проверка проводилась всего месяц назад, а то и меньше, нет никаких причин повторять ее так скоро, возразил он. – Возможно, но я так не считаю, – отозвалась Корделия, указывая ему на дверь. – Я бы охотно вам помогла, – добавила она, – но я на выходные уезжаю. Привилегия возраста… * * * Ганево, белорусская граница Фургон замедлил ход и замер. Из-за перегородки водитель крикнул Дженис, чтобы та набралась терпения. Ждать не меньше часа. Грузовые автомобили направляют на дублер для досмотра, и перед ними еще машин двадцать. Минуты тянулись бесконечно. «Вольво» еле полз. Съежившаяся в потайном отделении ящика Дженис заизвивалась, пытаясь избавиться от начинающейся судороги. И тут послышался скрип опускающегося гидроборта и звук открывающихся задних дверей. Таможенник о чем-то говорил с водителем, тон у него был не слишком любезный. Она услышала, как они забрались в фургон. Пограничник стучал по ящикам какой-то палкой, громко зачитывая указания на этикетках. Отношения Дженис с Господом давным-давно зашли в тупик, чтобы не сказать угасли, и все-таки она молча вознесла Ему молитву – только бы этот чертов таможенник убрался восвояси. В голосе водителя не слышалось никаких признаков волнения. Дженис почувствовала, как капельки пота текут по шее к лопаткам. Ей было жарко, дыхание стало прерывистым, горло сдавило. Сейчас она начнет задыхаться. Усилием воли журналистка заставила себя сохранять неподвижность и спокойствие. Правую ногу свело так сильно, что боль была почти невыносимой. Она мысленно перенеслась в свой сад в районе Флорентин, представила, как пьет там чай под золотыми лучами солнца. Скрип подошв: таможенник двигался к ящику с «Двумя женщинами» Касюлиса. Дженис сжала кулаки и попыталась воскресить последний вечер в Тель-Авиве, когда они с Давидом устроили обход баров. По случаю отъезда она здорово перебрала и заплатила за это утром, но сейчас отдала бы все, чтобы снова оказаться там. Она закрыла глаза и представила редакцию «Гаарец», где жизнь всегда била ключом. Мысленно повторила имена всех коллег, даже тех, которых недолюбливала. Наконец голоса водителя и таможенника стали удаляться. Стук дверей, звук поднимающегося гидроборта. Фургон тронулся. Дженис уперлась в стенку, чтобы не потерять равновесие. Они проехали всего пару километров, и тут вдруг ей стало так жарко, слишком жарко, стенки сдвинулись и ящик стал совсем маленьким. Ей казалось, что она умирает в этом гробу. Сердце колотилось все сильнее и сильнее, перед глазами вспыхнули искры. Она забарабанила о стенку и заорала что было духу. В конце концов водитель все-таки услышал ее вопли и остановился на обочине. Выпрыгнул из кабины, забрался в фургон через боковую дверь, отпихнул с пути две картонные коробки и схватил отвертку. Когда стенка потайного отделения поддалась, он обнаружил внутри Дженис – скорчившуюся, бледную и задыхающуюся, дрожащую всем телом. Он поднял ее и прижал к себе. Плевать на инструкции, его пассажирка явно не в том состоянии, чтобы ехать где-то, кроме кабины. Он усадил ее на сиденье рядом с собой, открыл пошире окно, пристегнул ремень и тронулся. – Что с вами стряслось? – Просто устала. – Как по мне, видок у вас не очень, – сказал он, наклоняясь к бардачку. Вытащив оттуда термос, он протянул его Дженис: – Выпейте. – Что это? – Вода, у вас обезвоживание. На улице воздух был холодный, но еще не ледяной: мороз ударит ночью. Старенький «вольво» катил по Е15, судя по указателю, до Минска осталось сто пятьдесят километров. – Через полтора часа будем на месте пересадки. – Кто отвезет меня в Минск? – обеспокоенно спросила Дженис. – Одна женщина, друг. У нее вы поужинаете и переночуете. Она тоже говорит по-английски. О, вы уже не такая бледная, отдыхайте. Дженис откинула голову на подголовник и закрыла глаза. Остаток пути они проделали в полном молчании. Около трех часов дня водитель съехал с трассы. Косые лучи солнца освещали редкие голые деревья вдоль заправки. «Вольво» припарковался на стоянке за зданием. – Я предпочел бы, чтобы у вас остались более приятные воспоминания об этой поездке, – с извиняющимся видом сказал водитель. – Таможенник мог открыть ящик, – ответила Дженис. – Спасибо вам за все. – Нет, вам спасибо. Берегите себя. Он протянул ей руку, она улыбнулась и обняла его. Водитель указал ей на «опель»-универсал, припаркованный перед ними. Дженис выбралась из фургона, помахала на прощание и пошла к машине. * * * Марика была энергичной женщиной и активно жестикулировала, даже за рулем, что не способствовало спокойствию Дженис, которой не удавалось вставить ни слова в ее монолог. По пути Марика обрисовала положение дел в Минске и других крупных городах. Ужесточившиеся репрессии не подавили волю к протесту. Режим Лучина на грани краха. По всей стране формируются группы оппозиционеров, с каждой неделей их все больше. Вот-вот начнется восстание, не хватает только лидера, который всех объединит и приведет к победе. Но времени мало, пояснила Марика. Лучин чувствует, куда дует ветер. Судя по тому, о чем говорят в правительстве, он готовится к войне с западными соседями, чтобы отвлечь внимание народа. Государственные телеканалы уже давно обличают Запад, но несколько недель назад они плотно взялись за Литву, обвиняя ее в том, что она укрывает преступников, которые стремятся посеять хаос и финансировать нападение на Беларусь. В газетах, подконтрольных властям, все чаще и чаще появляются фотографии оппозиционеров, скрывающихся в Вильнюсе. Теряющий хватку диктатор снова строит из себя великого защитника нации. Говорят, во Дворец независимости он пришел в военной форме и с автоматом. – У него правда есть возможности развязать войну? – обеспокоенно спросила Дженис. Наконец-то ей представилась возможность заговорить. – У него есть танки, истребители, милиция и солдаты, которые только и умеют, что подчиняться приказам. И потом, на свои деньги Лучин мог бы скупить всех наемников на земле, которые помирают с голода… Главное – остановить его безумства, пока не стало слишком поздно. «Опель» остановился в спальном районе. Серые однообразные десятиэтажки обступали Дженис со всех сторон. Марика выключила зажигание, вылезла из машины и решительно зашагала ко входу в дом. В подъезде неприятно пахло, стены были изрисованы, но лифт работал. Марика нажала на кнопку шестого этажа и все дорогу насвистывала какую-то песенку. – Обычно они спят по двое в каждой комнате, но сегодня разместятся в одной, я перестелила для вас кровать, белье свежее, – сказала она, ощупывая карманы в поисках ключей. Четверо детей Марики встретили их радостными воплями, носились вокруг и висли у них на ногах, пока мать ласково их не выпроводила. Младшему не было и двух, а старшему едва исполнилось восемь. В квартире оказалось на удивление чисто, белоснежные занавески просто светились, на красном ковре в гостиной ни пятнышка. Марика показала Дженис ее комнату – двухъярусная кровать, ящик с игрушками из пластикового ротанга, маленький письменный стол из МДФ, – а потом отвела на кухню. Под светом лампы линолеум сиял. Марика наводила порядок в мире, который не могла изменить. Она повязала фартук и встала за плиту. – Четверо детей – это слишком, – пожаловалась она, включая конфорку. – Я поправилась, и волосы уже не те. Последнего я не хотела, но в итоге люблю его сильнее остальных. Муж сегодня ночевать не придет, впрочем, и завтра тоже. Он просто нарасхват, и я не о работе. Но человек хороший. Не могут же у него быть одни достоинства, правда? У моих мелких, наверное, кровные братья и сестры по всему Минску. Ну хотя бы их мне кормить не надо, – хмыкнула она.