– А как же! Конечно, следили, – поддержал беседу вошедший Николай. Он притащил кастрюлю с горячей картошкой. Его широкое лицо скрылось за густыми клубами пара. – А ты откуда знаешь? – накинулась на него Наташа, сверкая подвижными, словно горящими глазами. – Да уж зна-а-а-аю, – протянул Николай, опрокидывая кастрюлю над тарелкой. Картофель высыпался на стол, все потянулись и схватили руками по картофелине и, обжигаясь, перекидывая с ладони на ладонь горячие и рассыпчатые катышки, с жадностью припали к еде. После горячительных напитков любая еда казалась изысканным лакомством. – Да, я всё знаю, у меня в Старой Деревне дружок живёт. Мы вместе когда-то учились в политехническом. Да-да, я тоже учился, как и все вы, только до диплома не дотянул, – рассказывал Гречин, довольный всеобщим вниманием, – терпения не хватило. Так вот, этот дружок до сих пор повёрнут на рок-музыке. Ну и без косяка день не начинает. И он мне по телефону рассказал, что творилось в Старой Деревне на прошлой неделе. Мусора чуть танки не вызвали. Все с автоматами наперевес. Теперь хиппари и рокеры надолго притихнут. Им всем политическую статью пришили. Они же совсем забыли, где живут. Против власти попёрли, а наша этого не любит! Да и какая власть полюбит того, кто против неё прёт? Коля любовно оглядывал гостей. Сегодня он был доволен. Благодушное настроение подпитывалось хорошим состоянием материальных дел. За прошедший день ему удалось неплохо заработать, а если на ночь кто-нибудь останется, то ещё добавят. Гречин с удовлетворением засопел. Хорошо, что в Старой Деревне все явки накрылись. Теперь туда дорожка закрыта. Молодёжь свободных нравов будет искать места для сборов и встреч в центре, а за всё надо платить… – Игорь, что-то маловато сегодня! Коля с недовольным видом пересчитал деньги. Несколько смятых трёшек, две пятёрки и ни одной десятки. Игорь порылся в карманах, пусто. Кручинину досталась неблагодарная роль. От имени всех он рассчитывался с Колей за выпивку и продукты. Сегодня Игорь принёс кусок мяса и две буханки хлеба. Поэтому расчёт производил, исходя из глубоких экономических соображений. – Кручина, что там у вас? – крикнула Мириам из-за стола. – Всё нормально! – в голос отозвались Коля и Игорь. Они не хотели вмешивать в неловкую ситуацию горячие женские головы. Игорь Кручинин давно прибился к дому Коли Гречина. Он попал в компанию случайно. Никто уже не помнил, как он появился, но всеми материальными делами руководил именно он. Так уж сложилось. Игорь любил шуршание бумажных купюр. Они волновали его воображение. Бесцветный и блёклый, как меловая тряпка, он тем не менее был завсегдатаем всех вечеринок. Ещё он обладал удивительным свойством: мог исчезнуть и появиться, что никто и ничего не видел, ни как он появился, ни как он иcчез. Они долго переговаривались с Колей, выясняя, сколько было выпито и съедено за предыдущую неделю. Тем временем за столом вспыхнуло веселье. У молодых нет чувства потери и горя. Они быстро забывают, что кто-то и где-то страдает. Гормоны и здоровый организм сильнее тоски и переживаний. Молодым хочется забыться в приступах веселья. Сегодня они не станут думать о разгромленных коллективах и студиях. У них другие интересы. Сергей, не привлекая внимания, вышел в коридор и за дверью наткнулся на Варвару. Женщина сердито зашипела и скрылась в глубине квартиры. Тусклая лампочка с трудом освещала закуток, в котором прятался общий туалет. Стены и деревянный пол пропитались неприятным запахом. Сергей поморщился, но открыл дверь в место уединения и тут же захлопнул. На унитазе сидела Мириам и улыбалась во весь рот. В глаза бросились спущенные джинсы и часть обнажённого тела. Москвин схватился за голову. Мигом всколыхнулась память, принося куски горестных переживаний из детства. Перед глазами всплыло широкое лицо Доры Клементьевны с блуждающим взглядом: вот она моется над тазом, обнажив мощную грудь, и тягучие белые комки, больше похожие на куски теста, болтаются почти у колен, а вот она нагнулась над горшком, а с головы свисают нечёсаные пряди волос. Сергей замотал головой, прогоняя неприятные воспоминания, но память услужливо подсовывала разные картинки из детства, числившиеся давно стёртыми и забытыми. – А кто тут у нас подсматривает? – нежно пропела Мириам, неслышно подкравшись сзади. Она закрыла глаза Сергею ладошками и прижалась всем телом. Он выгнулся, пытаясь сбросить с себя неожиданно грузное тело. Сергей не понял, откуда взялась свинцовая тяжесть, ведь Мириам всегда казалась ему воздушной статуэткой. – Не шали, мальчик! – игриво засмеялась Мириам и отпрянула от Сергея, погрозив пальчиком. – Тебя подождать? Ты ведь недолго? Сергей неловко замахал руками, одновременно осознавая, что он больше не способен говорить. Язык затвердел, словно его ошпарили. – Иди-иди, только быстро, а то сейчас соседи набегут. – Девушка со смехом подтолкнула его к туалету. – Я подожду в коридоре. Да не бойся ты! От этого «да не бойся ты» Сергею стало совсем плохо. Он нырнул в кабинку и закрылся на крючок. Мириам разговаривала с ним свойским тоном, словно родилась отчаянной пацанкой. Девушка хотела доказать ему, что с ней тоже можно пойти в разведку. Москвин прислонился к стене лицом и понял, что больше не хочет в туалет. Точнее, он вообще ничего не может. Хочет, но не может. Организм отказывался функционировать. Сергей постоял немного, подумал, затем дёрнул металлическую цепочку, и вода с шумом хлынула в канализацию. На стене висел брезентовый мешок, в котором ровным слоем была уложена аккуратно разрезанная на куски газета «Правда». Сергей скривился. И впрямь, времена изменились. Теперь «Правду» используют по прямому назначению. Он вздохнул и вышел из затхлого помещения, в котором с трудом можно было повернуться. Ему казалось, что он весь пропах неприятным запахом, состоявшим из человеческих миазмов и испражнений. – Не проходите мимо! – дурашливо застрекотала Мириам, подхватывая Сергея под руку. Москвин выдернул руку и замахнулся, но, вовремя спохватившись, сделал вид, что поправляет воротник рубашки. Мириам сначала отпрянула, затем ринулась помогать Сергею, умелыми движениями затянув узел галстука, разгладила ворот и отряхнула лацканы пиджака. – Красавéц! Парень хоть куда, хоть в Голливуд, хоть на «Мосфильм»! Ты у нас везде на вес золота. Они тихонько пробирались вдоль стен, почти до потолка заваленных хламом. Мириам споткнулась и упала на старый велосипед. – Ой, я упала, Серёжка, подай руку! Помоги мне! – приказала Мириам, стараясь выбраться из завала. – Ты настоящий увалень, хоть и выглядишь как агент 007. Откуда в тебе такая двойственность? Москвин молчал. Мириам словно нарочно выводила его из себя. Он находился между сном и явью. До тошноты хотелось спать. Вот лечь бы тут, прямо в коридоре, обнять старый велосипед и уснуть дня на три, на четыре. А то и на всю неделю. А потом проснуться и стереть из памяти всё, что нажил за прожитые годы. Стереть и не возвращаться в прошлое, словно его и не было. Мириам медленно поднялась и приблизила к нему свои губы. Её тело исходило жаром. Кожа на руках девушки была прохладной и приятной на ощупь, но сквозь холодок полыхал пожар, бушующий внутри девичьего тела. Сергей попытался ответить на поцелуй, но у него ничего не получилось. Только он ухватил край полной губы, как в нос ему ударил запах чистых волос, пахнущих шампунем, пряных девичьих подмышек и ещё чего-то нового, терпкого, чего ещё никогда не вдыхал нос Сергея Москвина. В горле образовался горький комок, он встал как раз посредине горла, его невозможно было протолкнуть ни вверх, ни вниз. Он прочно застрял и никуда не хотел выходить. Сергей с тоской подумал, что даже стошнить ему нельзя. И без того противно, а запах рвоты въестся в каждую клеточку организма и будет доводить до белого каления всю неделю, а то и больше. – Что ж ты такой молчаливый? Молчун! Да ты хуже пьяницы, – медоточила Мириам, шуруя руками по груди и плечам Сергея. Тот отмахивался от неё, закрывался ладонями, трогал свою шею, надеясь, что горький комок рассосётся и вся горечь уйдёт из него. – Да что ж ты молчишь-то? Скажи же что-нибудь! И всё гладила его, гладила, норовя расстегнуть пуговки рубашки. Москвин стоял без движения. Сейчас нельзя сопротивляться. Надо делать вид, что на всё согласен. Пусть девушка выпьет эту чашу до дна. Если Мириам не почувствует ответного желания, то быстро погаснет, как потухшая сигарета. Сейчас она угомонится, и они пойдут в комнату, где царят смех и веселье. – А-а, так вот ты ка-а-ак! – злорадно протянула Мириам и ящерицей отскочила в сторону. – Ты меня отвергаешь, да? Ты? Меня! Сергей потерянно смотрел на мерцающий огонёк в глубине коридора, молча взывая о помощи. Пусть придут и спасут его. Он молил и призывал кого угодно. Неважно, кто придёт, лишь бы пришли. Санитары скорой помощи, соседка Варвара или капитан Басов. В эту минуту он принял бы помощь от чёрта с рогами, но ни чёрта, ни Коли Гречина, ни Варвары не было рядом. Все куда-то запропастились. – Да кто ты такой? Кто ты, я тебя спрашиваю? – Мириам визжала и вертелась, словно ей подожгли пятки. А ведь кто-то поджёг. Иначе бы она так не визжала. Здесь кромешная темень, ничего не видно. Кажется, она подвернула ногу. Сергей запрокинул голову, стараясь не дышать, он был смешон самому себе. Рядом стояла ослепительной красоты девушка, а он боялся втянуть ноздрями её запах. Его трясло от отвращения, совсем как тогда, в далёком сиротском детстве, когда к нему прикасались заботливые руки Доры Клементьевны. В глубине коридора послышались пьяные крики. Вся компания вывалилась из тесной комнатки и потянулась к выходу. Кто-то спрашивал, куда подевались Мириам и Сергей, но никто не знал, даже Коля Гречин. Он-то и нашёл двух несчастных и взъерошенных людей возле туалета. – А что это вы здесь застряли? Очереди же нет! В его возгласе было гораздо больше изумления, чем следовало изобразить в пакостной ситуации. Сергей покачал головой. Колю можно понять. Он везде ищет выгоду, иначе не зазывал бы к себе разнокалиберных гостей. – Мириам, кажется, подвернула ногу, – сдержанно ответил Сергей, радуясь, что обрёл голос, – ей нужна помощь. А у тебя есть йод и вата? – Не надо! – взвизгнула девушка, поправляя блузку. – Мне ничего не надо! Где Наташа? – Наташка там, в коридоре, она тебя ждёт, – потерянно отозвался Коля. Прямо на глазах от него уплывал солидный куш. Когда теперь придётся сдать комнату на ночь? В центре большая конкуренция. Все стремятся заработать на сдаче комнат. В ночном городе больше хозяев с табличками на груди, чем клиентов. Мириам неуклюже поковыляла к выходу. В эту минуту она выглядела ободранной и постаревшей. Коля старался не смотреть на смущённого Сергея, а тот молча взывал к небесам, понимая, что только они способны спасти его в этой нелепой ситуации. В комнате никого не было. Все ушли, и Коля молча возился с тарелками. Сергей посмотрел в окно. Внизу стояли Мириам и Влад, они о чём-то разговаривали и настолько энергично размахивали руками, словно хотели взлететь с мокрого асфальта. Вдруг они разом опустили руки и, как по команде одновременно вскинув головы, посмотрели в Колино окно. Сергей почувствовал, что они смотрят ему прямо в глаза, словно оба находятся здесь, рядом с ним, в этой неуютной обшарпанной комнатке. Москвин испуганно шарахнулся в сторону. Он рухнул на стул и склонился лицом на стол, оставив руки безвольно висящими. Часы громко тикали, словно угрожали привести в действие бомбу, с улицы доносились беспорядочные звуки, а Сергей лежал лицом вниз и думал, что когда-нибудь земной шар не выдержит напряжения и улетит в туманную неизвестность. Привычный мир исчезнет из-за всеобщего непонимания и усталости. Из-за вселенской тоски. Казалось бы, все они почти одного возраста, все молоды и энергичны, здоровы и умны, у них впереди прекрасное будущее. Они не пьяницы в прямом смысле слова, не лентяи, не проходимцы, и в какой-то мере все они вполне приличные люди. Но как же они бесконечно далеки друг от друга, хотя и проводят вечера и ночи вместе уже которую неделю. Почему эти ребята видят страну и ее строй исключительно в чёрном цвете? Они видят только плохое, а хорошее для них – джинсы, валюта и баночное пиво. Словно без этих вещей нет больше жизни, а ведь всё это глупости и мелочи. Неужели нельзя видеть прекрасное сквозь череду бытовых неурядиц, забыв про очереди, дефицит и двойную жизнь начальников? Впрочем, их объединяет одно – они все любят деньги. Они хотят много денег, много и сразу! Сергей приподнял голову и снова опустил. Ему хотелось забиться в припадке, и лишь присутствие Коли Гречина его остановило. Нельзя распускаться. Нельзя быть слабым. Нельзя биться в припадке от бессилия. Доказать свою правоту можно только делом. Поступком. Идеалами. Сергей усмехнулся. А какими идеалами можно доказать свою правоту Мириам Ивановой? Владу Карецкому? Их не переубедить. Влад ищет свободы потому, что он приверженец однополой любви. Мириам хочет свободной жизни потому, что вообще не хочет напрягаться. Наташа такая же. И все они такие. Они хотят свободы ради свободы, не понимая, что так не бывает. Не бывает свободы в чистом виде. Сергей заставил себя подняться и принять обычный равнодушный вид. Он взглянул на себя в зеркало и остался доволен своим отражением. На лице нет следов усталости, но особо внимательные могут заметить едва различимый под прищуром подозрительный блеск в глазах и едкую складку в правом уголке рта. Сергей пригнулся к зеркалу, чтобы встретиться взглядом со своим отражением. Он увидел в себе что-то новое и не совсем понятное. А когда понял, отскочил от зеркала. За сегодняшний вечер он состарился лет на десять, не меньше. Если так дальше пойдёт дело, то в разработке можно будет забыть про свою молодость. Москвин усмехнулся. Лишь бы на пенсию раньше времени не отправили, а в разработке можно многому научиться. Кивнув Коле на прощание, он выбежал из комнаты. Слегка сжалось сердце, когда увидел шейный платок, принадлежавший Мириам. Она забыла его на скамейке в пылу спора с Владом. Сергей взял платок и сжал в руке, пытаясь понять, зачем она сделала все это. Зачем цеплялась к нему? Зачем угрожала? И насколько реальными были её угрозы? После долгого раздумья он выбросил платок в урну. Мириам – злопамятная девушка. Она умрёт, если не выполнит своей угрозы. Это существо способно посвятить всю свою жизнь осуществлению страшной мести. Такие, как она, ничего и никому не прощают, а ведь Сергей нанёс ей по её меркам страшную рану. Мириам никогда не поймёт его, а он её. Они разные. Судьба свела их в одной комнате совершенно случайно, смешав их в одном пространстве, как фокусник мешает фишки в одном цилиндре. Нужные цифры не выпали. Они не совпали. Фокус не удался. Сергей со злостью пнул урну и побежал, с радостью ощущая, как свистит ветер в ушах. Никогда он ещё не слышал, как сердится ветер. Он свистит, чтобы скрыть плохое настроение, то есть поступает почти так же, как человек, крайне раздражённый неприятными обстоятельствами, случившимися внезапно. Незримый, но осязаемый ветер неожиданно стал одушевлённым существом. Сергей усмехнулся. Всё когда-нибудь случается впервые. * * * Впервые он проснулся в отвратительном настроении. Обычно Сергей радовался каждому дню, но сегодня он чувствовал себя совсем плохо. Ему не хотелось идти на службу. Появилось желание исчезнуть. Закатиться бы в дырку в полу. В комнате есть такая, о ней никто не знает, только он. После окончания среднего училища милиции Сергею выделили комнату в общежитии. Общий коридор, общий туалет, общий душ. Везде очередь хоть днём, хоть ночью. В общежитии жили постовые милиционеры с семьями. Одиноких было мало. Сергей да паспортистка Таня. Она поначалу заглядывалась на Москвина, но, заметив его отстранённость, понемногу отстала. Утром они столкнулись у туалета. Сергей ещё больше захотел стать невидимым, но Таня, улыбаясь, по-свойски двинула его плечом. Сергей поморщился. С виду Таня хрупкая девушка, а как погладит, только искры из глаз. У неё не руки, а молоты. Приласкает до синяков, а по плечу похлопает, словно камнем отходит. – Проспал, что ли? – Н-нет, нет, я не проспал! – испуганно вскрикнул Сергей. – Тихо ты, не кричи так! – одёрнула Татьяна. – У Зиминых ребёнок заболел. Температурит. В общаге кругом щели. Ветер задувает. Вот и простудился мелкий. – А-а, как жалко-то! – выдавил из себя Сергей. Его сотрясал озноб. Больше всего приводило в отчаяние, что физиологические процессы приходилось совершать почти публично. Жильцы общежития спокойно относились к общественному туалету, и лишь он один страдал от несовершенства быта. Места общего пользования убирали по графику. Сострадательная Таня мыла общественный туалет вместо Сергея, а он в знак благодарности изредка дарил ей подарки: то тушь для ресниц, то лак для ногтей. Молодая женщина искренне радовалась подношениям, в глубине души надеясь на благополучное стечение обстоятельств. Всякое в жизни бывает. Может, судьба сжалится и они объединятся с Сергеем в одну ячейку общества. Служба у них одна, погоны тоже на один фасон, живут в одном месте на общих основаниях. Чего бегать на сторону? – Жалко, – согласилась Татьяна. – А ты чего ночью так поздно припёрся? Опять по девкам бегал? – Нет-нет, не бегал я по девкам, – пробормотал Сергей, пугаясь от мысли, что Таня приревнует и перестанет убирать за него места общего пользования, – никуда не бегал. В разработке был! – Знаем мы ваши разработки, – сердито прошипела Таня, – всё по притонам таскаетесь, с проститутками время проводите, опера хреновы! Вон посмотри на себя в зеркало, на тебе же лица нет. Бледный, как спирохета! При слове «спирохета» Сергея пошатнуло. Это слово преследовало его на службе. Оно навязло в ушах. Москвин понял: надо срочно что-то менять в своей жизни. Немедленно, сейчас, сию минуту! Сергей повернулся и молча ушёл в свою комнату. Таня прошипела ему вслед что-то нечленораздельное. Москвин рухнул на кровать и вмял лицо в ватную подушку. В ноздри ударил застарелый запах прели. Постельное бельё в общежитии меняли один раз в месяц. Жильцы не имели права самостоятельно стирать бельё в соответствии с правилами, установленными комендантом. Сергей встал и, превозмогая тошноту, оделся и вышел в коридор. Гигиенические процедуры придётся отменить. Ещё одну встречу с услужливой Татьяной он не переживёт. Неудачный день выдался. С транспортом тоже не повезло. Битком набитый трамвай еле полз по мокрым рельсам. Всё громыхало, визжало, ухало. Москвин подумал, что никогда ещё не был настолько несчастным. Он перебрал в душе все мелкие неурядицы, способные испортить жизнь молодому человеку двадцати с лишним лет. Неурядиц набралось много. Если задуматься, то их количество давно переросло в огромную проблему. Это уже не мелочи. Это что-то другое. Несмотря на трудности, Сергей по-прежнему оставался верен твёрдым принципам. Только вперёд, только наверх, любой ценой. Всё можно вытерпеть, всего можно достичь. Было бы желание. Наверное, плохое настроение появилось после тесного контакта с дурной компанией. Молодые бездельники и сами не живут, и другим не дают. Любое общение даёт почву для размышлений. Не важно, где ты получил порцию чужих эмоций: в очереди в туалет, на служебном совещании или в перебранке с невыспавшейся кассиршей в магазине. Нет, всё не то. Это обычная жизнь, которой живут миллионы сограждан и не жалуются на жизнь. А вот компания из недовольных лодырей влияет на психику. В этом случае общение служит питательной средой для морального разложения. У ребят есть всё, что нужно человеку в современном мире: деньги, свободное время, модная одежда, определённая доля цинизма, – но они не живут. Они стонут. Страдают. Мучаются. Нельзя брать с них пример. Это не они достигли успеха. За них всё сделали их родители. Они обеспечили детей, помогли им поступить в высшие учебные заведения, ни в чём не отказывают. Не нужно иметь много ума, чтобы тратить направо и налево чужие деньги. Сергей вздохнул. Он ведь не завидует ребятам. У них другая судьба. Это ему нужно думать, как жить дальше. Сергей Москвин один на белом свете, а у них есть родня, семья, уверенность в завтрашнем дне. Случись что-нибудь с ними, их поддержат, им помогут, вылечат, увезут на родину. А у него нет таких возможностей. В любом горе, при любой неприятности ему придётся выкручиваться в одиночку. Сам заболел – сам вылечись, пришли сомнения – прогони их. Да так прогони, чтобы сомнения больше не тревожили душу. Избалованная девчонка не может испортить судьбу. Она не ведьма. Не колдунья. Мириам капризная и эгоистичная. И душа у неё мелкая. Думает только о собственных удовольствиях. Не способна на большее. Как только Сергей разобрал поведение Мириам на мелкие винтики и болтики и разложил их по полочкам и ящичкам, сразу стало веселее. Чужие грехи всегда радуют душу. Он встряхнулся и заметно взбодрился. – Молодой человек, передайте на билет, пожалуйста! Сергей не глядя протянул ладонь. Посыпалась звонкая мелочь. Именно этот медный звон окончательно пробудил Сергея от странного состояния, то ли сонного, то ли летаргического. В одну минуту он стал прежним, молодцеватым и подтянутым. Исчезла нерешительность и озабоченность. Сергей понял, что справится с внутренними проблемами. В конце концов, он успешно отработал задание. Герман Викторович будет доволен работой подчинённого. – Так что там у нас? – спросил Петров, увидев в дверях свежего и бодрого Москвина. – Ваше задание выполнено! – отрапортовал Москвин, но начальник поморщился. Он не любил, когда нижестоящие сотрудники стояли перед ним навытяжку. – Да садись ты уже! – буркнул Петров и взмахнул рукой, указывая на стул, стоявший у края стола. Москвин удивлённо посмотрел, правильно ли он понял жест начальника. Обычно на этом стуле сидели заместители и старшие по званию. Молодые и вновь принятые сотрудники такой высокой чести не удостаивались. – Ты сделал его доверенным лицом? Или позже сделаешь? – Начальнику не терпелось узнать результат. Петров вертел в руках карандаш с тонко заточенным остриём. – Нет, Герман Викторович, его нельзя оформлять доверенным лицом. С Владом можно работать только втёмную. По-другому с ним нельзя. Оба замолчали. Петров стучал остриём карандаша по подушечке большого пальца. Москвин наблюдал, как карандаш почти вонзается в кожу. Герман Викторович пытался соприкоснуться с реальностью. Начальника терзали сомнения. – Влад не будет работать по приказу. Карандаш остановился и продавил подушечку почти до крови. – А просьбу? Просьбу он может выполнить? Ты же стал ему личным другом, а друзьям не отказывают. И карандаш завертелся в бешеном ритме, просверливая невидимую ранку в пальце. Графитовый стержень плясал от напряжения. – Нет, он не станет выполнять мою просьбу. У него такой характер. Он всё делает наоборот. Влад непредсказуемый. Он не боится милиции. Влад вообще ничего не боится. Карецкий готов на всё, лишь бы наперекор всем. Говорит, что ему терять нечего.