Из-за теней Фросту трудно было читать по ее лицу. Он хотел бы лучше понимать эту женщину, но она жила в обособленном мире, и он не мог достучаться до нее. – Между прочим, в одном вы ошибаетесь. – В чем? – В вашем утверждении, что вы мне не нравитесь. Нравитесь. Я не предполагал, что такое может быть, – вероятно, потому, что мне не приходилось иметь дело с психиатрами. Вы умная, сильная, вы заботитесь о своих пациентах. Я вас за это уважаю. – Спасибо. – А еще мне нужна ваша помощь, – сказал Истон. – Вчера исчезла еще одна женщина. Мы оба знаем, что ей грозит опасность. Необходимо найти ее. Каждая минута на счету. Штейн закрыла глаза. – Одна из моих пациенток? – Она приходила к вам на этой неделе. Ее зовут Люси Хаген. – Что вы хотите? Что я могу сделать? – Расскажите мне о ТФ, – ответил Фрост и почувствовал, как она замерла. – Что? – Вы написали: «ТФ. Козел отпущения». – Как вы узнали об этом? – спросила Штейн. – Я был в вашем кабинете. Нашел записки в мусорной корзине. – Вы обыскивали мой кабинет? – изумилась Штейн. – Просто не верится… – Вы не оставили мне выбора. – Вы заглядывали в карты пациентов? – Нет, я не вмешивался ни в чью частную жизнь. – Кроме моей. – Она сокрушенно покачала головой. – Мне плевать, что вы сердитесь. Главное для меня – остановить этого человека, прежде чем он причинит вред кому-то еще, а вы стоите у меня на пути. Я вам не враг, Фрэнки. Вам придется сказать мне правду. У вас есть пациент с инициалами ТФ, и он что-то знает насчет Ночной Птицы. Мне нужно поговорить с ним. – Сожалею, но он непреклонен: никакой полиции. Я не могу выдать его только потому, что так хотите вы. Так дело не пойдет. – Тогда поговорите с ним сами, – сказал Фрост. – Убедите. – Я попытаюсь, но ничего не обещаю. – Мне важно все, что он сможет рассказать. – Истон открыл дверцу, и в салон сразу же ворвались холодный воздух и шум ветра в верхушках сосен. После секундного колебания он добавил: – Даррен сказал, что вы недавно лишились отца. Это правда? – Да, правда. – Сожалею. Ее, кажется, соболезнования ничуть не тронули. – Что Даррен сказал насчет этого? – Не важно. – Я хочу знать. Пожалуйста. – Он сказал, что такие трагедии способны столкнуть с края кого угодно, – ответил Фрост. Штейн положила руки на руль и сжала его так, что у нее побелели костяшки пальцев. – Вот ублюдок… – Для вас это что-то значит? – Когда мы были в Пойнт-Рейесе, мой отец пошел на прогулку и упал с утеса, – ответила Штейн. – Сожалею, – повторил Фрост. – Я не терял родителей, но представляю, как тяжело вам пришлось. – У нас были сложные отношения, – сказала она. – Мы не были близки. – И все же… Штейн устремила взгляд куда-то вдаль через лобовое стекло. – По дороге сюда я то и дело посматривала вниз. Пыталась представить, каково это – лететь вниз. Как ускоряется падение. Как земля несется навстречу тебе. О чем в это время думает человек. И на какие мысли у него хватает времени. Что творится в сознании. Я все думаю, какие были его последние мгновения… – Нельзя так себя мучить, – сказал Фрост, но у него возникло впечатление, что Штейн забыла о том, что он все еще сидит в машине. – Меня уже давно не покидает чувство, будто я что-то потеряла… – начала она. И тут ее голос стих. Рот приоткрылся. Фрост подумал: «Какое ваше самое плохое воспоминание?» – Фрэнки? По ее нижней губе прошла судорога. По щеке скатилась единственная слеза, похожая на растаявший снег. Ее взгляд был устремлен в темноту. Вдруг, без какой-либо причины, тело женщины содрогнулось в конвульсиях, как будто к ней прикоснулись оголенным проводом под напряжением. Когда спазм прошел, она обхватила себя руками и вся сжалась. – Фрэнки! И тут все ее тело задергалось; она ожесточенно стучала коленками по рулю. Фрост поймал одну ее руку. Потом другую. Он держал ее, пока она билась в его руках и выкрикивала лишь одно слово, с каждым разом все громче и громче: – Стой! Через несколько секунд, так же неожиданно, как начался, приступ закончился. Ее тело расслабилось. Дыхание выровнялось. – Простите меня, – проговорила она, краснея от смущения. – Вы в порядке? Что это было? – Скорбь, – ответила она. – Паническая атака. Вот и всё. Просто в одно мгновение на меня так много навалилось… – Пересаживайтесь в мою машину. Я отвезу вас в больницу. Она покачала головой. – Сейчас со мной всё в порядке. – Вам нельзя вести машину. Она накрыла его руку своей. Ее кожа была влажной. – Фрост, мне очень помогло бы, если б вы хоть на минутку перестали быть копом. – Сейчас я не коп, а обычный человек. – Тогда поверьте мне, когда я говорю, что со мной всё в порядке. Так бывает. И заканчивается. И проходит. – У вас какое-то заболевание? Эпилепсия? – Нет, ничего такого. Честное слово. Не беспокойтесь за меня. Я большая девочка. Меня не надо спасать. – До города я поеду вслед за вами, – сказал Фрост. – Хочу убедиться, что на пути у вас не возникнут проблемы. – Как пожелаете. Истон с неохотой вылез из машины и, то и дело оглядываясь, пошел к своему «Субурбану». Доктор Штейн завела двигатель, но не уехала сразу, а стояла и спокойно ждала. Фрост забрался на водительское место, и обе машины медленно двинулись в обратный путь, к вершинам холмов Беркли. По дороге инспектор думал о Франческе Штейн. Она странная, трудная для понимания и красивая, как клетка-головоломка, от которой нет ключа. Она ему нравится. Однако ему совсем не нравится, какие чувства она у него вызывает. И она ему не по зубам.