Громов предложил подбросить меня до дома. По дороге мы слушали не так давно вышедший альбом ДДТ «Пропавший без вести». Исподволь поглядывая на Громова, я составлял свое мнение о нем. Он хитрый, но честный. Суровый, но не жестокий. Рисковый, но в границах благоразумия. Вспыльчивый, но всегда способный держать себя в руках, а ситуацию под контролем. На прощание он мне сказал: – Знаешь, я – воробей стреляный, во всяких переделках приходилось участвовать. Но чует мое сердце… что вляпаемся мы здесь по самое не балуй. И знаешь, кто все это заварил? Да-да, можешь улыбаться, можешь не верить, но это – твой дружбан. Впервые с таким встречаюсь. До завтра! В семь утра пришло сообщение от Строганова: «Ночевал у Ясновой. Читаю про открытого игрока. Скоро заеду. Будь наготове». Я несколько раз перечитал послание. Понял, что ничего не понял, и пошел завтракать. Но каков Строганов! Он же только что с ней познакомился! Я вспомнил Платонова: «Единственное, что могло утешить и развлечь сердце человека, было сердце другого человека». Хотя, по-моему, на роль утешителя Строганов не очень годился… Дети унеслись в школу, жена пошла на работу, а я стал созваниваться с коллегами. Во-первых, узнать, как обстоят дела в отделении, а во-вторых, поблагодарить доктора, которому пришлось лихорадочно менять планы, чтобы подменить меня на сегодняшнем дежурстве. – Да не волнуйся, у нас все спокойно, – ответил он, судя по всему, на бегу. – А насчет дежурства… выйдешь за меня в следующее воскресенье. У меня как раз смены совпали на второй работе… Кто-нибудь уже пошел за кровью? Что значит «не дали»? Сейчас твою переливать буду… Черт, «второго» на МРТ, а «третью» – в операционную! Я почувствовал уколы совести. Чтобы отвлечься, стал проверять почту. О, письмо от Федора. Не иначе как Склифосовский решил и мне послать свой отчет об эксперименте. Но прочитать его я не успел. Внизу раздался резкий звук тормозов, громко хлопнула дверца, после чего послышались голоса. Один из них принадлежал Арсению, второй – соседу, который обычно воевал со всеми, кто не жил в нашем доме. Пока я вставал из-за стола, раздался вопль и сразу за ним – грохот. Вот черт! Я бросился к окну. Мой напарник с улыбкой до ушей помогал мужику из соседней парадной подняться с земли. Сосед был здоровенный, а голова его выглядела маленькой на фоне мощных бицепсов. На лице его застыло выражение изумления, смешанного с ужасом. Я выбежал в прихожую, схватил куртку и, прыгая через две ступеньки, понесся вниз. Если неожиданность – один из залогов победы, то Строганов непобедим. – Привет! – поздоровался он. Несмотря на всклокоченные волосы и небритость, выглядел Арсений бодрым и радостным. – Что тут произошло? – спросил я вместо приветствия. Строганов огляделся с явным непониманием. – Ничего вроде, а почему ты спрашиваешь? О, черт, мужик мне машину помял. – Он заметил вмятину на дверце. – Ногой? – Почему ногой? Головой. Хватит болтать. – Арсений уже садился за руль. – Полный вперед! Мы ехали в МКБ. Дождь усилился и вместе с ветром залетал в приоткрытое водительское окно. По салону были разбросаны обертки от шоколадок и компакт-диски. – Можешь слушать то, что тебе нравится, – неожиданно предложил Строганов. И только я оценил его царский жест, как он тут же добавил: – Лучше всего «Five Finger Death Punch». Это переводится как «Смертельный удар пятью пальцами». Или «Hollywood Undead», песню «Хаос». Или… – Русский рок, – объявил я, вставляя в проигрыватель обнаруженный под ногами диск. Арсений недовольно хмыкнул. По дороге я атаковал его вопросами: Яснова уже дома или еще скрывается? Как тебя к ней занесло? Кто дал ей поручение взять яд в лаборатории? Кому она его передала? Она в курсе, что этим ядом отравили ее возлюбленного? И наконец, что за открытый игрок? – Неплохо, – отозвался Строганов. – Еще вопросы есть? – Да. Что у тебя за стычка с соседским мужиком была? – Да так, – пожал он плечами. – Он схватил меня, и это было его ошибкой. Уде киме наге. – Понятно… А по-русски можно? – Можно. Яснову попросил сходить в лабораторию за препаратом Черняев, – кивая в такт музыке, стал рассказывать Арсений. – Он, похоже, был в нее влюблен, но безответно. Я даже подумал, что, может, он так устранил соперника… Вначале отравил, а потом добил у вас в реанимации. – Кстати, мысль… – Но потом понял, что нет. «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет! Рок-н-ролл мертв, а я, а-а!» – запел он. – Так вот, она не первый раз приносила ему лекарства, поскольку и правда Черняев лишний раз с Диной не хотел общаться. – А ты ей не рассказал, как Черняев этим лекарством воспользовался? – спросил я. – Не, не стал, – помотал он головой. – Она бы, наверное, расстроилась… – Строганов, ты становишься человеком, – усмехнулся я. Он искоса посмотрел на меня, видимо не понимая, шучу я или говорю серьезно. – Вообще, Яснова мне понравилась, – заявил он. – Хорошо готовит яичницу и спокойно относится к громкой музыке. И я убедился, что она точно не виновата. – То есть я правильно понял, что она лишь звено в цепи случайностей, приведших к трагическому финалу? – Конечно, нет. Доктор, включи мозги. Смерть Яблочкова – не случайность. Но Люба не имеет к его смерти никакого отношения. Разве что яд раздобыла. «Ой-е, ой-е, ой-е, никто не услышит…» – Я это и имел в виду, – хмуро сказал я. – А что еще… – Оппенгеймер, – перебил он меня. – Я посмотрел про него. Очень интересно. Это тот тип, про которого читал Яблочков. – А, вот что за «открытый игрок», – дошло до меня. – «Open gamer», вот ведь… Но при чем тут Оппенгеймер? – Сбор информации! Всей. Для психологического портрета жертвы. Это я в сериале «Пуаро» видел. – Всю собрал? – Я постарался минимизировать сарказм. – Да. Знаешь, что он сказал, когда испытывал атомную бомбу? – Глаза у Строганова засверкали искрами, как во время сварки. – «Я – смерть, великий разрушитель миров». Красиво, да? Этот Оппенгеймер еще и поэтом был, и читал много. – Мао Цзэдун тоже много читал. И писал стихи, – ответил я. – Что не помешало ему стать… – Я замешкался, подбирая короткое определение «великому кормчему», но кроме банального «диктатора» ничего не приходило в голову. – Он тоже бомбу изобрел? – поинтересовался Арсений. – Нет. Вообще в таких вещах есть очень сложный вопрос – проблема нравственности. Вот, создатели оружия, порядочные они люди или нет? Защищает оружие людей или уничтожает? Даже самое хорошее оружие не предвещает блага. Но и без оружия никак. Возьми, кстати, Сахарова… – Кстати, он и про Сахарова читал. – Строганов резко повернул голову и с подозрением уставился на меня. – Еще до Оппенгеймера. – Дорога там! – закричал я. Он еще секунду смотрел на меня, затем перевел взгляд на дорогу. – Я тоже про Сахарова читал, и что? – Я пытался успокоить сердцебиение. – И что? – Он скосил на меня глаза. – «Все люди имеют право на жизнь, свободу и счастье», – процитировал я талантливого и искреннего человека. Строганов резко затормозил на светофоре. – У Яблочкова эта фраза была выделена в тексте! Но откуда об этом знал ты?! Наверное, если бы я написал ему формулу термоядерной реакции, он бы удивился меньше. – О господи! Разумеется, я не знал, что у него там выделено. Просто я иногда читаю книги. И видимо, Яблочков тоже. Читал. Не всем же быть гениями-меломанами? – Именно, доктор! – радостно воскликнул Строганов. – Я понял. Яблочков, как и Оппенгеймер с твоим Сахаровым, был озабочен «этим». – Чем? – озадаченно уставился я на него. – Он же вроде лекарствами занимался, а не оружием. – Хотел наполнить мир добротой, – глубокомысленно сообщил детектив. И тут же стал подпевать: – «Да слишком много бурных слов. О том, кто болен, кто здоров. Не загреметь бы в мир иной. Наполним небо добротой…» Я поставлю другой диск? – Нет, – мстительно сказал я и спросил насчет наших дальнейших планов: – Мы вначале будем общаться с Громовым, а потом со Зволдиным? – Не мы, а я! – рубанул Строганов. И после короткой паузы этот диктатор добавил: – Выведем их на чистую воду! На проходной охранники довольно долго изучали пропуск и бейдж Арсения, звонили кому-то, но все-таки пропустили нас на территорию МКБ. – «Чем бессильнее страны, тем грознее охрана». Это строчка из моей новой песни, – пояснил он мне. – О, а вот и Громов нас ждет! – прервал он свое пение. Глава 21 – Гром и молния! – начал было приветствовать Арсений начальника охраны, но осекся, увидев выражение его лица. – Я начинаю верить, что есть люди-катастрофы. – Громов был цвета сигаретного дыма, который он выпускал вверх. – Они притягивают к себе проблемы, как магнит железо. – Да? Прикольно, – легко согласился Строганов, не уловив намека. – А что случилось? Черняев ожил? – Павлов попал в аварию. – Громов перевел взгляд на меня. – У тебя есть знакомые в больнице… – Федор? – У меня внутри вдруг образовалась пустота.