Новоприбывшее упали пластом, даже шевелиться не могли. Пострадавших не было, но устали до одурения. - Это вы пытались остановить немецкую колонну? - допытывался Шубин. - Могу я спросить: зачем? - Мы не специально, товарищ лейтенант, - простонал Шперлинг. - Просто Семён как курица на дорогу выскочил, чтобы перед машиной перебежать, немцы его и заметили, стали стрелять… - Врет и не краснеет! - жаловался слабым голосом Боровой. - Никуда я не выскочил, хотел это сделать, но передумал. Там ограда за ней и сидел, она такая тонкая, дырявая… Я же не дистрофик, чтобы за этими палочками прятаться. Заметили из головной машины и давай палить из кузова… Вот и пришлось покувыркаться по огородам. Хорошо Василий уже на другой стороне был, отвлёк их от меня. Я чуть шею не свернул, когда по огороду бежал, - признался Шперлинг. - Так треснулся, что мозги набекрень и шея болит, словно меня повесили. Немцы не стали отвлекаться, дальше поехали. Ну Боровой ко мне перебежал, мы и припустили… - Э-эх, недотёпы, - покачал головой сержант. - Теперь фашисты точно знают, что в деревне остались русские и будут искать. От вас такой назойливый гул, что с дороги услышат. - Фрицы и так знают, что мы здесь, - отмахнулся Герасимов. - Они свои трупы до сих пор в самых неожиданных местах находят. Но им пока не до нас: непогода, суета с форсированием реки. Вас не смущает, что мою эту сторону уже переправляются автомобильные колонны? - Так это, - шмыгнул носом Шуткин. - Понтоновый мост соорудили. - Какой мост? - скрипнул Шубин - вот как в такие минуты сохранять тишину… - Понтонный, - под сдавленный смех товарищей поправил Герасимов. - Похоже так и есть. От качества моста будет зависеть пойдут ли по нему танки. Почему долго отсутствовали? – Шубин повернулся к Шперлингу, и тот от неожиданности выронил мокрую портянку. - Так выйти хотели из деревни, товарищ лейтенант, - простодушно объяснил красноармеец. - Выполняли ваш приказ, так сказать, основной план. А как упёрлись в дорогу за околицей, немцы повалили: мотоциклисты, пехота, несколько грузовиков, все дела. Дорогу перекрыли и стоят, такие, радуются. Мы в лопухах лежим, а они чуть не по головам ходят, мы давай отползать к северу - там овраг глубокий в восточном направлении, его дорога по мостику пересекает. Лежим под мостом, а по нему вся армада прёт. Лес рядом, а попасть в него невозможно, дождались пока утихнет и припустили по врагу: метров пятьдесят пробежали - впереди опять немцы, идут навстречу, зачищают опасный участок. Их десяток, нас двое - грешны, товарищ лейтенант, не рискнули вступать в бой. Хорошо овраг изогнутый: побежали обратно по бурьяну, через плетень, а потом эта клятая колонна - будь она не ладна… - Хочешь сказать: на восток дороги нет? - задумчиво пробормотал Глеб. - Так точно, товарищ лейтенант! - вступил Боровой. - Перекрыли дорогу - нужна она немцам. Можно с боем прорваться, потери понести, а их и так уже много. - Что ты предлагаешь? - вскинул голову сержант. - Сидеть как крысы в подвале, прятаться от немцев? И сколько просидим? – неделю, месяц? Или предлагаешь лапки вверх и в пояс кланяться? - Заметь, сержант, я такого не предлагал, - надулся Боровой. - Это ты сам всё вы думал. Я не знаю, что делать. Мне оно и не надо, у нас командир живой, вот пускай ломает голову. - Только не ссорьтесь, дети, - поморщился Глеб. - Командир обязательно что-нибудь придумает, но не сразу. Рветесь бой мокрые, грязные и усталые? - Да не особо, товарищ лейтенант, - признался Кошкин. - Выждать надо - это факт. - А ещё мы голодные, замёрзшие… - расширил список Герасимов. – Мы не то, чтобы жалуемся, товарищ лейтенант, но не разболеться бы… День тянулся черепахой. Немцы окружили деревню плотными кордонами. Разведчики сушили портянки, шёпотом переругивались, делили мешковину. Каждый час менялся часовой на входе, зорко наблюдал за округой, сообщая неутешительные известия. Немцы знали, что в деревне остался неприятель - это внушало беспокойство, значит будут прочесывать и лезть во все дыры. Продуктов и воды было мизер, не рассчитывали на длительную осаду. Вскрыли консервы, жевали грубый ржаной хлеб. - Экономить воду, - предупредил Глеб. – Неизвестно, где тут колодец и сколько человек придется потерять, чтобы набрать воды… Разведчики помрачнели, прекратили разговоры. Кошкин слепил фигурку фашиста из хлебного мякиша, оторвал ему голову и съел. Шубин в полутьме разглядывал своих людей - больше никто не пришёл, это было всё, что осталось от взвода: погибли семнадцать человек, выжили восемь, считая командира. Не сказать, что полноценное подразделение, но всё же боевая единица, способная доставить немцам серьёзные хлопоты. Боеприпасов осталось немного: несколько гранат; запас патронов для ведения пятнадцатиминутного боя. К гулу с снаружи уже привыкли. Кончился дождь. Немцы собрали понтонный мост и по нему на восток поползла боевая техника, пока ещё не тяжёлая. Ближе к вечеру Глеб выполз из подвала, кивнув скучающему на посту Шуйскому, перебрался на угол и залёг в мусоре. Одежда плохо просохла, першило в горле, в воздухе висела плотная изморось. Со стороны дороги нарастал гул: работал дизель за околицей, в районе сгоревшего клуба сновали фигуры - немцы обустраивались в уцелевших избах, включили патефон - разразился бравурный марш, но заскрипела патефонная игла и песня оборвалась на полуслове. Нарастал угрожающий гул, раздрожал барабанные перепонки: по деревенской дороге на восток шли танки - не самая лучшая новость. Значит наведённый мост выдерживал не только грузовики. Шубин угрюмо смотрел как дорогу месяц универсальные Т-4, доставившие Красной Армии столько хлопот: трещали заборы, летела грязь, покачивались головы танкистов в гермошлемах - на восток прошли восемь танков. Наступило временное затишье, рокотала отдалённая канонада - не хотелось думать о том, что происходит на востоке. Существует ли ещё Красная Армия? Насколько далеко продвинулись немцы? Обиднее всего - остаться отрезанными в глубоком немецком тылу. Деревня окутывали сумерки, когда в подвал скатился Боровой, приложил палец к губам, прошептал: «Немцы идут…» - шла очередная облава. Остатки дневного света просачивались в подвал, озаряли бледные лица: разведчики бесшумно переползли, прижались к стенам. К сельсовету подходили люди, лениво переговаривались, скрипела крошка, кто-то жаловался на больные колени: «Суставы ноют такую погоду, как у немощного старца». Немцы обнаружили вход в подвал, но лезть в него не захотели – все бока обдерешь пока протиснешься, можно бросить гранату, но так не хотелось поднимать шум: прибегут офицеры, придётся объясняться, а собственный душевный покой тоже чего-то стоит. - Пойдём, Дитрих. Нет там никого кроме крыс. Потом солдаты мялись у окошка, пинали решётку. Самый настойчивый присел на корточки, пристроил к ней фонарь: в подвале было пусто - угол обзора он имел небольшой, половина пространства осталось «за кадром». Луч света прыгал по земляному полу, с которого наспех смели все приметы жизнедеятельности, блуждал по сырым стенам… - Говорил же, Дитрих, нет там никого. Пойдём, а то ужин пропустим. К ночи активная деятельность стихла. Блуждали огоньки по восточному лесу, каски часовых плыли над гребнем оград, через дорогу обустроилась целая банда: жгли костёр, весело переговаривались, благо погода позволяла. Доносились отдельные реплики: мол, Красную Армию нам уже не догнать, быстро бегает, но ничего - под Москвой встретимся и объясним: кто в этом полушарии хозяин. - Из подвала не выходить! - предупредил Шубин. – Все поняли? Не выходить - это от слова совсем! Пост снимается - он больше не нужен. Суньте тазик под пролом - кто пойдёт услышим. Часовой будет здесь, среди нас. Уфимцев, составь очередность! Слушаюсь, товарищ лейтенант! - А по нужде? - не понял Шуйский. - Прямо здесь? - Выкручиваетесь, - пожал плечами Шубин. - Пролом под лестницей, в него и ходите, да глубже забираетесь - нечего тут всякое амбре разводить. - По нужде это только сегодня, - вздохнул Герасимов. - Но может быть завтра, а потом вода и жрачка кончится и проблема сама разрешится. - Да уж, перспектива… - тоскливо протянул Кошкин. - Не волнуйтесь, завтра утром мы отсюда уйдем! - уверенно заявил Уфимцев. - Так и быть: перекантуемся ночку и в путь! Верно товарищ лейтенант? - Верно! - согласился Глеб. - Не время «робинзонаду» устраивать. Какое сегодня число?.. - он наморщил лоб, как-то вылетело из головы. - С утра седьмое октября было, - неуверенно сказал что Шперлинг. - Наши под Вязьмой бой дают фашистам, а мы тут… - Разговорчики! - отрезал Шубин. - Всем спать! И не чихать мне тут, даже во сне. Всем понятно? - Так точно, товарищ лейтенант! - откликнулся Кошкин. - Разрешите выполнять? Разведчики со смешками укладывались вдоль стены, завернулись в мешковину, оружие брали с собой, обнимали как могли. - Лучше бы я жену обнял, - бормотал Боровой. - Когда же эта клятая война закончится? Надоела - хуже горькой редьки. Домой бы сейчас, к Василисе под бочок… - Я думал ты холостой! - удивился Шперлинг. - Бракованный он, - фыркнул Уфимцев. - Разводиться на гражданке собирался, да так и не собрался. - Серьёзно? - удивился Курганов. - Зачем тогда женился, если разводиться собираешься? Как-то не по нашему это. - Ага, не по-комсомольски, - согласился Кошкин под сдавленный смех. – Признавайся, Семён: почему такой несознательный? - Много вы понимаете, недоделанные… - бурчал Боровой. - Сперва любовь у нас была до гроба. Я помощником бригадира на механическом работал, Людмила в отделе контроля качества - там и познакомились, когда у нашей бригады брак нашли. Ну не то, чтобы брак, просто станок из строя вышел, но его быстро отремонтировали. До особого отдела не дошло, - такое ощущение что Боровой в темноте усиленно крестился. - В общем, чувства у нас с Людмилой образовались, поженились, детей пока решили не рожать. - В связи с тяжелым международным положением? - предположил Кошкин. - Ну да, и в этой связи. Комнату нам дали от завода, мебель кое-какую - нормально жили. Что не так с этими женщинами, мужики? Изменилась за месяц: другая стала, холодная, чужого мнения в упор не признавала, по струнке у неё ходил… Ведь любил же, дуру, несмотря на все ее закидоны. Не жена, а комендант гарнизона и начальник гауптвахты в одном флаконе! - Боровой увлёкся, не замечал как товарищи умирают от глухого смеха. - Всю кровь выпила, зараза. Лучше бы пустила мне эту кровь… Почему так произошло? - ума не приложу. Ласковая же была кошечка, порядки свои в доме наводить стала. Даже к мужикам поболтать не отпускала, все какие-то неотложные дела находились. В общем, кончилось наше чувство: она же не дура – видела, что со мной происходит. Однажды кулаком погрозила: дескать, надумаешь разводиться или изменять - заводской партком на тебя спущу, они тебе живо втолкуют, что такое ячейка социалистического общества и как её нужно беречь. - И ты не изменял? - уточнил Герасимов. - Да не, даже мысленно. Чего, смешно вам, мужики? А меня такая тоска терзала: туда нельзя, сюда нельзя, командует только она, и правильные решения принимает только она. А я - не пойми кто… - А забавные случаи были? - всхлипнул Кошкин. - Да какие там забавные случаи? Теща однажды приехала погостить - отпуск недельный случился. Она заводской профком возглавляла соседнем городе, такая же строгая и принципиальная. Так она ещё и свою маму к нам привезла, ну в смысле - тещину маму, старушка - Божий одуванчик, до революции подпольщицей была - с царизмом боролась. И вот неделю мы все жили в одной комнате… Это тюрьма народов, люди! Лучше бы меня посадили на десять лет без права переписки. К концу недели даже моя Людмила стала нервничать и однажды призналась, что погорячилась насчёт мамы бабушки… Ну что вы ржете как кони? Человеку жизнь искалечили, а они… Я днем социализм строил, повышал производительность труда, боролся за победу в соцсоревновании. А вечером, когда тепло хочется - натыкался на эту «ледяную стену». - Ребята, мы с ним вообще на одной планете? - задыхался Шуйский. – Нет, я не могу разводись, Сёмка, возвращайся на нашу планету. Мы за тебя словечко замолвим в заводском парткоме… - Я ведь отслужил уже срочную два года назад, - монотонно бубнил Боровой. - Добровольцем в ряды записался, когда началось. А когда уезжал – тридцатого июня, она на перроне как кинулась мне на шею: - не пущу, говорит. Слезами брызжет, ревет благим матом: мол, прости дорогой, ведь ты мне самый близкий человек… От того и орала, издевалась, в грош не ставила. Мол, возвращайся, любить буду, детей нарожаем, на цыпочках перед тобой ходить будут - ты только живым вернись. Простились в общем - славянка и солдат. Вот и пойми этих баб: что у них на уме? Люди ворочались, комментируя признание товарища, давали ценные советы на все случаи, хотя ни у кого из них не было жизненного опыта. Шубин насилу уснул. Шаг вперед, два назад - как говорил великий Ленин, проваливался в зыбкую муть, возвращался обратно и только к утру забылся полноценным сном. Глава седьмая Осень бралась за дело: насвистывал ветер; резко упала температура; солнце окончательно перестало выглядывать; дожди не стали постоянным атрибутом этой осени, но пару раз в день проливались. Кто же мог предугадать, что вынужденное безделье затянется на два дня. Злость трясла, нервы рвались, несколько раз появлялось желание прорвать кордоны и бежать в лес, но Шубин снова вглядывался в лица своих солдат, склонялся к мысли, что хочет видеть их живыми: во имя чего убить остатки взвода? Разведчики спали всеми днями, боролись с холодом, еда закончилась, воду из фляжек пили крошечными порциями. Немцы обустроились на пустыре, под боком, поставили палатку с радиоточкой и возле неё постоянно вилась вооружённая публика. Дорогу засыпали щебнем и активно использовали. На восток шли войска, в ночное время по округе блуждали часовые с фонарями, перекликались. С простудой справились: пили таблетки от кашля и температуры, которых у Глеба в вещмешке было навалом. Молодые, здоровые организмы победили недуг. На второе утро набрали дождевую воду в тазик - пришлось совершить вылазку. Вернувшийся Курганов удручённо поведал, что кругом немцы. А на следующее утро их вдруг не стало. Проснулись и не поверили - в деревне стояла тишина, по дороге никто не ездил. Шубин мысленно прикинул: девятое октября, или уже десятое? Фронт откатился бог знает куда - ничего удивительного, что немцы ушли. Люди тёрли глаза, недоверчиво прислушивались. - Может поняли, что мы в подвале, ждут пока выйдем? - предложил интересную версию Шперлинг. - Ой ли!.. - фыркнул Шуйский. - Пары гранат - было бы достаточно и нечего тут представление городить. Доверить другим, столь важное дело, Шубин не мог: он лично отправился на улицу, сдвинув проржавевший тазик. Дождя ночью не было, земля подсохла, он перебежал пустырь, пристроился в лопухах на краю ограды. Проезжая часть представляла жалкое зрелище: от дороги ничего не осталось, её разбили до упора, даже щебень не помог. Деревня безмолвствовала, многие дома превратились в головешки, выветрился запах гари, но что-то было не так. Раздался мужской смех, в доме через дорогу распахнулась дверь, вывалился солдат в расстёгнутом кителе: он что-то бросил оставшимся в доме, засмеялся и побрёл за угол; с плеча свисала автомат МР-40. Обрисовался голубоватый дымок из печной трубы - за избушкой топилась баня. Похоже в деревне остался небольшой гарнизон и теперь эти люди развлекались как могли - население отсутствовало, издеваться было не над кем. На крыльце объявились ещё двое в коротких шинелях - закурили, по улице в западном направлении проехал мотоцикл с двумя членами экипажа: боец в коляске откровенно спал, а пилот старательно объезжал ухабы, давил на газ - залпы грязи летели из под колёс. Мотоцикл проехал, курильщики постояли на крыльце и убрались в дом - ничего сверхъестественного не происходило. Через полчаса разведчики покинули обжитое убежище, свежий воздух вскружил головы, пустырь переползли, дальше по одному пропали в редеющем бурьяне. Листва с деревьев практически осыпалась, голые ветки гнул ветер, местность была фактически открытой. За два дня здесь все изменилось: поздняя осень вступила в права. Снова кричали солдаты на другой стороне дороги: гоняли шальную кошку. Разведчики лежали в грязи, ждали. Идею уничтожить гарнизон Шубин отверг: что это даст, кроме морального удовлетворения? - постоянную угрозу в тылу. Солдатня угомонилась, разведчики сместились на северную окраину Краснухи, за сараями повернули на восток и побежали к дороге. - Показывай, Василий, где ваш овраг под мостиком? - Придётся ползком, товарищ лейтенант. Слышите, мотор работает - немцы тут все еще ездят. В общем направо нам…