На следующий день в колледже Таллула в обеденный перерыв находит Скарлетт. Она отводит ее на тропинку позади корпуса и говорит: — Кажется, Зак собрался сделать мне предложение. — Что? — Он купил кольцо. Я нашла его у него в кармане. А теперь на следующей неделе он хочет пригласить меня на свидание. И он просто приторно нежный, заботливый и милый. — Блин, Лула. Что ты намерена делать? Пожалуйста, скажи мне, что ты ответишь «нет». — Конечно, я скажу «нет». Как же иначе? Но что потом? Он психанет. Пригрозит забрать у меня Ноя. Он превратит мою жизнь в ад. Единственная причина, по которой он сейчас такой милый, — это надежда, что я скажу ему «да». Или же, если я скажу «нет», он будет вправе психануть. — Это неважно, — говорит Скарлетт, сжимая руку Таллулы. — Неважно, что он говорит, что он думает или как реагирует. Ты ему ничего не должна. Этот ребенок твой. Твоя судьба принадлежит тебе одной. Он просто должен будет признать, что «нет» означает «нет», и двигаться дальше. Таллула кивает. Но она не убеждена. Ной ее сын, но вместе с тем и сын Зака. А Зак — тот отец, рядом с которым должен расти мальчик: физически развитый, ласковый, любящий, трудолюбивый, верный, надежный, хороший образец для подражания. В какой-то безумный момент ей хочется, чтобы Зак был больше похож на молодых отцов-пофигистов, столь любимых бульварной прессой, тех, что фонтанируют своим семенем направо и налево и движутся дальше; тех, что забывают дни рождения и не приходят проведать своих чад. Тогда она без зазрения совести убрала бы Ноя из его жизни. Она не чувствовала бы себя виноватой из-за того, что заставила их жить порознь, за то, что свела отношения Зака с собственным сыном к торопливым визитам по выходным в одинокую квартиру. — А если он не может двигаться дальше? — говорит она. — Что, если он не примет «нет» в качестве ответа? Что, если он закатит скандал? Что, если Ной никогда меня не простит? Что, если я пожалею об этом? — Пожалеешь об этом? — не веря своим ушам, повторяет Скарлетт. — Как можно пожалеть, что ты не вышла замуж за парня, которого не любишь? Который хочет запереть тебя в бетонной коробке? Ты рехнулась? Таллула качает головой. — Нет, просто я… я не знаю. Подумай, сколько женщин, девочек, хотели бы иметь настоящую семью. Да они бы зубами вцепились в парня, который готов поставить семью превыше всего. И если я скажу «нет», это все равно что сказать «нет» мечте некоторых людей. — Да. Но это не твоя мечта, честное слово. Не твоя мечта, Таллула. — Скарлетт пристально смотрит на нее. — Чего ты хочешь? Какая у тебя цель в жизни? Когда ты окончишь колледж? Когда ваш ребенок пойдет в детский сад, где ты себя видишь? Таллула поднимает взгляд к небу. Ей кажется, что она начинает пузыриться, словно патока на сковородке, что она вот-вот загорится. Над головой, закрывая солнце, медленно ползет белое облако. Она смотрит в его середину, туда, где солнце прожигает сквозь него бледную дыру. Она сжимает кулаки, разжимает их снова. Это вопрос, который она всегда боялась себе задать. Всю свою жизнь она была пассивной. В ее школьном табеле всегда говорилось, что она прилежная ученица, но учитель хотел бы, чтобы она была активней на уроках, хотел бы слышать ее голос. В начальной школе она позволяла втянуть себя в дружбу с детьми, которые ей не очень нравились. А затем в трудном возрасте она встретила Зака, в возрасте, когда другие девочки жаловались на то, что их планы на субботний вечер не сбываются, жаловались на мальчиков, которые не отвечают на их эсэмески достаточно быстро, или на подружек, поливающих их дерьмом за их же спиной. Наличие постоянного парня просто позволило ей продолжить учебу, продолжить жизнь, продолжить ставить одну ногу впереди другой, бездумно, машинально, день за днем. До того дня, в начале второго года обучения в шестом классе, когда она поняла, что у нее больше месяца не было месячных. Тогда она купила через Интернет тест и сделала его во вторник утром, перед тем как идти в школу, и увидела две полоски, а сразу за этим тестом еще один, и подумала: «Ну, вот и все. Я беременна». Она мысленно рассчитала дату родов… гораздо позже даты ее последнего выпускного экзамена, и подумала: «Наверно, я успею его сдать». Потому что такой девушкой была она, Таллула. Возможно, ее мать из лучших побуждений дала ей имя реки, бунтарки и кинозвезды [3], но она так и не смогла стать достойной своего имени. За всю свою жизнь она не сделала ни одного смелого шага — до того момента, когда этим утром после их совместной ночи она прошла через кухню к Скарлетт и поцеловала ее. Она знала: это был единственный момент в ее жизни, который произошел по ее воле. Она отрывает взгляд от неба и вновь смотрит на Скарлетт. — Я не знаю, — говорит она виноватым шепотом. — Я нужна тебе? Она кивает, но не может заставить себя сказать слово «да». — Что еще тебе нужно? — Ной. — И? — Я не знаю. Я просто хочу… Я просто хочу быть свободной. — Да — говорит Скарлетт. — Да. Именно. Это именно то, что тебе нужно. Свобода. Тебе девятнадцать. Ты прекрасна. Ты хороший человек. Ты хочешь быть свободной. И ребенок не должен мешать тебе быть свободной. Наши отношения не должны мешать тебе быть свободной. Ничто не должно мешать тебе быть свободной. Последнее, что тебе нужно на данном этапе жизни, — кольцо на пальце. Тебе нужно отрезать себя от него. И, я думаю, это прекрасная возможность. Пусть он сделает предложение. Скажи «нет». Это что-то вроде точки невозврата. Выход в одну сторону. Я серьезно. Пусть он это сделает. Скажи «нет». И тогда твоя жизнь может начаться. Скарлетт говорит, и Таллула кивает все энергичнее и энергичнее. Когда она умолкает, Таллуле кажется, что она чувствует все элементы своего существа, через нее проходит волна электрической энергии. Она бросается к Скарлетт, прижимает ее к стене и крепко целует. Через минуту, задыхаясь, она отстраняется. Она смотрит на Скарлетт и видит яркие огни, танцующие в ее глазах, застывшее на ее лице изумление, чувствует жар ее дыхания на своей коже. Она чувствует себя ослепленной, сверх всего, сверх любых слов и воображения, ее красотой и думает: «Я люблю ее. Я люблю ее. Я люблю ее». — Я бы хотела, — говорит она, обводя пальцами контуры лица Скарлетт, — я бы хотела, чтобы никакого Зака вообще не было. Чтобы он просто… ну, ты понимаешь. Исчез. — 46 – Сентябрь 2018 года Ким наблюдает, как Софи порхает по Интернету, ее пальцы играючи щелкают по клавиатуре, преследуя человека по имени Черри. — Черри, — говорит Софи. — Это ведь должна быть Скарлетт, не так ли? Ким тупо смотрит на нее. — Красный цвет, — говорит Софи. — И то и другое [4]. — О господи! — шепчет Ким, когда до нее доходит. — Конечно. Сказать что-нибудь Дому? Софи вздыхает. — Если честно, не знаю. Полиция использует собственные методы, чтобы установить местонахождение Скарлетт и ее семьи. Может, нам пока не стоит торопиться. Давайте не будем им мешать. Ким кивает. Она инстинктивно чувствует, что Софи права. Софи вновь листает инстаграм-аккаунты главных игроков: Лиама, Лекси, Мими, Скарлетт. Затем просматривает странички людей, которые что-либо прокомментировали или лайкнули под их постами. При этом она постоянно бормочет себе под нос слово «Черри», а затем внезапно останавливается. — Смотрите, — говорит она. — Смотрите! Она поворачивает экран и указывает. — Чей это аккаунт? — спрашивает Ким. — Руби Рейнольдс. Ру. Девушка из банды Скарлетт Жак. Судя по фотографиям, она до сих пор живет в этом районе. Взгляните. Она нажимает на фото темноволосой девушки, стоящей у дерева, на ней потрепанная кожаная куртка поверх короткого платья. — Это ведь вон там, не так ли? — Софи указывает на деревню. — На лугу? — Да, — говорит Ким, вглядываясь в снимок. — Да. Слева от пруда с утками. — Фото было опубликовано всего десять дней назад. Взгляните! — Софи тычет пальцем в экран. — Кому-то по имени Черриджек оно понравилось. Черриджек, Скарлетт Жак. Аватар представляет собой снимок двух красных вишен, свисающих с веточки, и касающегося языка. Язык проколот. Софи смотрит на Ким. — У Скарлетт проколот язык, — говорит она, задыхаясь. — Я заметила это на другой фотографии в аккаунте Лиама Бейли. Софи нажимает на картинку профиля, и появляется страничка. Удивительно, что не закрытая. — Никаких подписчиков, — говорит она. — Странно. — Она прокручивает снимки все быстрее и быстрее. Девушка по имени Черриджек, похоже, живет на яхте. Снимки абстрактные: закаты над бескрайним океаном, пенистые барашки волн, сверкающий кончик клюва дельфина на ладони у фотографа, вытянутые загорелые ноги на кремовой коже дивана, на лодыжке покоится большая собачья лапа. Ким всматривается в фото ног. — Можете увеличить снимок? — спрашивает она. Софи увеличивает изображение, и Ким пристально рассматривает его. — Вот, — говорит она. — Вон там. На ее ноге, смотрите, вы его видите? Черное пятнышко. Присмотритесь. Софи кивает. — Это?.. — Да, там была татуировка. Буквы ТМ. Боже мой, — шепчет она. — Это же Скарлетт! Это Скарлетт Жак! Когда сделаны эти фотографии? Какие там даты? Софи быстро пролистывает их. Последний снимок датирован предыдущим днем. Самый старый появился всего две недели назад. Ким отстраняется от экрана и вздыхает. Скарлетт Жак на яхте. Она на яхте со своей собакой, телефоном и идеальным педикюром. Она выкладывает красивые фотографии в Инстаграме. Ким чувствует, как на нее накатывается волна горячего гнева, но подавляет эту волну. Они обе возвращаются к экрану, и Софи по очереди нажимает на все фотографии Черриджек. Под каждой по несколько лайков, и Софи нажимает на профили каждого пользователя. — Узнаете кого-нибудь из этих людей? — спрашивает она. — Нет, — отвечает Ким. Но затем они прокручивают список дальше и видят имя, знакомое им обеим. Они останавливаются и громко ахают. @lexiegoes.