– Описать жизнь при диктатуре Лучина, – заявила она без малейших колебаний, заранее продумав ответ. – При диктатуре? Жалкая журналистка! Кажется, вы очень плохо осведомлены. Лучше бы вы и правда писали статьи о культуре, – оскорбленно сказал он. – Беларусь – республика, а наш президент законно избран. – Переизбран в стране, где могут работать только те СМИ, которые получили одобрение властей, где оппозиции затыкают глотку, а выборы фальсифицируют. Сотрудник аккуратно вытащил сигарету у нее изо рта, раздавил в пепельнице, повернулся и дал журналистке мощную пощечину. Дженис покачнулась на стуле. Мужчина удержал ее от падения крепкой рукой. – Я подозреваю вас в шпионаже на иностранное государство. Вы получите десять лет, более чем достаточно, чтобы научиться уважать законы и людей, которые вежливо к вам обращаются. Оглушенная Дженис несколько секунд собиралась с мыслями. Она потерла щеку и посмотрела на руку в поисках крови. Но мужчина нарочно ударил ее ладонью, чтобы не оставить на лице ничего, кроме поверхностного покраснения, которое пройдет прежде, чем его успеют сфотографировать. – Думаете, я сдалась бы милиции, если бы была шпионкой? – Это и правда странно, зачем вы это сделали? – Чтобы легализоваться, – дерзко ответила Дженис. – Не советую вам испытывать мое терпение. Напишите мне список людей, с которыми вы встречались, когда работали над вашей так называемой статьей. В такую поездку вы не могли отправиться без предварительной подготовки. Имена, адреса и номера телефонов, пожалуйста, – велел мужчина, протягивая ей письменные принадлежности. Дженис посмотрела на карандаш и блокнот, которые он положил ей на колени. Нужно действовать быстро, убедить его, что она невиновна в том, в чем он ее обвиняет, сделать так, чтобы он счел ее просто противницей режима. Для журналистки, которая нелегально пересекла границу, такие политические взгляды не кажутся странными. Шпионаж с юридической точки зрения – совсем другая история, этот вариант она не продумала; она боялась, что ее оставят в КГБ надолго, что шло вразрез с ее планами. – Господи, да за чем я могла тут шпионить? За издыхающим режимом? За паранойей неадекватного автократа, раздутым эго человека, над выходками которого смеется весь мир? За тем, как он держит в плену свой собственный народ, чтобы пичкать его выдумками? За боевыми действиями диктатора, который вот-вот сойдет с дистанции и до сих пор не упустил бразды зла только благодаря горстке людей, боящихся восстать против его безумия и защитить сограждан? Кагэбист снова поднял руку для пощечины, но остановился, не коснувшись лица Дженис, пораженный тем, что она даже не моргнула перед ударом. Она ответила ему еще более вызывающим взглядом. – Я журналистка и не выдам вам своих источников, это вопрос этики и чести, но вы, кажется, не знаете, что значат эти слова. Худое лицо сотрудника ничего не выражало. Возможно, слова Дженис все-таки его смутили. Он молча разглядывал ее, почти не шевелясь, только поглаживая усы. Но потом неожиданно вышел из ступора и вернулся за стол. – Признайтесь, какова истинная причина вашей поездки, и я позабочусь, чтобы ваш срок сократили вдвое. Пять лет – это очень долго. Подумайте о радостях жизни, которых вы лишитесь… У вас есть семья в Израиле? Родители, мужчина? – Никого, – дерзко ответила Дженис. – Печальная реальность, да? – вздохнул он, вяло воздевая указательный палец. У него, в отличие от нее, есть семья, пояснил он с гордостью, и сегодня вечером он не собирается задерживаться на работе. Прежде чем Дженис отведут в камеру, она сможет сделать один звонок, но его долг – не растрачивать деньги государства на преступников. – Три минуты, не больше, – заключил он. – И разумеется, никаких международных звонков. А потом отправитесь за решетку. – Я останусь здесь? – спросила Дженис, запаниковав при мысли, что ее план провалился. – Нет, вас отвезут в другое место, пребывание там пойдет вам на пользу. Несколько дней и ночей на Окрестина – и вы поймете, какими долгими покажутся вам пять лет. Может быть, тогда вы решите проявить благоразумие. Дженис взяла карандаш и записала номер, который адвокат заставил ее заучить наизусть, когда она была в Лондоне. Сотрудник набрал его и передал ей трубку. Голос на том конце провода спросил, с кем он говорит. Дженис представилась подругой мистера Коллинза и сказала, что ей срочно нужен господин Бланский. * * * Вечер, Лондон Коллинз уже собирался домой, но тут его мобильный завибрировал. – Ваша протеже попала в серьезную передрягу, – сообщил Бланский. – Какую? – Ее задержал КГБ в Минске. Она только что мне звонила, ее отправят в тюрьму. – Сможете ее оттуда вытащить? – Пока не получится. После суда посмотрим, кому дать взятку. А пока я могу позаботиться о том, чтобы надзиратели нормально с ней обращались. Разумеется, с помощью денег. – Не скупитесь, я все компенсирую. В каком она была состоянии, когда вы с ней говорили? – Ее подозревают в шпионаже, и это, мягко говоря, тревожно. – Что за чушь! – возмутился Коллинз. – В этом нужно будет убедить судью, а не меня. – У вас есть на месте какой-нибудь достаточно опытный коллега, способный должным образом ее защищать? – Да, но это медвежья услуга. Одно дело – подкупить главного надзирателя, а другое – предстать перед белорусским судом под защитой известного адвоката только ради того, чтобы доказать, что речь идет об обычном нарушении закона. Это может вызвать подозрения. Ваша подруга – иностранка. Если мы будем действовать осмотрительно, больше шансов, что она отделается штрафом и выдворением из страны. – Когда будет первое слушание? – Немедленно, что в Беларуси означает завтра или в понедельник… Я сообщу вам, когда дата будет известна. Бланский повесил трубку. Коллинз снял пальто и в бешенстве швырнул его на кресло. Он прошелся по офису, пытаясь собраться с мыслями, между делом налил себе виски, потом еще и осушил второй бокал так же быстро, как первый. Внутренний голос напомнил ему, что следует сохранять ясный ум, но Коллинз всегда считал, что работает эффективнее, когда немного навеселе. В тишине своего кабинета он услышал, как над Темзой разнесся звон Биг-Бена. Он снял досье Дженис с одной из стопок, которые громоздились у него на столе – он любил работать в таком беспорядке. Коллинз никогда не думал уйти на пенсию, но этим вечером вдруг почувствовал на своих плечах все бремя человеческой низости. Третий бокал вернул ему боеспособность. Он взял телефон, чтобы позвонить в Тель-Авив. – Я знал, что она планирует туда поехать, – признался Эфрон. – Она хотела пойти на похороны коллеги. Я должен был сделать ей визу, но вы же знаете, какая она нетерпеливая. – Вы получили визу? – спросил Коллинз. – Это очень помогло бы разрулить ситуацию. – Она ко мне обратилась перед самым отъездом в Лондон, времени было маловато, я бы сказал, совершенно не было. – Писать о ее аресте не стоит, это может отрицательно сказаться на исходе дела – белорусские власти могут сделать из него показательный процесс. Мы же не хотим, чтобы Дженис стала предлогом для ужесточения режима. Но я спрашиваю себя, не получится ли у нас схитрить. – Какого рода хитрость вы имеете в виду? – Пустить в Лондоне слухи, что она отправилась в Минск, чтобы добыть доказательства того, что Кэш работает на Восточную Европу. – И что это нам даст? – Кэш работает на Лучина, формальных доказательств у нас нет, но это неоспоримый факт. Я изучаю его счета не один месяц, деньги с Востока текут рекой, а потом расходятся по фондам ультраконсервативных британских партий. Без Кэша Гарбеджу никогда не удалось бы провести кампанию за брекзит. – Развал Запада? Это же любимая теория Дженис. Она исписала немало страниц на эту тему. – Которые вы всегда отказывались печатать. Однако же это не просто теория. Деньги, которые получал Кэш, шли через Минск. Диктаторы стремятся любым способом ослабить своих противников, возможно, даже с расчетом когда-нибудь захватить их территории. Хищники объединились, чтобы поработить мир. Они убивают или сажают в тюрьму всех, кто встает у них на пути. Их жажда завоеваний неутолима. У Кэша есть союзники в британском правительстве, начиная с Борсона, обязанного ему своей властью. Удобная марионетка, которую используют для дестабилизации Соединенного Королевства. От Мейфэра до Белгравии, олигархи стали новыми царями Англии Борсона, они превратили Лондон в элитный пригород Москвы, они летают туда-сюда на своих бизнес-джетах, нежатся во дворцах или на яхтах, пришвартованных у берегов Темзы. С самого первого дня процесса Кэша против Дженис я придерживаюсь оборонительной тактики, стараясь сосредоточить внимание судей на принципе свободы выражения. Пора изменить стратегию и подлить масла в огонь. Кэш сотоварищи не ожидают лобовой атаки. Если они почувствуют, что их загнали в угол, они попытаются потушить пожар, пока он не распространился. Кэш обратится к своим союзникам в Восточной Европе, чтобы Дженис как можно быстрее экстрадировали из Беларуси. – И что же я должен сделать? – спросил Эфрон. – Невозможное. Как можно скорее напечатайте материалы Дженис, все, что она вам посылала за эти годы. – Я этого до сих пор не сделал только потому, что нам не хватает формального доказательства, чтобы на него опереться. – Ну так возьмите ее тексты и перепишите в сослагательном наклонении, но так, чтобы обвинение казалось неоспоримым. – Вы просите меня рискнуть репутацией моей газеты и всех моих сотрудников. Коллинз сделал паузу, обдумывая каждое слово своего ответа. Он хотел, чтобы первый удар нанес Эфрон. Кэш быстро поймет, откуда и почему совершено нападение. Доверившись таланту Дженис, другие газеты начнут ссылаться на результаты ее расследований. – Это война, – наконец сказал адвокат. – И мы слишком долго игнорировали этот факт. Сопротивление деспоту невозможно без риска, друг мой, не мне вас этому учить. Что же до ваших коллег, объясните им, что ставка в игре – жизнь одной из них. Коллинз повесил трубку, не попрощавшись, и сразу же перезвонил Бланскому. На сей раз попросить, чтобы он нашел кого-нибудь, кто сможет навестить Дженис. Он должен кое-что ей сообщить. Окрестина Глава 20