Я прошел по коридору и выдохнул, когда скрылся за углом, а мама не окликнула меня и не последовала за мной. Повернув направо, в сторону спальни мальчиков, я обнаружил дядю. Он замер, встретившись со мной взглядом. Я тоже остановился. Что-то странное промелькнуло в его черных глазах – смесь веселья и интереса, – и я собрался с духом, когда он направился ко мне. Мне нравился дядя Дэймон. Он не приставал ко мне с разговорами. Обычно. Я наблюдал за ним и напрягся, когда дядя наклонился, чтобы заглянуть мне в лицо. Запах сигарет наполнил мои ноздри. – Я знаю, что ты сделал, – прошептал он еле слышно. Я уставился на него. – Если кто-нибудь из моих детей когда-нибудь окажется в опасности, не стесняйся сделать это снова, – продолжил он. – Ладно? Я промолчал. Но догадался, о чем он говорит. Я не понимал людей. Они вели себя так, словно в большинстве случаев у них имелся какой-то выбор. Разве мне следовало бездействовать, когда те мужчины пришли за нами сегодня вечером? Вот почему я держал рот на замке. Родители бы ужасно перепугались, если бы потеряли нас, хотя они все равно бы перепугались, если бы узнали, как я остановил тех мужчин. Родители бы просто запутали меня. И я не мог взять в толк, чего они хотят. Но дядя Дэймон не собирался заставлять меня отвечать на вопрос, на который он уже получил ответ. И он не выглядел огорченным. – Ты переживаешь по поводу того, что произошло? – добавил он. Я опустил глаза. Ложь заставила бы родителей волноваться. Правда заставила бы их тревожиться еще больше. – Так я и думал, – ухмыльнулся он. – Если вдруг начнешь переживать, приходи ко мне. Хорошо? Помедлив, я кивнул. Он чмокнул меня в щеку, а затем выпрямился и двинулся дальше по коридору. Дождавшись, пока дядя завернет за угол, я вытащил из кармана носовой платок и вытер табачную слюну с кожи. Спрятав платок в карман, я вошел в темную спальню. Иварсен и младший устроились в противоположной стороне комнаты на односпальных кроватях, а Гуннар, завернув одеяло вокруг ног, лежал на постели, которая находилась возле моей. Я волк в овечьей шкуре. Они не представляют, на что я способен, пока не становится слишком поздно. © Пенелопа Дуглас.«Панк 57» Даг и Фейн спали в укромном уголке на чердаке, а спальня девочек располагалась по соседству. Но, подойдя к кровати, я заметил, что на ней кто-то лежит. Я наклонился и увидел длинные черные волосы, рассыпавшиеся веером по подушке. Октавия. Я остановился, ощущая ее запах. Мама Октавии купила дочери личный шампунь, этим ароматом пропитались все ее вещи – и мои вещи, которых она касалась. Я не мог вспомнить, как родилась Джетт, но появление на свет Октавии стало моим первым воспоминанием о рождении младенца. Совершенная, хрупкая и уже всеми любимая вне зависимости от того, какой она станет, когда вырастет. Я тоже когда-то был таким. Еще до того, как люди узнали меня. Я сжал кулаки, увидев синяк на ее руке. Остальные заставляли меня участвовать в происходящем. Октавия, наоборот, всегда бросала свои дела или компанию и прибегала ко мне. Как мило с ее стороны. Она пошевелилась, глубоко вздохнула и перевернулась на спину. Я вытащил подушку, и голова Октавии плюхнулась на кровать. – Ты лежишь в моей постели. Я рухнул рядом с Октавией и откинул голову на вытащенную подушку. Сунув руку в нагрудный карман, я выудил пару квадратов бумаги для эскизов и начал складывать. Октавия прижалась ко мне и облокотилась на руку. – Ты боишься? – спросил я, не отрываясь от оригами. – Сначала я испугалась. – Ее голос был таким тихим, что у меня заболело в груди. Я ненадолго перестал складывать оригами и сглотнул. Сегодня Октавию оторвали от меня, вывели из дома и отправили по океану через снежную бурю. Но, возможно, она боялась не похитителей. Она видела все. Все. – Почему ты испугалась? – спросил я и затаил дыхание в ожидании ответа. Октавия взглянула на меня. – А ты разве не испугался? Я промолчал, просто продолжал складывать голубку, ощущая сквозь рукав пиджака тепло тела Октавии. Немного. – Не бойся. – Я прочистил горло. – Этого больше никогда не повторится. – Откуда ты знаешь? Я закончил с птицей и поднял ее, чтобы полюбоваться силуэтом на потолке, где колыхались тени от снегопада. – В следующий раз я стану больше, – сказал я. Повернувшись к Октавии, я положил птицу ей под подбородок. Октавия улыбнулась, а я натянул одеяло, укутывая ее. – «Пифом» найдут, – продолжал я. – Не переживай. Она уткнулась в меня носом и закрыла глаза. – Не найдут. – Почему ты так думаешь? – Я загадала это на листе базилика, – объяснила Октавия. – Корабль-призрак. Корабль-призрак. Я помолчал, не желая разрушать ее иллюзии. Яхта оборудована системой слежения. Ее быстро найдут. – Когда-нибудь я отыщу «Пифом», – заявила Октавия. Ага, ясно. Я опустил взгляд на Октавию, на ее черные ресницы, лежащие на бледных щеках, и на миг мне захотелось, чтобы ее мечты сбылись. Она воображала удивительные вещи, а у меня вообще не было воображения. Я не хотел, чтобы она стала такой, как я. Придумывая приключения, Октавия словно попадала в другой мир. Я поднял руку, чтобы убрать прядь волос с ее лба, но передумал. Сглотнув комок в горле, я пристально посмотрел на Октавию.