В конверте были десятки фотографий. Фрост раскладывал их рядами, и они заняли всю поверхность стола. На снимках было как минимум пять разных женщин. Все они были ему не знакомы, но Джесс, склонившаяся над его плечом, ткнула в одну из фотографий. – Это Меррилин Сомерс, – сказала она. У Ньюмана было по меньшей мере тридцать снимков его бывшей соседки. Он фотографировал ее везде, где бы она ни бывала. В кампусе Университета Сан-Франциско, за библиотечным компьютером, в церковном хоре, за чашкой кофе в компании друзей на Маркет-стрит. Мощный объектив схватывал все детали ее фигуры и лица, и интимность этих снимков вызывала ощущение неловкости. Внешность Меррилин отличали сияющие голубые глаза, красиво изогнутые тонкие брови, изящные бедра, обтянутые потертыми джинсами, и черные, как вороново крыло, длинные и прямые волосы. Она была прекрасна. И привлекла внимание не того человека. Были и другие фотографии Меррилин. Уже после. Обнаженная, она лежала на своей кровати. Мертвый взгляд ее голубых глаз был устремлен в никуда. Рот открыт. Там, где нож изувечил тело, кровь напоминала разлитую краску. Ньюман заснял ужасающие детали преступления с той же тщательностью, что и живую девушку. – Джесс, ты знаешь других женщин? – спросил Фрост. Она ответила не сразу. Ей трудно было оторвать взгляд от фотографий. – Вон та, думаю, – девушка из Грин-Бей; ее убили, когда Ньюману было восемнадцать. Вот эта – его сокурсница по колледжу в Боулдере. Остальных не знаю. – Она склонилась над фотографиями. – Нет, постой… Вот эту девушку я тоже знаю. Она местная. Проститутка. Пропала девять месяцев назад, о ее исчезновении в полицию заявили другие девицы с улицы. Мы так и не нашли ее. – Она в схему не вписывается, – сказал Фрост. – Вот ее снимки после убийства, а до убийства – нет. К тому же он спрятал тело, а не позволил нам найти его, как с другими. Интересно, почему… – Я знаю, почему, – тихо проговорила Фрэнки. Фрост обернулся. Он не слышал, как доктор Штейн подошла к нему и встала за спиной. Она с ужасом смотрела на фотографии, разложенные на столе, ее губы были плотно сжаты; с мокрых волос на металлический пол капала вода. – Он обратил все это в шутку, – сказала она. – Он рассказал, как можно было бы использовать проститутку, чтобы получить образцы спермы Леона Уиллиса. И добавил, что если б он так сделал, то потом ему пришлось бы избавиться от нее. – И вы решили, что эта информация не стоит того, чтобы поделиться ею с полицией? – ледяным тоном осведомилась Джесс; упавшие на лоб каштановые пряди почти закрыли ее глаза. – Это не было признанием, он говорил в гипотетическом контексте. Исключительно в плане «а что, если». Этого было мало, чтобы нарушить врачебную тайну. Даже несмотря на то, что интуиция подсказывала мне: он говорит правду. Джесс пошла прочь. Ее тяжелые шаги эхом разнеслись по секции. Фрост знал, что она плохо умеет прятать свой гнев. – Я ничего не могла сделать, – сказала Фрэнки Фросту. – Сожалею. – Что еще вы видите на фотографиях? – спросил он. – Что они вам говорят? Фрэнки, мне нужно понять этого человека. Выяснить, чего он на самом деле добивается. – Ну теперь-то ясно, зачем он в тот вечер заезжал сюда, – сказала Фрэнки. – Зачем? – Он ехал в Беркли, чтобы переспать с Симоной. И заехал сюда, чтобы взглянуть на фотографии. Ее слова озадачили Фроста, но потом он все понял. – Господи… Так вот что его заводит. – Да. – Что еще? Залезьте в башку к этому типу. Истон знал, что меньше всего ей хочется делать это, однако она все же наклонилась через его плечо и стала внимательно разглядывать снимки. Затем оглянулась и окинула взглядом секцию. Ящики. Желтые стены. Упаковки с чаем и пузырьки с таблетками. За открытой дверью стеной лил дождь. – Что-то не так, – сказала доктор Штейн. – Что? – Не знаю. – Вы написали то же самое в той записке, что я нашел в вашем кабинете. «Что-то не так». Что вы имели в виду? – Только то, что я не могу сложить этот пазл. То есть бо́льшая часть встает на свои места, но есть один, который будто бы из другого пазла… Простите, я знаю, что все это вам не поможет. – В настоящий момент меня не волнуют те кусочки, что не подходят, – сказал Фрост. – А что подходит? Фрэнки колебалась. – Нож. – В каком смысле? – Он последователен. Ньюман убивает всех этих женщин ножом. – И?.. – Тодд говорил, что видел нож. Он вспомнил, что видел нож в последний раз, когда его похитили. – В последний раз, – повторил Фрост. – Вы имеете в виду, в тот самый раз, когда Ночная Птица похитил Люси? – Да. Сожалею. – Что это значит? – спросил Истон. – Фрост, я не уверена, что все это именно так, но он говорит, что игра почти закончена, а теперь в этой игре появляется нож. Он всегда использует нож. Это говорит мне о том, что нужно поскорее найти Люси. Пока с ней что-нибудь не случилось. Инспектор встал. Он еще раз окинул долгим взглядом женщин на фотографиях. Их лица. Их улыбки. И их тела, изуродованные ножевыми ранами. И на мгновение представил Люси в том же состоянии. Даррена Ньюмана, стоящего над ней с камерой в руках. Уже после. Его захлестнул гнев, и он ощутил свое бессилие. Тут на пороге секции появилась Джесс. – Поехали, – сказала она. – Сюда уже едут криминалисты, а наш мальчик постережет это место до их приезда. – Куда поехали? – спросил Фрост. – Ночная Птица только что снова включил телефон, – ответила она. – Мы его засекли. *** Сигнал GPS привел их к одному из разрушенных промышленных зданий в том же районе. Здание было трехэтажным и длинным, как футбольное поле. На красных кирпичах стены, выходившей на улицу, четко выделялись белесые пятна соли, нанесенной за долгие десятилетия брызгами океанской воды. По той же стене тянулись ряды арочных окон. В нижнем ряду стекла заменила фанера, в верхнем они были исчерчены трещинами и испещрены дырками от пуль. Здание окружал забор с колючей проволокой. Они остановились в квартале от здания. Его односкатную крышу то и дело освещали вспышки молнии. Сильные раскаты грома отдавались в асфальте. Фрост оставил Фрэнки в «Субурбане» и вместе с Джесс и еще десятком офицеров направился к зданию. – Он знает, что мы идем, – напомнила всем лейтенант. Освещая себе дорогу фонарями, они шли вдоль забора. Повернув за угол, обнаружили, что секция рабицы между двумя столбами вырезана. Один за другим они прошли на территорию. Фанера, закрывавшая первое окно, была порублена топором, валявшимся рядом на дорожке, огибавшей здание. – Добро пожаловать на вечеринку, – пробормотал Фрост. Салседа первой вошла внутрь. Истон последовал за ней. Бетонный пол был завален мусором. В луче фонаря появлялись ржавые инструменты, куски штукатурки, упавшие с потолка, всякий хлам, оставшийся от обитавших здесь сквоттеров. Бетонные колонны с облупившейся белой краской напоминали солдат, выстроившихся от одного конца здания до другого. Ветер, врывавшийся в разбитые окна, завывал, как привидение. Тут и там, если на них падал свет, поблескивали лужи с черной водой. Влажно пахло плесенью. Было холодно. Джесс направила двоих офицеров обследовать помещение по периметру, а сама вместе с Фростом стала пробираться через мусор к центру. При каждом шаге из-под их ног с писком разбегались крысы. Через дырки в крыше текла вода. Кап. Кап. Кап. Других звуков во всем здании слышно не было. Впереди они увидели каменную лестницу, ведшую на второй этаж. – Там, наверху, свет, – тихо сказала Джесс. Фрост тоже заметил это. Свет то появлялся, то исчезал. Лейтенант занесла ногу, чтобы ступить на лестницу. Ее фонарь был направлен вперед, а вот фонарь Фроста – на ступеньки. Он увидел нечто, прикрытое промасленной тряпкой. Серое, металлическое, с зубьями. Инспектор закричал, чтобы Джесс остановилась, но та успела лишь слегка сместиться и поставить ногу у самой тряпки. При этом каблуком задела устройство. По помещению прокатился громкий лязг. – Медвежий капкан, – сказал Фрост. – Предназначался нам. Джесс тихо скомандовала в рацию: – Внимание всем, смотрите под ноги. Здесь расставлены ловушки. – Затем она обратилась к Фросту: – Все это бутафория. Уходим отсюда. – Можешь идти. Я проверю второй этаж. – Фрост, его здесь нет. Он заманил нас сюда, чтобы посмеяться над нами. – Наверху может быть Люси, – отрезал Фрост. – Я приказываю: прочь отсюда. Истон помотал головой: – Нет, Джесс. Я уйду, когда буду уверен, что здесь пусто.