Он перешагнул через капкан и, освещая себе дорогу, стал подниматься наверх. Услышал, как позади возмущенно фыркнула Джесс, а потом пролаяла в рацию: – Всем оставаться на местах. Не двигаться. Салседа последовала за ним. Лестница была покрыта пылью и усыпана битым стеклом. Фрост заметил золотистые отблески. На ступенях рядами были выставлены латунные гвоздики с широкими шляпками. Их острия были направлены вверх. Наступая на ступеньку, Истон расшвыривал их в стороны. Они скатывались вниз. – Осторожнее, Джесс, – сказал он. – Я вижу. Свет наверху стал ярче, а тени, пляшущие на лестнице, – длиннее. Фрост увидел, что с потолка свисает электрический фонарь. Ветер, проникавший в помещение через дыры в стене, яростно раскачивал его, словно висельника. На верхней лестничной площадке Истон увидел переднюю часть крысы. Задняя часть была в двух футах: кровь текла по сомкнутым зубьям еще одного медвежьего капкана. Джесс догнала Фроста и тоже увидела капкан. – Этот тип – псих. – Нет, не псих. Он злится. Они посветили фонарями вокруг. Там, где окна были без стекол, в помещение заливался дождь. Раскаты грома над головой напоминали землетрясение. Когда гром стих, Фрост услышал приглушенный звук. Звук был странным, как будто скребли ногтями по школьной доске. В помещении находился кто-то живой. Джесс тоже услышала звук, и они подняли фонари к потолку. И обомлели. На тянувшихся под потолком водопроводных трубах сидели, плотно прижавшись друг к другу, тысячи чаек. Они хлопали крыльями и возились, скребя когтями по металлу. Когда их осветили лучи фонарей, часть из них в панике сорвалась с места и вылетела в окна, остальные же расправили крылья и закричали. Их визгливые вопли эхом прокатились под крышей. – Фрост, ты любишь Хичкока? – спросила Джесс. – Уже нет. – Этого парня здесь нет. Пошли. Похоже, птицы голодны. – Подожди, – сказал Фрост. Он замер и прислушался. Сквозь гвалт, поднятый птицами, инспектор услышал музыку. Она звучала где-то рядом, с каждым мгновением все громче. Мелодия была прелестной, но у Фроста она вызвала отвращение. Это был «Соловей». Он снова огляделся, светя себе фонарем, но ничего не увидел. Песня звучала где-то впереди. Он пошел на звук, отмахиваясь от пролетающих чаек. Окно в дальней стене выходило на пустынную парковку и улицу. В окне не было стекла, и к нему по диагонали была прибита доска, предохраняющая от падения вниз. Истон посветил на пол у окна и увидел в луже воды мобильный телефон. На телефон кто-то звонил, и из него звучала музыка. «Соловей». Снова и снова. Телефон все звонил. Джесс встала рядом с Фростом. – Нам ничего не остается, как ответить на звонок. Фрост наклонился и взял телефон. Он нажал на кнопку приема, но не произнес ни слова. Он ждал. – Ты заглотнул наживку, – протяжно пропел Ночная Птица, – но ты все равно опоздал. После этого заиграла другая мелодия. Не песня Кэрол Кинг. Это был тяжелый рок, такой оглушительный, что Фросту пришлось отодвинуть телефон от уха. Он включил громкую связь, и они с Джесс слушали синтезированные звуки ударных и гитары. Никаких слов, сплошной бит. Он растревожил птиц, и они выразили свое возмущение оглушающими криками. – Что это, черт побери, за песня? – спросил Истон. – Я ее не знаю. – У этого типа омерзительное чувство юмора, – ответила Джесс. – Это «Эдгар Уинтер груп». Песня называется «Франкенштейн». Фрост не сразу понял шутку. – Фрэнки, – произнес он, когда до него дошло. Инспектор бросился к окну и выглянул. Внизу он увидел свой внедорожник, припаркованный в конце квартала. Неожиданно, прямо у него на глазах, водительская дверца распахнулась. Франческа Штейн выскочила из машины, захлопнула дверцу и побежала. Глава 44 Фрэнки опять подумала: «Что-то не так». У нее было ощущение, будто внедорожник – это большой пузырь, внутри которого она сидит. Вода заливала стекла так, что улицы видно не было и слышен был лишь гипнотизирующий стук капель по крыше. Она замерзла в мокрой одежде и дрожала. Все дверцы были заперты. Фрэнки повернула ключ зажигания, и «дворники», согнав воду с лобового стекла, позволили рассмотреть, что происходит на улице. Полицейские прошли на территорию здания через дыру в заборе. Врач понимала, что придется долго ждать, однако ожидание никогда не было ее сильной стороной. Ей не нравилось, когда ее жизнью кто-либо управлял. Она повернула зеркало заднего вида и взглянула на свое отражение. Волосы обвисли, слипшиеся пряди напоминали змей. Тени подчеркнули скулы. Глаза казались чужими. Ей очень хотелось заглянуть в эти глаза. Она столько времени провела в сознании других людей, а себя саму, по сути, совсем не знает… «Что-то не так». Что? Телефон звякнул, сообщая о новом сообщении в электронной почте. От неожиданности Фрэнки вздрогнула. Она увидела, как засветился экран телефона на соседнем сиденье. Он все еще здесь. Он преследует ее. Ей не хотелось брать телефон, но выбора у нее не было. Увидев сообщение, она убедилась в том, что адрес отправителя тот же, что и раньше. Ночная Птица снова писал ей. Конец всегда один. Он прав. Так или иначе, всему наступает конец. Фрэнки придвинулась к лобовому стеклу, чтобы рассмотреть очертания заброшенного здания, и ее вдруг осенило, что все это уловка. В том здании белой комнаты нет. Нет там и Ночной Птицы. И Люси Хаген нет. Он заманил туда полицию, потому что закончить всю эту игру предстоит им двоим, и никому больше. Ее охватило нетерпение, так как она знала, что скоро придет новое сообщение. Спустя несколько секунд телефон звякнул. Она ждет тебя. У него в руках Люси Хаген. Еще одна пациентка. Еще одна смерть. Опять кровь. Фрэнки не знала, сколько еще утрат сможет вынести ее совесть. Перед ее мысленным взором вставали их лица. Моники Фарр. Бринн Лэнсинг. Кристи Парк. Теперь с ними была и Меррилин Сомерс, чье лицо она видела на тех фотографиях, что Фрост разложил на столе Даррена Ньюмана. Меррилин Сомерс живая и Меррилин Сомерс мертвая. Она, Фрэнки, могла бы остановить Даррена Ньюмана, но вместо этого позволила ему одурачить ее точно так же, как он обманывал всех остальных. Он овладел ее сознанием и почти овладел ее телом. Пора с этим кончать. Сегодня же. Он снова прислал сообщение по электронной почте. Снова звякнул телефон. Ты единственная, кто может спасти ее. Фрэнки знала, что нужно предупредить Фроста. Она могла бы вылезти из машины и крикнуть им. Закончить весь этот спектакль; сказать, чтобы они выходили из заброшенного здания. Ее голос заставил бы их побежать. Они могли бы спасти ее, но не смогли бы спасти Люси Хаген. И все началось бы по новой, но уже с кем-то другим. А этого она допустить не может. Фрэнки наконец-то отправила ответное сообщение. Я здесь. Ты знаешь, где я. Она держала телефон в руке и ждала ответа. Но молчание все тянулось и тянулось. Никаких сообщений. Ничего. Это было медленной пыткой, как будто он хотел, чтобы его жертва помучилась в предвкушении. Наконец телефон завибрировал. Фрэнки затаила дыхание, поняв, что на этот раз Ночная Птица решил связаться через видеовызов. Он захотел увидеть ее, он захотел, чтобы она увидела его. Это тоже часть игры. Фрэнки так и подмывало вышвырнуть телефон в окно, на дождь, но она продолжала держать его перед собой и изо всех сил старалась сохранять спокойствие. А вот и он. В маске. Все уже видели эту маску, а вот она – нет. Фрост. Тодд. Люси. Они описывали ее и показывали ей снимки, однако в реальности она оказалась раз в тысячу страшнее. При ближайшем рассмотрении. Заполняя весь экран. Пластик был мертвенно-белым, как бы лишенным цвета. Карамельно-красные губы тянулись от одной выраженной скулы к другой и усмехались ей. Зубы напоминали золотистые железнодорожные рельсы. Дырки для глаз были обведены серебром, и на месте глаз чернела ячеистая поверхность глаза насекомого. По обе стороны свисали дреды. Маска заговорила.