Тщательно подведенные алые губы вымученно раздвинулись в улыбке. Не такая уж она молоденькая в своей короткой юбке и на высоком каблуке, лет тридцать пять. Свободный вязаный джемпер с глубоким вырезом оттопырился, частично обнажив немаленькую грудь, и Том, нахмурившись, отвел глаза. Он с удивлением обнаружил, что, хотя Таня Гейлин появилась в конторе сравнительно недавно, зарплату ей платили непомерную. Она, помощница графического дизайнера, получала почти столько же, сколько последний. Подведенные тушью глаза вперились в Тома, и наконец она из себя выдавила: – Я… я не понимаю. Мистеру Маккларену… Уайти… вашему отцу… нравилось то, что я делала. Он лично нанял меня и всегда хвалил мои работы. Между нами было… – она помедлила, прежде чем решиться, – понимание. – Вот как? Какого рода понимание? – Том старался сохранять вежливый тон. – По… понимание. Между Уайти и мной. Уайти. Не смей так фамильярно называть моего отца. – Вы повторяетесь. Так какого же рода понимание? Таня облизнула губы. Подбирая слова, сказала, что иногда Уайти просил ее задержаться в офисе после работы «и еще раз пройтись по художественному оформлению брошюры… сроки поджимают». В ее словах задержаться в офисе после работы прозвучал некий скрытый подтекст, в который Тому не хотелось вникать. – Еще Уайти говорил: «Мне нравится стиль, в котором вы работаете, Таня». – Вот как! Ну-ну. – Незадолго до того, как ваш отец заболел, мы получили срочный заказ от компании «Сквибб» на брошюру… мы вместе над ней работали… и… было уже довольно поздно, и… – Таня захлопала ресницами и подалась вперед, – и Уайти сказал: «Почему бы нам не поужинать у „Лоренцо“…» Она в нерешительности приумолкла, не отрывая от Тома глаз, в них читался одновременно страх и вызов. – Это только один пример. Уайти потом еще не раз приглашал меня на ужин… и отвозил домой. Ему всегда нравилось то, что я делаю, – дизайн, макеты. Он потом отдавал мой макет редактору для устранения мелких погрешностей, но я ни разу не слышала от него критических замечаний. Он говорил: «Отлично! Таня, мне нравится ваш стиль работы». Он был настоящий джентльмен. Том ее не прерывал. Чем молчаливее мужчина, тем разговорчивее женщина, тем бессмысленнее, необдуманнее говорит. Тщательно подведенные глаза Тани уже на мокром месте. Это не боль и не страх, а (как показалось Тому) обида и неприязнь. Но вот и его очередь пришла. – Таня, боюсь, что я не разделяю восторгов отца по поводу вашего «стиля». Я считаю, что ваша работа не соответствует уровню «Маккларен инкорпорейтед» и у вас было достаточно времени, чтобы подняться до наших стандартов. Поэтому, как я уже сказал, мне придется вас уволить. Она продолжала на него таращиться с изумленно-оскорбленным видом. – У вас есть в запасе три недели. Но вы не обязаны все это время появляться на рабочем месте. Тому это не доставляло удовольствия. Никакого! Да уйди ты уже, Христа ради. Но Таня ожидаемо запротестовала: – Уайти был моим другом, а не просто боссом. Он проявлял заботу. Мы друг друга понимали. Он меня расспрашивал про мою жизнь… про развод. Он был таким милым, так меня поддерживал. Когда я узнала, что он в больнице… это было настоящим шоком. Я пошла его проведать. Принесла ему цветы… иногда он мне дарил цветы в офисе… как будто на День святого Валентина… как бы в шутку… но очень красивые. Правда! Он был прекрасным другом, и мне его ужасно не хватает! Сердце мое разбилось, когда я узнала… чем кончилось. Ваш отец никогда, никогда бы меня не уволил… он бы сильно разгневался, если бы узнал, что вы делаете… как вы со мной обращаетесь… не давая мне никаких шансов… Том, ваш отец очень бы расстроился, он был настоящий джентльмен, так добр со всеми, так внимателен к чужим чувствам… он бы точно не одобрил ваше поведение! Том сделал над собой усилие, чтобы не зажмуриться. Если эта женщина еще раз бросит ему с вызовом ваш отец, он за себя не отвечает. – Я… я видела однажды вашу матушку. Она, конечно, не знала, кто я такая. Если я приду к Джессалин, она удивится. Таня разошлась, утратила всякое благоразумие. Лицо ее покрыл неприглядный румянец. – Это угроза, мисс Гейлин? Я правильно интерпретирую ваши слова? Том говорил спокойно. Он твердо решил не выходить из себя, что часто с ним случалось в последнее время как с домашними, так и с незнакомыми людьми. – Думайте что хотите! Уайти очень бы огорчился, если бы… если бы узнал, как вы со мной обращаетесь. – Так все-таки это угроза? Вы намекаете, что могли бы вторгнуться в дом моей матери? – Н-нет. Я этого не говорила. – Но намекнули. Не так ли? – Я… я не намекала. – Вы не пытаетесь меня шантажировать? «Если бы я пришла к вашей матери…» – Нет. – Хорошо. Потому что если вы попытаетесь увидеться с моей матерью, если вы с ней заговорите о моем отце… вы об этом пожалеете, Таня. Я понятно выражаюсь? Ее губы дрожали. Но она продолжала, как безрассудный ребенок: – Джессалин, она что, какая-то особенная? Почему она глядела сквозь меня, как будто я не существую? И тут она дала задний ход. Видя перед собой подобное лицо, так поступил бы любой ребенок. – Извините. Я, наверно, не то сказала. Просто мне ужасно не хватает вашего отца. Он мне делал… называйте это «авансы»… А теперь все не так. Я это слышу от разных сотрудников. – Тем проще вам будет уйти. Таня уже готова была разрыдаться. Ни одна из ее стратегий не сработала. Неужели она действительно так привязалась к Уайти? Полюбила? Сердце Тома ожесточилось. Он ей никогда не простит сказанного, особенно о его матери. – Всего хорошего. Он встал. Разговор окончен. Он весь дрожал от желания схватить ее и встряхнуть так, чтобы у нее застучали зубы и полились слезы по щекам, напудренным до персикового отлива. Уже почти шесть вечера. Офис опустел. Все разошлись по домам, кроме них двоих. Если Таня что-то бормотала, всхлипывала и утирала слезы в своем закутке, то Том Маккларен ничего не слышал, держась на расстоянии, а когда спустя полчаса он покинул контору и запер дверь, Тани Гейлин уже не было на рабочем месте, и веселенький декор, украшавший стены, исчез вместе с ней. Он заранее нанял вместо нее двадцатитрехлетнего выпускника Школы коммуникации в Сиракузах – Донни Хвана. Тот будет получать почти столько же, сколько отец Тома платил Тане Гейлин, но требовать от новичка будут большего, чем требовали от этой крашеной блондинки в короткой юбчонке. Между мной и Уайти было понимание. Если я приду к Джессалин… Она что, какая-то особенная? «Мне нравится ваш стиль работы». Эти выпады соединяются в его голове с жужжанием кондиционера в режиме вентиляции. Изощренные, оскорбительные намеки, которые ему лучше бы поскорее забыть. – Том, не надо. Пожалуйста. – Папа, не надо! Жена не хотела переезжать из Рочестера в Хэммонд. И дети не хотели. Они никогда не жили в Хэммонде, только изредка, по семейным праздникам, навещали там бабушку с дедушкой и остальную родню. Протекавшую в тех местах Чатокву не сравнить с их быстрой и бурной рекой Дженеси, а городская застройка в Хэммонде сильно уступает домам в Рочестере. Дети ходили кто в старшие, кто в средние классы. Их жизнь была накрепко связана со школьными дружками – как можно жить без друзей? Их тревога мало чем отличалась бы, если бы отец объявил о своем странном и необъяснимом решении перебраться на Марс. Папа миролюбиво им ответил, что он уважает их желания, но он теперь генеральный директор корпорации «Маккларен инкорпорейтед», чей главный штаб находится в Хэммонде. Поэтому он туда переезжает, а им решать, уезжать ли вместе с ним или оставаться здесь. Брук отважно согласилась со вторым вариантом. Она действительно так думает? Судя по дрожащим губам, отведенному взгляду и интонации, похожей на завывание домашнего животного, которому нарочно наступили на лапу, скорее нет. Мягким отеческим голосом он сказал ей, что не исключает такой вариант для нее и детей. По крайней мере, на ближайшее время. – Вы можете оставаться в Рочестере, но только в жилье поменьше. Два дома я не потяну. Я уже присмотрел в Хэммонде недавно выставленную недвижимость для найма, на Стайвесант-роуд, в нескольких милях от родительского особняка. А ты, если хочешь остаться, можешь найти кондоминиум по соседству. Чтобы детям не переходить в другую школу. Будем видеться по выходным. Что-нибудь придумаем. Так называемые визиты выходного дня. Он говорил с такой доброжелательностью, что Брук вряд ли могла догадаться о том, какая ярость закипает в его сердце. * * * А потом главный шок. Звонок от Бада Хоули: их свидетель Азим Мурти перестал отвечать на его звонки и электронные письма. А между тем большое жюри присяжных готово к работе, и окружной прокурор планирует представить в суде «дело Маккларена» уже на следующей неделе. Том онемел, не веря своим ушам. Как такое возможно? Мурти сам к нему пришел, готовый свидетельствовать против полицейских. Хоули записал его предварительные показания.