Его отсутствие заметили лишь через полчаса. Все это время Даррен провел в снежном плену, медленно задыхаясь. Он не мог шевельнуться, не мог освободиться. Ему оставалось лишь таращиться на белый снег своей могилы. Когда его откопали, он был без сознания, и доктора говорили, что еще пять минут промедления убили бы его. У него бывают обратные вспышки о том предсмертном состоянии, говорил он Фрэнки. Правда, рассказывая, не плакал. Просто понижал голос и смотрел куда-то в пространство, и создавалось впечатление, будто внутри этого взрослого мужчины до сих пор живет тот самый пойманный в ловушку ребенок. А потом он переводил на Фрэнки магнетический взгляд, как бы говоря: «Мне нужна твоя помощь». И она попалась на крючок. То была последняя правдивая история, рассказанная Дарреном. Он описывал, как потерял девственность с учительницей, преподававшей математику в девятых классах; как их дневные факультативные занятия превращались в вечерние уроки соблазнения у нее дома. Со смущенным видом он со всеми физиологическими деталями рассказывал, что она делала с ним и что заставляла его делать с ней. Как она вынуждала его доминировать. Унижать ее. Претворять в жизнь ее подчиненные фантазии. У него была особая манера качать головой, словно он и сам не мог поверить во все это. «Вот так я узнал женщин, Фрэнки. И что удивительного в том, что я стал таким?» Несколько месяцев спустя Фрэнки выяснила, что та самая учительница была женатым мужчиной пятидесяти шести лет, а вовсе не женщиной. И между ними не было никаких отношений. Не было и совращения с потерей девственности. Даррен все выдумал. Однако было уже поздно. Фрэнки уже дала ему то, что он хотел. Она представила суду аффидавит, в котором изложила свое профессиональное мнение о том, что Даррена следовало бы подвергнуть лечению, дабы избавить его от проблем, зародившихся еще в детстве, а не сажать в тюрьму. Команда прокурора, которая и так уже стояла на зыбкой почве в связи с обвинением в изнасиловании, согласилась переквалифицировать преступление на менее тяжкую статью и предпочла не рисковать неизбежным проигрышем. Даррена отправили на общественные работы в местный приют для бездомных, и Фрэнки еженедельно проводила с ним лечебные сеансы. Она ругала себя за то, что позволила ему обвести ее вокруг пальца. Она не сразу поняла, что у него на все есть ответы. Отговорки. Доводы. Объяснения. Его родители переехали в Колорадо, когда ему исполнилось восемнадцать, и он поступил в колледж в Боулдере. Она с пристрастием допрашивала его насчет двух случаев изнасилования в студенческом общежитии, но Даррен категорически отвергал все обвинения, ссылаясь на алкоголь и утреннее похмелье. Она спрашивала про случаи преследования и порномести, и он во всем обвинял своего соседа по комнате. Что бы ни случалось, у него всегда имелся кто-то, на кого можно было возложить вину, он всегда находил способ отвести подозрения от себя. Уже это должно было насторожить ее. Несмотря на все, что он рассказывал ей, несмотря на всю ложь, что ей с течением времени удалось вскрыть, Фрэнки чувствовала, что ее все сильнее и сильнее влечет к нему. В те дни, когда она знала, что он придет на прием, она одевалась по-другому. Она, словно одержимая, занималась своим лицом. Она позволяла себе фантазировать насчет него. Однажды, во время сеанса, он положил руку на ее бедро, и она позволила этой руке оставаться там до тех пор, пока не стало ясно, что они вот-вот перейдут ту грань, из-за которой нет возврата. Он точно знал, как действует на нее, и играл с ней таким образом. А потом появилась Меррилин Сомерс. Умная, красивая, правильная, талантливая Меррилин Сомерс. Она училась на предпоследнем курсе Университета Сан-Франциско; в Рино, где Меррилин окончила школу, она была на особом счету, за что ее удостоили чести произносить прощальную речь на выпускном вечере, и пела в хоре, победившем на конкурсе штата. Она специализировалась в информатике, любила компьютерные игры и два лета стажировалась в Кремниевой долине. «Сони» и «Самсунг» соперничали за то, чтобы взять ее к себе на работу после окончания университета. Она была обручена со своим одноклассником, а ее высокая стипендия означала, что у нее нет «хвостов». Будущее лежало перед ней, как ровненькая вереница костяшек домино. Меррилин жила с тремя сокурсницами в квартире в Бальбоа-Парк. Через две двери от нее жил Даррен Ньюман. Фрэнки видела фотографию Меррилин в газете. Чернокожая, с прямыми темными волосами, разделенными пробором, и поразительной красоты сияющими голубыми глазами. Ее лицо говорило об уме, и Меррилин действительно была умна. Улыбка у девушки была уверенной, и всем своим видом она говорила о том, что не считает нужным, несмотря на свой относительно юный возраст, кому-то что-то доказывать. На ее левой руке был вытатуирован Иисус, на шее висел крестик. Она была высокой и стройной. Девять месяцев назад, в пятницу вечером, когда соседки отправились на вечеринку в Менло-Парк, до которого был час езды от дома, Меррилин оставалась дома, в квартире, и писала коды игрового приложения, которое сама же и придумала. В четыре утра, когда соседки вернулись домой, они обнаружили мертвую Меррилин. Обнаженная, с кляпом во рту, связанная, девушка лежала на кровати; она скончалась от множественных ножевых ранений. Дознаватель подтвердил сексуальное насилие. Преступник использовал презерватив, но проявил небрежность, снимая его, и экспертам удалось найти на простынях возле тела Меррилин небольшое количество спермы. Подозрение тут же пало на Даррена Ньюмана. Он убеждал в своей невиновности Фрэнки, полицию и СМИ, однако улики с первого же дня расследования указывали на него. Соседки Меррилин рассказали полиции, что Даррен преследовал девушку месяцами. Что она отбивалась от его ухаживаний с того дня, как поселилась в квартире. Об этой истории с преследованием и изнасилованием писали все газеты. Газеты также писали и об аффидавите Фрэнки, благодаря которому Даррен спасся от тюрьмы. Все знали, что он виновен. Полиция и прокуратура ждали, когда это подтвердит анализ ДНК. Только вот когда пришли результаты анализов, оказалось, что ДНК, найденная на месте убийства Меррилин Сомерс, принадлежит вовсе не Даррену Ньюману, а совершенно другому мужчине, проживавшему в том же доме. ДНК Леона Уиллиса имелась в базе данных Калифорнии – четыре года назад он был осужден на полгода тюрьмы за фелонию, в частности за почтовое мошенничество. На ночь убийства Меррилин алиби у него не было, и он вообще не смог вспомнить, что делал той ночью. Он утверждал, что напился и вырубился. Прижатый уликой в виде анализа ДНК, Леон Уиллис пошел на сделку. Сейчас он отбывал первый год своего двадцатилетнего заключения. С Даррена Ньюмана публично сняли все обвинения, и он получил извинения от полиции Сан-Франциско. Фрэнки помнила, как увиделась с Дарреном вскоре после его оправдания. Она ожидала, что он будет исходить праведным гневом, но вместо этого разглядела за его улыбкой извращенное торжество. И поняла всю правду. Он действительно был виновен. Он изнасиловал и убил Меррилин Сомерс. И каким-то образом смог уйти от наказания, подставив совершенно другого человека. Она не сказала ему, к какому выводу пришла, но он умел читать ее мысли. «Вы ведь продолжаете думать, что это я, да? – спросил Даррен в последний свой визит, прежде чем покинуть кабинет. – Но это безумие, Фрэнки. Ну считать так. Если я виновен, то вам следовало бы признать, что я знал о наличии в базе ДНК Леона. Какой смысл подставлять парня, которого никогда не найдут, верно? Да, конечно, хозяин дома вполне мог оказаться моим университетским приятелем. Так что мне было вполне по силам выяснить подноготную новых арендаторов и выбрать из них кого-нибудь с криминальным прошлым. Но тогда мне следовало бы позаботиться о том, чтобы у этого человека не было алиби на ночь убийства. А это еще сложнее. Ну если только не выпить с Леоном и не подсыпать ему в пиво «Рогипнол». Пока он спал, я вылил бы пиво из пары десятков банок, чтобы он, выйдя из пьяного забытья, решил, будто выпил все это сам. И вы думаете, все это сработало бы? Может, и да. Но сперма, Фрэнки, сперма, что они нашли в кровати Меррилин… Где я мог бы раздобыть ее? Какие ваши предположения? Что я заплатил шлюхе, которая затащила его в мужской туалет в каком-нибудь баре и поработала рукой? А потом передала мне горстку его сперматозоидов, чтобы я пристроил их рядом с телом Меррилин? Вы, наверное, считаете меня злым гением, если допускаете, что все это мне по силам. Кроме того, думаете, я не психовал бы, если б знал, что шлюха могла запомнить мое лицо и пойти с этим в полицию? Ведь тогда мне пришлось бы избавиться и от нее. Естественно, это стало бы самой легкой частью плана. Никто не ищет шлюх». Он рассмеялся. На его лице появилось дьявольское выражение. «Как бы то ни было, Фрэнки, вам пришлось бы поверить во все это, чтобы поверить в мою виновность. Вы же сами понимаете, что это безумие?» Фрэнки понимала, что Даррен прав. Это было безумием. Но Фрэнки бросало в холодную дрожь при мысли, что сейчас Даррен рассказал ей именно то, что действительно сделал. Глава 30 Стоя на четвереньках, Херб рисовал на тротуаре у основания башни Койт. Там его и нашел Фрост. Вокруг художника собралось человек двадцать зрителей, наблюдавших, как на асфальте появляется трехмерное изображение. Из плоскости вырастал медведь-гризли с мокрой спутанной шерстью. Животное с раскрытой пастью и обнаженными клыками стояло над мощным водопадом, и Херб последними штрихами дорисовывал нерестящегося лосося, которому предстояло стать обедом для грозного хищника. Наконец художник выпрямился и сел на пятки, при этом бусины в его волосах застучали друг о друга, как костяшки на счетах. Подняв вверх надетые на очки увеличительные стекла, он взял термос с кофе. Потягивая напиток, увидел в толпе Фроста. – У меня небольшой перерыв, друзья, – объявил Херб. – Старайтесь не подходить близко к медведю. Он голоден. Он ссыпал монеты из шляпы, лежавшей рядом с рисунком, в карман своего джинсового комбинезона, заляпанного краской настолько, что пятна собирались в своеобразную радугу, и захромал к Фросту, державшему под мышкой Шака. Мужчины неторопливо пошли по пешеходной дорожке, тянувшейся по периметру парковки. Оттуда открывался великолепный вид на город, Залив и долину. Они остановились в тени башни, прямо напротив статуи Христофора Колумба. – Я получил твое сообщение, – сказал Херб. – Говоришь, девушка пропала? Еще одна пациентка доктора Штейн? – Ну да, тут есть определенная связь. Херб забрал Шака у Фроста, поманил кота прядью седых волос, и тот с удовольствием принялся играть с ней. – Я очень забеспокоился, когда узнал, что кто-то похищает этих женщин, а потом промывает им мозги. – Он называет себя Ночной Птицей, – сказал Фрост. – Ты понимаешь, что все это значит? – Пока нет. – Если это кто-то, у кого есть зуб на доктора Штейн, тогда он один из длинного списка, – произнес Херб. – Это я знаю. – А что насчет девушки? Давно она пропала? – Вчера вечером. Мы с Джесс опросили соседей. Один слышал крики, но заявлять в полицию не стал. – Есть идеи? – спросил Херб. – Никаких, что могли бы помочь найти ее. Телефон Люси выключен, так что мы не можем засечь его. Никто не видел машину, на которой ее увезли из переулка. – Что насчет человека, который все это делает? Истон показал Хербу найденную в Сети фотографию маски. – Я разговаривал с одним бомжом, который обитает недалеко от дома Люси. Некто в такой вот маске дал ему пятьдесят баксов за то, чтобы тот целый день не появлялся в окру́ге. То же самое произошло и неделей раньше. Думаю, именно тогда тот тип и похитил соседку Люси. – А бомжу это не показалось странным? Такие деньги от незнакомца в маске? – Едва ли он стал бы задавать вопросы за пятьдесят баксов. Он не смог дать нам мало-мальски приемлемого описания. Высокий. Худой. Вот и всё. – Через секунду Фрост добавил: – Ну а ты, Херб? Ты замечал в своей толпе кого-нибудь в маске? – Нет, да и с какой стати? – Ради меня, – ответил Истон. – Он знает, что я веду расследование, и, кажется, хочет, чтобы у меня в этом деле был личный интерес. Херб опустил Шака на землю, и кот улегся между ними. – Чем же я могу помочь? Фрост достал из кармана телефон и кликнул на фотографии. – Вот это фото Люси, – сказал он, показывая снимок Хербу. – Этот тип похитил ее из квартиры и увез в свое логово. Может, кто-то их видел. – Ты хочешь, чтобы я пустил слух по своей сети? – спросил Херб. – Именно так. Благодаря многим годам в городском совете у Херба были свои люди практически в каждом уголке Сан-Франциско. Пять лет назад он инициировал некоммерческую акцию по раздаче всем бездомным города предоставленных в качестве пожертвований смартфонов. Телефоны стали спасательным тросом для тех, кто искал работу, жилье, еду и городские службы – они также превратились в точку, откуда социальные сети могли практически молниеносно узнавать все новости района Залива. Среди двадцати семи тысяч подписчиков аккаунта Херба в «Твиттере» более пяти тысяч составляли бомжи, которые круглые сутки семь дней в неделю наблюдали за жизнью города. Полиции они доверяли не всегда, а вот Хербу – всегда. – Что я должен сказать им? – Я перешлю тебе фото Люси, – сказал Фрост. – Еще я перешлю фото остальных трех женщин. Надеюсь, кто-нибудь видел, как они выходили из логова того типа или заходили туда. – Считай, что дело сделано. Я прямо сейчас все и разошлю. – Тут есть еще кое-что. Песня. «Соловой» Кэрол Кинг. Знаешь ее? – Конечно, – ответил Херб. – Кэрол написала ее в соавторстве с Дэвидом Палмером. Он был ведущим вокалистом в нескольких песнях на первых альбомах «Стили Дэн». Вот тебе пустячок из музыкальной жизни. Фрост улыбнулся. На свете было мало пустячков из шестидесятых и семидесятых, которые не знал бы Херб. Он рос в Сан-Франциско во времена Силы цветов и Лета любви[10]. – «Соловей» использовалась как спусковой механизм для погибших женщин. Это не песня Тейлора Свифта, которую проигрывают по тысяче раз на дню. Если кто-то недавно и слышал «Соловья», я хотел бы знать, где.