В начале мая дело застопорилось. Том не мог уснуть, мысленно проворачивая слова адвоката департамента полиции, сказавшего, что шестидесятисемилетний Джон Эрл Маккларен с его высоким давлением в момент (сомнительного) нападения полицейских в октябре месяце был «ходячей бомбой замедленного действия». Как доказать, что смерть Уайти в больнице наступила вследствие избиения полицейскими? В гражданском деле вероятность убедить судью или присяжных высока; в уголовном деле, где требуется единогласный вердикт присяжных, уже поменьше. Кроме показаний Азима Мурти, Тому, в сущности, нечего предъявить. Никто в семье не поддержал идею судебного преследования. В первую очередь Джессалин. Беверли избегала этой темы, как если бы речь шла о смертельной болезни. А София и Вирджил, даже если бы узнали о планах старшего брата, не стали бы ему задавать лишних вопросов. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу. Не этой ли обезьяньей логике-мистике следовал Вирджил? Пассивность восточной религии, где ничто не важно, кроме одного: преодолеть саму мысль о том, будто в этой жизни есть что-то важное. Том испытывал по отношению к младшему брату презрение и отвращение. Он был вне себя, оттого что Уайти завещал Вирджилу столько же, сколько и ему, Тому, отцу семейства и правой руке Уайти в издательской компании. То есть он поставил их на одну доску. После его смерти сыновья держались друг от друга подальше. Кажется, Том не видел Вирджила с того дня, когда в адвокатской конторе было оглашено отцовское завещание. Собственно, и там он его не видел. Лорен проинформировала Тома: – Вирджил купил себе чудный пикап. Не исключено, что теперь он купит эту ферму для своей общины. – Да пошел он. Какое мне дело до того, что он делает со своими деньгами? – Но это же папины деньги. По крайней мере, были. Том недоумевал, как у его сестры, при таком жестком графике работы, нашлось время на то, чтобы морочить его разговорами об их младшем брате и о судебной тяжбе с хэммондской полицией. Взяла перерыв? Ушла в отпуск? У нее совсем нет друзей, хотя бы таких же злопыхателей в онлайне? Он знал со слов Беверли, что у Лорен терки с преподавателями, которые ее боятся и терпеть не могут, только и ждут какой-нибудь оплошности с ее стороны, чтобы добиться ее отстранения от должности. Лорен в минуту откровения призналась Тому, что скучает по отцу постоянно. «Он так мной гордился, когда я получила повышение, и вот теперь его нет. – Она подумала. – Поначалу казалось, что папа куда-то уехал, но скоро он вернется и мы заживем по-прежнему. И только сейчас до меня доходит, что уже не вернется. И где мы теперь оказались?» * * * – Мистер Маккларен… – Том. Пожалуйста, зовите меня Томом. У нас был только один мистер Маккларен. – Т-том. – Имя в устах женщины звучит странно, словно эхо в тесном помещении. Некоторые сотрудники в «Маккларен инкорпорейтед» знали Тома еще мальчишкой. Для тех, кто пришел позже, он был старшим сыном Уайти, взявшим под контроль «Сёрчлайт букс» и переехавшим в Рочестер. А теперь он вернулся в Хэммонд в качестве нового генерального директора «Маккларен инкорпорейтед» и привез с собой (небольшую, исключительно женскую) команду с прежнего места работы. Уайти говорил, что надеется пережить кое-кого из своих подчиненных, чтобы найти им более достойную замену. А все потому, что ему не хватало духу сокращать штат. Перед новым генеральным директором такая проблема не стояла. Едва заняв отцовский кабинет, он приготовил список увольнений. Просматривал бухгалтерские отчеты. Покойный Уайти никогда их ему не показывал. Последний квартал. Доходы, траты. Оперативные расходы высокие, а планируются еще выше. Страховка, эксплуатация зданий, бонусы штатных сотрудников. Допотопный отцовский «делловский» компьютер, который давным-давно следовало заменить. Медлительный, как (попробуем себе представить) динозавр с длинным хвостом и маленькой головкой – бронтозавр. (В детской Том подвешивал к потолку игрушечных динозавров. Чем они ему так нравились? Уже будучи взрослым, он жутко расстроился, узнав, что палеонтологи поставили под сомнение само существование бронтозавра, но позже позиция несколько смягчилась, – вероятно, скептики ошибались.) Он крутанулся в старом скрипучем кресле с подбитым сиденьем для удобства старческих ягодиц и уставился в окно на реку Чатоква, едва различимую за крышами домов и ржавыми резервуарами для воды и телефонными проводами. Вот он, городской центр, чем-то напоминающий картину Эдварда Хоппера; отец Тома настолько к нему привязался, что ни за что бы отсюда не уехал. Еще до рождения Уайти Маккларена корпорация занимала верхний, одиннадцатый этаж старого кирпичного особняка, известного как «Брисбен». Построенный в 1926 году, он долго был самым высоким и самым престижным офисным строением в Хэммонде. Но сегодня над ним возвышались многие дома, включая двадцатиэтажный, если не больше, шикарный, даже несколько вызывающий отель «Мариотт», заслонявший Тому часть пейзажа. Возглавив «Сёрчлайт букс», Том настоял на переезде дочерней компании в Рочестер, поскольку «Маккларен инкорпорейтед» было и без того тесно в рамке картины Эдварда Хоппера, и Том не испытывал ни малейшего желания обосноваться этажом ниже, по соседству с отцом, который будет пять раз в неделю таскать его с собой на ланчи, а также на заседания в коммерческой палате, деловые ужины с клиентами и светские приемы в «Мариотте». С него хватало ежедневных звонков и голоса отца в трубке, с трудом скрывающего нетерпение и раздражение. Или, того хуже, его расточительной, неразборчивой и снисходительной похвалы: «Отлично сработано!» Так он манипулировал окружающими. О чем любой член семьи, Том особенно, быстро догадывался. Но это действовало ободряюще. Отлично сработано! Уайти был впечатлен тем, как старший сын поставил дело в «Сёрчлайт букс». Он почти сразу наделил его серьезными полномочиями, словно желая убедиться (или Тому это мерещилось?), сломается ли парень под таким давлением. Том его радовал, и Уайти, откровенно гордясь сыном, возлагал на него большие надежды. Уайти острым глазом отмечал любые погрешности, опечатки, недоработки дизайна. Он внимательно прочитывал абзац за абзацем, прежде чем отправить текст в типографию, будь то небольшой памфлет или справочник в сотни страниц. «За все отвечает генеральный директор», – любил он повторять с важным видом. Он мониторил все, что публиковал Том, даже подростковые, написанные взахлеб романы о юных христианках, которые разрывались между мальчиками, верившими в Христа, и теми, кто (пока) в Него не верил. На полках в офисе Уайти в хронологическом порядке стояли экземпляры выпущенных ими книг, и Тома не могло не трогать, как отец ими гордится. Из школьных учебников торчали закладки. Открыв на соответствующей странице, Том обнаруживал понравившиеся отцу стихотворения: отрывки из «Народ, да» Карла Сэндберга, «У рощи снежным вечером» и «Смерть наемного рабочего» Роберта Фроста. А в школьной антологии он отметил цитату из Генри Торо: Многие рыбачат всю жизнь, не подозревая, что они охотятся не за рыбами. (А за кем же? За кем они тогда охотятся? Том ненавидел загадки.) (Уайти мало что понимал в этом деле. Из его рассказов следовало, что в детстве мужчины брали его с собой половить большеротого окуня в озере Чиппева, вот только он не поймал ни одной рыбки, включая случаи подледного лова.) Отец был против переезда «Сёрчлайт букс», а заодно и Тома с семьей, в Рочестер, но в конце концов сдался. Уайти, ловкий бизнесмен (не только отец-собственник), понимал, что книжное дело, если его правильно поставить, может приносить неплохой доход. И все же его откровенно удивляло, что дочерняя компания под управлением старшего сына дает такие результаты. С каждым кварталом прибыль уверенно росла. Романы от имени подростков сочиняли со знанием дела добросовестные писательницы средних лет, готовые подписывать контракты за скромный аванс и такой же авторский процент с продаж, а учебники писали преподаватели небольших университетов и муниципальных колледжей, жаждавшие просто быть опубликованными. Уайти был не готов признать очевидный факт, что «Брисбен» уже не престижный адрес и что само здание прохудилось и обветшало. Что вестибюль покрывает тусклая восьмиугольная черно-белая плитка, а дверные стекла в офисах давно стали матовыми. Что единственный лифт движется с черепашьей скоростью. Что стоит крикнуть на лестнице, как оттуда-то сверху прилетает жутковатое эхо (в детстве, помнится, Том всякий раз поеживался). В представлении Уайти «Брисбен» выглядел такой поставленной на попа деревней, населенной врачами, дантистами и бизнесменами вроде него, и он всегда боялся остаться один. Он отказывался признать тот факт, что Хэммонд постепенно пустеет, как многие американские города в кольце новых пригородов. Он даже не рассматривал вариант переезда; столь же дорогие, сколь и безликие корпоративные офисные здания в окрестностях Хэммонда, в которых не было души, вызывали у него отвращение. Нет души. Странный оборот в устах Уайти, гордившегося своей нерелигиозностью в традиционном понимании этого слова. А эта его шутка о Гудини. Если есть загробный мир, тот оттуда ускользнет, пусть люди знают, что есть жизнь после смерти… но не ускользнул. От его шутки (если ее так воспринимать) дети поежились. Неужели папа будет говорить такое и когда я умру? А пятилетняя София, кажется, готова была заплакать. Никто из них толком не знал, кто такой Гудини. Лорен его себе представляла знаменитым моряком. Том слышал о том, что это иллюзионист, но не догадывался, насколько он знаменит и какими невероятными были его трюки. Позже, став отцом, Том твердо решил, что никогда не позволит себе загадочных реплик и тем более несмешных шуток по поводу смерти, ничего такого, что может по-настоящему расстроить ребенка. Никогда. – Мистер Маккларен… – Пожалуйста, называйте меня Томом. У нас был только один «мистер Маккларен». – Т-том. Учащенное дыхание. Выгоревшие соломенного цвета волосы. Расширенными глазами, словно загипнотизированная, уставилась на нового генерального директора в вертящемся кресле. Таня, вы же все понимаете. Вам ничего не надо объяснять. Так давайте упростим процедуру для нас обоих. За последние месяцы Том стал нервным, раздражительным. Срывов в слезы по покойному отцу пока не случалось (если и были, то в памяти не отложились и свидетелей не нашлось бы), но он был близок к этому по другим поводам – безысходность, страх, отчаяние. Ярость. Он чувствовал себя запертым в ящике (каковым был старый отцовский кабинет), из которого постепенно выкачивали кислород. В глазах преданной отцу команды он видел ощущение дискомфорта в присутствии Тома – они его почти не знали, они ему не доверяли. Они ждали от него таких же небрежных королевских похвал, какие привыкли выслушивать от Уайти, – отлично сработано! Из четырнадцати штатных сотрудников большинство старожилы, и лишь немногие прошли цифровое обучение, освоили компьютеры и онлайн-продажи – это были ровесники Тома или даже моложе, и они пришли сравнительно недавно. Видя в них будущее «Маккларен инкорпорейтед», Том собирался их продвигать, существенно повышать им зарплату. Старожилов он не собирался выгонять, по крайней мере, в течение года, но планировал их поджать, давать им посильные задания. Он будет за ними пристально присматривать. И заморозит их оклады. (Не пора ли уже отдохнуть? Самому старшему сотруднику семьдесят один год.) (Корпорация предлагает своим пенсионерам отличные бонусы, чем покойный Уайти особенно гордился.) Таня Гейлин, молодая сотрудница, не особо впечатлявшая Тома своими профессиональными качествами, была выпускницей местного муниципального колледжа со степенью по искусству коммуникации и графическому дизайну. Таня одевалась так, чтобы привлечь к себе (мужское) внимание: очень короткие юбки и блузки с глубоким вырезом. Она украдкой бросала взгляды на Тома, но он их (в основном) игнорировал. Ее закуток в открытом офисе, похожий на чулан, украшали цветы на подзарядке и фотографии. Материалы она готовила неряшливо, на скорую руку, Тома это раздражало, но критиковать ее публично он не хотел, а вызывал для разговора один на один. Всякий раз у нее это вызывало удивление, как будто раньше никто не находил в ее работе изъяна, она сразу умолкала и мрачнела. В глазах появлялось выражение недоумения и обиды – ну как Том Маккларен может быть ею не очарован, в отличие от отца? Следуя его указаниям, она до известной степени переделывала работу. Но все равно более опытным специалистам приходилось доделывать. Том пригласил Таню Гейлин в свой офис, когда большинство сотрудников разошлись по домам. Он уже принял решение: сегодня она должна уйти. – Мисс Гейлин. Таня. К сожалению… надеюсь, вас это не удивит… мне придется вас уволить. Вышло не так, как было отрепетировано. Скомканно, неуклюже. Он себе показался дантистом, который вырвал больному зуб с помощью плоскогубцев. Глаза у нее округлились, в них сквозило непонимание. Мне придется вас уволить – что он этим хочет сказать?