– Вячеславович! – перебил другой голос, властный и резкий. – Извините, – усмехнулся «нервный». – Виктор Вячеславович. Вы меня сняли с эксперимента! За что? – Ты другого времени не мог найти? И места? – В голосе властного Виктора послышалась усмешка. – Подойдешь после конференции, я тебе все скажу. А теперь дай мне отлить. Я лихорадочно вспоминал, где я слышал первый голос? Выйдя, я столкнулся с одним из беседовавших, по внешнему виду это был Виктор Вячеславович – уверенный в себе, крепкий мужчина лет тридцати пяти – сорока, в дорогом ярко-синем костюме и красном галстуке. Он даже не взглянул на меня и, высушив руки, вышел. Я уставился на свое отражение в зеркале. Где же я слышал этот голос?.. Зеркальный двойник смотрел на меня озадаченно, но лишь сбивал с мысли… Родственник пациента? Нет. Пациент? Тем более нет. Я зажмурил глаза. Ответ вертелся где-то в глубине мозга, но не спешил выскакивать на поверхность. Ну?! Я достиг точки кипения… Надо подумать о чем-то совершенно постороннем… И вдруг! «Эврика!», как орет в таких случаях Строганов! Я был уверен – это голос доктора, заходившего в реанимацию в тот самый вечер! «Фальшивый доктор» из приемного покоя! Я, забыв высушить руки, выскочил в холл. Арсений вел беседу с симпатичными девушками. Заметив меня, он замахал руками: – О, доктор! Ты чего так долго? Знакомься, это самые крутые специалистки из отдела генетики! Прикинь? Мы тут обсуждаем… – Терминологию! – воскликнула рыженькая специалистка. – Да, ваш друг считает, что эффект Райта, или дрейф генов, правильнее называть дрифт! – ко мне обернулась сияющая брюнетка. От изумления я забыл свою новость. Нас пригласили в конференц-зал. Отдел генетики жаждал заполучить Арсения к себе – девицы сидели на втором ряду. Арсений знаками показывал, что через минуту с радостью присоединится к «самым крутым специалисткам». – Доктор, давай уже после конференции ты мне расскажешь… – Нет, сейчас! – Я схватил его за рукав. – Я в туалете слышал голос того самого доктора из «приемника»! Ну, которого ты подозреваешь в убийстве Яблочкова, – прошипел я ему в ухо. – Его самого не видел, только слышал! – Да понял я, понял! – во весь голос воскликнул Строганов, не отрывая взгляда от своих новых знакомых. – Дальше-то что? – То есть как – что? – Я ошарашенно замолчал. – То, что этот тип находится здесь, лишь подтверждает нашу версию про МКБ. – Тут он повернулся ко мне, ткнул двумя пальцами в сторону моих глаз, а потом своих. – Тебе надо было его увидеть, а не услышать. Кстати, я видел Алмазову. Она подошла ко мне поприветствовать и пригласила нас после конференции на обед. Туда только по синим бейджам! – И он гордо указал на свою информационную карточку на груди. – И как она тебе показалась? – Я хотел спросить, не заподозрила ли она нас в том, что мы не те, за кого себя выдаем? И похожа ли на женщину, способную отравить своего мужа? – Не понравилась, – скривился Арсений. – Вся такая расфуфыренная, деловая, платье слишком длинное. С девчонками вон интереснее! Все, давай ищи этого парня, собирай информацию, встречаемся после конференции. – Слушай, – крикнул я ему напоследок, – а ты что, правда знаешь, что такое дрейф генов? – Достаточно того, что я знаю, как дрифтовать! – крикнул он мне и рванул в сторону сцены. – Вадим! – Я вздрогнул от неожиданности. Меня развернули на девяносто градусов. – Ты какими судьбами у нас? Вот это здорово! Сто лет тебя не видел! Меня схватили и сжали в объятиях. – Вот это встреча! – удивленно и радостно воскликнул я. Передо мной стоял мой бывший коллега, анестезиолог Федор Павло, по прозвищу Склифосовский. К знаменитому хирургу он не имел отношения, но его постоянные напоминания коллегам, что нужно соблюдать асептику и антисептику, а также привычка многословно отвечать на любой профессиональный вопрос закрепили за ним присказку «короче, Склифосовский». Федор искренне обрадовался встрече, как и я. Мы не были близкими друзьями, но мне всегда было хорошо и спокойно, когда наши дежурства совпадали. Толковый, адекватный доктор. За то время, что мы не виделись, он слегка прибавил в весе, отпустил голливудскую бородку а-ля Шон Коннери, но взгляд остался прежним – немного детским и удивленным. – Пойдем, вон два места, – предложил он мне. Мы сели через несколько рядов от знатного генетика Строганова. Вообще зал был полон. Причем, как я обратил внимание, в основном все были с белыми бейджами. Федор тут же заговорил: – Ты устроился к нам на работу? – В голосе моего знакомого звучала радость. – Да еще и в высший эшелон? – ткнул он в мой бейдж. – Нет, – усмехнулся я, – мы с приятелем тут что-то вроде почетных гостей. Арсений, кстати, вертел головой и заметил, как я беседую с Федором. «Это он?» – получил я от него сообщение. «Нет! Знакомого встретил. Коллегу», – ответил я. Строганов полностью развернулся в нашу сторону и показал большой палец. Типа хорошо, что тут есть свои люди. – А я и не знал, что ты сюда перешел, – сказал я Федору. – Слушай, ты себе не представляешь, как я счастлив, что ушел из нашей больнички! – возбужденно заговорил он. – И что меня сюда взяли. Тебе даже не передать, какие это две большие разницы! А ты все там же? – с явным сочувствием произнес он. – Да-а… тяжелый это крест! А у меня словно новая жизнь началась. Пациенты и коллеги уважают, начальство ценит, а зарплата… – Он обратил взор к потолку. – Здесь за месяц я получаю больше, чем там за год, можешь представить? – Да ладно? – не поверил я. – А что делаешь-то? – Да то же самое, – пожал он плечами. – Даю наркозы, правда, не так много и только плановые. Препараты здесь – какие хочешь. Расходники – без ограничения. Следящая аппаратура – как на космическом корабле. Все, что пожелаешь! Требование только одно – не поверишь! Любить свою работу! – Довольный Склифосовский откинулся на спинку кресла. – Начинается, – кивнул он в сторону сцены. – Я тебе все расскажу! И есть одно предложение! Потом озвучу. На огромном экране появилось изображение Сергея Яблочкова. Я вздохнул. Раздались аплодисменты. На сцене за длинным столом сидели несколько человек. Среди них я сразу узнал Елену Алмазову. Она первой взяла слово. – Многоуважаемые коллеги, друзья, гости! Наша ежегодная конференция медицины будущего в этом году посвящена одному из наших лучших сотрудников… – Видал, как она хорошо держится? – зашептал мне Федор-Склифосовский. – Это же ее муж, ты же его знаешь, ты его лечил! – напомнил он мне. – Жалко мужика. Совсем молодой, но такой мозговитый! – …формат нашей конференции будет немного изменен, – продолжала Алмазова, – но, согласно традиции, вступительные слова скажут наши незаменимые сотрудники, или, говоря медицинским языком, жизненно важные… – На самом деле с потерей Яблочкова мы затормозим в наших исследованиях, – отвлек меня от мыслей Федор. – А что здесь исследуют? – поинтересовался я, разглядывая Алмазову. На ней было длинное облегающее серебристое платье и черный шейный платок, знак траура, вероятно. – Основная тематика – долголетие, – стал охотно рассказывать доктор. – Как увеличить продолжительность жизни. У нас многосторонний подход. Это и витамины, и вакцина от старения, и даже синтез активатора теломеразы. Я тебе потом все расскажу! – снова пообещал он. Глаза его горели. – …итак, слово предоставляется куратору нашего грандиозного проекта, нашему незаменимому Человеку с большой буквы, Михаилу Ивановичу Борщевикову. Прошу! – Алмазова улыбнулась тонкими губами кому-то в зале. Раздались аплодисменты. Из первого ряда неожиданно резво поднялся массивный мужчина лет пятидесяти пяти в добротном темно-сером костюме. Удивительно, что его короткие волосы и торчащие щеткой усы были практически седыми, а густые брови – почти черными. В отличие от Алмазовой он не улыбался, а близко посаженые темные глаза и нахмуренные брови придавали ему суровый вид. – Да что вы, право, – отмахнулся он от аплодисментов. Важно взойдя на сцену и кивком поприветствовав публику, он начал: – Знаете, это сейчас говорят: куратор… – Адвайзер! – выкрикнул кто-то из зала. – Вот-вот! – кивнул он. – Набрались новых слов. Вот в мое время была такая должность: завхоз. И всем понятно было, кто это и что это. Когда меня сюда направили, я вообще понятия не имел, с кем придется работать. Сказали, ученые там, профессора, доктора. И я в первый же день понял, что это… Ну совсем другие люди! Помню, пятница была, начало июня, приходит ко мне Сережа… – Он грустно покивал в сторону фотографии Яблочкова. – И говорит, нам для эксперимента на выходные спирт нужен. Пол-литра, говорит, хватит. Я отвечаю – сделаем. Сам-то понимаю – впереди выходные, шашлычки, природа. Только думаю, спирт-то зачем пить? Ну, съездил в магазин, купил им вина, да коньяка, да соков. Звоню ему, говорю – забирай жидкость для эксперимента. Вручаю пакет с «горючим». Сережа смотрит. Говорит, мол, спасибо большое, только спирт-то где? А оказалось, что им и правда спирт был нужен для каких-то исследований! – Завхоз засмеялся, в зале поддержали. – Тут я и понял, что ученые эти – они другие! – Докладчик вновь насупился. – Потеря Сергея Яблочкова – это не только трагедия для всех нас, это призыв к действию. Сплотиться и работать. Помнить и создавать. Быть бдительными. Спасибо! Под рукоплескания Борщевиков вернулся на свое место. Завибрировал мой телефон. Строганов интересовался: «Этот не тот?» «Нет!» – ответил я. «Точно?» «Абсолютно!» – Борщевик мужик нормальный, – получил я тут же информацию от Федора. – Как-то забарахлил инфузомат, я ему пожаловался, он без слов новый купил, прикинь? А тот денег стоил немереных! У него только один пунктик, – усмехнулся Федор. – Он шпионов боится. – Каких шпионов? – вполголоса спросил я. – Обычных, промышленных, и особенно иностранных, – заулыбался Федор. – У Борщевика это идея фикс. Все над этим смеются, но ничего сделать не могут. Он же из бывших гэбистов. А может, начальство ему такую задачу поставило. – А кто у вас начальство? Это вообще государственный центр? – Нет, МКБ частная контора, но госсубсидии тоже есть. Основатели-соучредители сидят в Москве. Нам поставлена задача, мы ее решаем. Но не я лично, конечно. Я так, исполнитель… – А что за задача? – Я же говорил, продлить жизнь, это программа минимум. Обеспечить бессмертие – программа максимум, – засмеялся Федор. – Кощея создаете? – пошутил я. – Типа того, клонируем, – усмехнулся мой приятель. – А поскольку деньги вкладываются гигантские, то они, учредители, боятся, чтобы наши разработки не утекли куда-нибудь. – Алмазова же собирается статьи писать в журнал «Ланцет», – удивился я. – Как же тогда быть с вашими секретами? – Так они все пишут. – Федор развел руками. – А меня, спасибо им, берут в соавторы. Лена, например. И Зволдин. – Кто? – А вон, видишь, идет выступать? На сцену взлетал тот самый Виктор Вячеславович, с которым мы столкнулись в туалете. Значит, он Зволдин? Докладчик воздвигнулся посреди сцены, напоминая статую Колосса на Родосе. – Коллеги! Я считаю, что врачи делятся на две категории. Первая, к которой принадлежу я, и вторая, к которой принадлежал Сергей Яблочков, это, так сказать, локомотивы медицины и науки! И все остальные, так сказать, вагончики, которые мы, двигатели, тянем за собой. И это нормально. Ничего особенного тут нет. Каким, так сказать, уродился. Или каким сделал себя. Вы знаете, что мы с Сергеем часто спорили. И это тоже нормально. Потому что в наших спорах рождались идеи, которые вы сейчас и разрабатываете. И то, что мы все понесли такую тяжелую утрату – минус один локомотив, – означает лишь одно: я буду тянуть за двоих! И Сергей бы на моем месте сделал точно так же! – Знаешь, чем Господь Бог отличается от Зволдина? – негромко спросил Федор. – Тем, что Бог знает, что он не Зволдин. Он, конечно, талантливый, Сергей его ценил, это правда. Но сволочь редкостная, – шепотом добавил мой коллега.