Аппетита ни та ни другая не нагуляли. Джессалин пожалела, что заказала это густое варево, налипавшее на ложку, точно паста. – Официант? Еще бокал вина, пожалуйста. – Да, мэм. – Хер тебе, а не мэм! Твое дело принести вино… два бокала. Официант перестал ухмыляться и в шоке отбыл. Джессалин не поверила своим ушам и решила, что ей это послышалось. Она выпила все до дна! Как такое могло произойти? Уайти жаловался на то, что его дражайшая супруга практически непьющая. А какое удовольствие пить дома в одиночку? Неудивительно, что они выбирались в рестораны вместе с пьющими людьми. И довольно часто. Уайти пришел бы в ужас, узнав, что его бесценные виски и джин вылили в раковину. Но вдова боялась держать рядом такое смертоносное лекарство. Пригоршня таблеток снотворного, полбутылки виски… и прощайте! А тем временем Риса острила по поводу их колец. – У вас, Джесамин, чу́дные колечки. У меня тоже ничего. – Да… красивые. Риса выставила вперед левую руку, которая слегка дрожала. Ее обручальное кольцо представляло собой большой квадратный бриллиант в обрамлении из старого золота, в пандан к свадебному кольцу. – Что еще нам нужно от колец? Чтобы они кому-то влетели в копеечку. – Риса от души расхохоталась. Тыльная сторона ладони вся в венозных жилках и мелких морщинках. На эту шутку Джессалин не отреагировала. Тогда Риса подалась вперед и спросила ее в лоб: – Так чем, вы сказали, занимается ваш муж? – Я… я не говорила. – И чем же? – Он… пенсионер. Всю жизнь занимался семейным бизнесом, а потом… решил отойти от дел. – Вот это была ошибка! Зря вы ему позволили. Мужчина, которому больше некем командовать, начинает хандрить. Джессалин хотела возмутиться. Муж никогда ею не командовал. И он никогда не хандрил. – Вы сказали, что ждете мужа? Что, он должен здесь с вами встретиться? – Со мной?.. Нет. – Она уже не помнила, что сказала блондинке. – Мы… я думаю, что мы с ним скоро встретимся. – Он приезжает в Датчтаун? Вы нас познакомите? – Нет! То есть… мы встречаемся через несколько часов… отпраздновать годовщину. – Как мило. Годовщина – это сколько? – Тридцать восемь. – Тридцать восемь. Это оловянная свадьба. Нет, пенопластовая. Джессалин нахмурилась – не смешно. Бокал вина в руке задрожал. – Мы ждем… нам должны сказать… разрешат ли мне пожертвовать костную кровь. Костный мозг. Хватит ли у него сил для операции. И мне тоже. Джессалин говорила очень тихо, едва слышно. Столь неожиданные слова вырывались у нее изо рта с ощущением сухости и резкой боли. Риса вытаращилась на нее. Только сейчас Джессалин заметила тоненькие шрамы у корней волос блондинки, вроде запятых. А сами корни темные, матовые, как будто сквозь скальп просачивается черная душа. – О-о-о. Какая вы смелая. Джессалин уже заикалась: – Я не… не смелая. Это… отчаяние… Вино ударило в голову, и ее смех напоминал звук разлетающихся мельчайших осколков. Почему я смеюсь? Что в этом смешного? Риса произнесла отрезвляющий приговор: – Я уверена, Джасмин, что операция пройдет успешно. Пересадка костного мозга – это не смешно. Да, вы смелая женщина. Иногда отчаяние делает людей смелыми, а уж такая операция… смелее не бывает. Куда их занесло?! Что они городят?! Костный мозг вдовы превратился в лед. А Риса продолжала ворковать: – Это так благородно с вашей стороны, Джасмин. Мне бы не хватило смелости. Да и муж мой… – она ухмыльнулась, опустив голову, – этого не заслужил. Ради меня он бы никогда не пошел на такое. – Наверняка бы пошел… – Да ну? Вы так уверены? Вы не знаете моего Пайка, как и меня. Джессалин получила отповедь. Ее это огорошило, выбило из колеи. Она перестала понимать, что они тут обсуждают с этой блондинкой. Она подумала: у меня (возможно) не такая уж хорошая кровь. Недостаточно здоровая и крепкая. Нехватка железа, анемия. Доктор Минс, друг Софии, ей на это мягко намекнул. Пожал руку, ощутив ее ногти кончиками пальцев, и заметил, что они «ломкие». Редкий случай, когда София позволила матери увидеть своего «друга». («Только никому об этом не говори, особенно Беверли и Лорен. Мама, пожалуйста! Обещай».) Алистер Минс был лет на двадцать пять старше ее дочери, по виду джентльмен, говорил с выраженным шотландским акцентом. Чуть выше ростом, чем София. С Джессалин он был очень обходителен. Он явно чувствовал себя неловко в качестве спутника Софии – возможно, из-за разницы в возрасте и ее удивительной зажатости в этой непривычной для нее ситуации. Джессалин приготовила трапезу для троих. Незнающий наблюдатель мог бы принять ее и Минса за степенную родительскую пару, а Софию – за дочь-школьницу с застенчивым взглядом и осторожной улыбкой. Софию смущало то, с какой прямотой ее «друг» общался с матерью, и она не имела ничего против, ее это даже трогало. Подобное прямодушие скорее гарантирует защищенность, Уайти бы оценил. Проверить кровь. Минс настаивал на том, что ей следует обратиться к лечащему врачу. В эту минуту он сам казался ей врачом, а не только видным ученым-исследователем. Призрак Уайти витал уже совсем рядом. Сквозь удары пульса доносился его мягкий голос: Дорогая, ты должна поберечь себя! У меня ведь больше никого нет. Хозяйка «Зёйдерзе» была слишком молода, чтобы помнить супружескую пару, посещавшую харчевню много лет назад. Они держались за руки. Тихо ворковали, смеялись. О чем они говорили? Уже не вспомнить. На ней тогда была шляпа с широкими полями из ткани вроде черного кружева, но поплотнее и долговечнее. Она была в платье жемчужного цвета в черную полоску. Вокруг изящной шеи ожерелье из прекрасного жемчуга. На ее почти бестелесном прекрасном лице трудно было что-то прочесть, так как глаза прятались за зеленоватыми стеклами очков. От нее веяло шиком… или тем, что можно было принять за шик. Стоит ли смеяться над собой, невинной в своем тщеславии девушкой тридцатилетней давности? Озеро покрыто сверкающей рябью, море в миниатюре. В закатном пламени. Уайти был так счастлив, что его это даже пугало – все равно что схватить голыми руками оторвавшийся электропровод… он ведь может тебя убить, но как удержаться? Моя дорогая, я буду любить тебя всегда, даже когда мы окажемся в ином мире, клянусь! Она подумала, прежде чем Риса ее отвлекла, не снять ли ей комнату в харчевне. Они с Уайти строили такие планы, но так и не осуществили. Она будет лежать на незнакомой кровати с четырьмя столбиками. На покрывале, в верхней одежде, так как у нее не хватит сил раздеться. Вокруг старинная мебель. Из единственного окна видно озеро Онтарио в мелкой ряби, под дождем, в лучах закатного солнца. Ждать ли грозы? Молний? Уличный фонарь «летучая мышь», пахнущие плесенью расшитые подушки, набитый конским волосом матрас. На стенах силуэты первооткрывателей Америки – дам и джентльменов с манжетами, украшенными белым кружевом. В глазах тех, кто уже давно на том свете, общая озадаченность: Кто мы? Кем мы себе казались? Что с нами стало? А Риса продолжает болтать. Ее ногти (алый лак уже чуть облез) постукивают по столешнице. Кажется, Джессалин произвела на нее впечатление – отважная бескорыстная жена, готовая отдать свой костный мозг больному мужу. Но слегка утомила своей праведностью. Блондинка извинилась и отбыла в дамскую комнату. Джессалин была только рада этой короткой передышке. А про себя подумала: строго говоря, ты не можешь считаться вдовой, когда рядом нет твоего (воображаемого) мужа. Пока (как считается) он находится в другом месте, его отсутствие/небытие не доказано. Она уже репетировала следующие реплики: Не переживайте! То, что мой муж пока не пришел, еще не значит, что его нет. Вообще-то, он сейчас в Австралии…