Работа над социальными сетями Степана и его перепиской с убийцей давала мало. Преступник придерживался заранее выдуманной легенды и был предельно аккуратен. Однако нашлось кое-что интересное. Штатный психолог, проанализировав переписку, сделал вывод: сообщения писались либо разными людьми, либо одним, но под диктовку других, либо, вероятно, человеком с расстройством множественной личности. Миронов прекрасно понимал, что имеет дело скорее с асоциальным хамелеоном, способным быть тем, кого хотят в нем увидеть окружающие, чем с психопатом. Это умный и дерзкий враг, и он ведет свою игру, но вот вопрос: один ли он? Арсений выяснил, что Туманов-младший был похищен еще до первых убийств, а убит примерно два дня назад, предположительно в день после убийства третьей жертвы — свидетельницы, и до убийства таксиста, то есть по факту сын начальника отдела уголовного розыска был убит четвертым, но пронумерован пятым. «А это значит, что у убийцы долгоиграющий план, он заранее знал, что мы обнаружим тело Александра только после его подсказки, и для красоты своей поганой игры он дал ему следующий номер за таксистом!» — размышлял в свободные минуты Виктор Демьянович. Прорабатывались новые версии случившегося. Что, если целью убийцы был сын Егора Макаровича? Тогда возникал вопрос: в чем причина этой мести? Перерывались дела последних двухтрех лет, которыми занимался Туманов-старший, искались хоть какие-то намеки, детали, вызывались на допрос те, кто, по мнению следствия, мог иметь претензии к Егору Макаровичу, но пока теории оставались теориями, а версии — версиями. В общем итоге значилось банальное «ничего». За все время расследования Миронов и его команда только и получали, что тычки да подзатыльники от убийцы, он смеялся им в лицо, а они дышали в далекие очертания его спины где-то на горизонте. Правда, Виктор Демьянович раскрыл-таки одну подсказку от убийцы. Она действительно была, и факт, связанный с ней, ранее вызывал сомнения следователя, но из-за обилия других версий и зацепок этот факт был утерян. МВД понял, почему убийца тогда, сразу после первых двух убийств, звонил именно в то отделение полиции. Это была подсказка. Дело в том, что убийство таксиста произошло в районе, который числился за этим отделением, то есть это был простой намек от убийцы о месте следующего преступления. Правоохранительные органы могли предотвратить эту смерть, но не заметили того, что было у них под носом. С открытием этого неоспоримого факта для Миронова по-другому заиграли и строчки письма, которое он нашел под дворником машины в день убийства свидетельницы. Осознание своего бессилия лишь увеличилось, а раскрытие подсказки постфактум не имело уже никакого значения. Однако, если есть одна подсказка, значит, есть и другая. «Убийство сына Егора Макаровича он спланировал с самого начала, — думал Миронов. — Это абсолютно ясно. Но для чего? Это еще один извращенный ход эстетствующего безумца или новое послание? Черт подери, сколько вопросов и не видно ни одного ответа! Конечная ли цель — Туманов-младший? Он тогда не стал бы писать, что продолжит убивать. Насколько хорошо у этого маньяка продуман каждый дальнейший ход? Или он начнет действовать хаотично? Он посредством видеопослания сказал, что это плата за что-то, но за что? Убийца мстит? Или это один из тех случаев маниакально-депрессивного психоза и паранойи у человека, решившегося на убийства?» У Миронова было интуитивное чувство, что и он сам здесь не последний человек. Понятное дело, он пытается раскрыть убийства, но Виктору Демьяновичу казалось, что не он выбрал дело, а дело выбрало его, а точнее говоря, его выбрал сам убийца! Но зачем? Что он хочет этим сказать? Эта догадка могла быть ошибочной, но МВД доверял своей интуиции. На следующий день пришел журналист — Андрей К., чтобы узнать подробности убийства сына начальника уголовного розыска. Несмотря на данные друг другу обещания, ни МВД, ни Андрей К. ничем помочь друг другу не могли. Миронов отвечал на вопросы уклончиво, журналист злился, хотя виду и не подавал, но и сам он ничем следствию помочь не мог. Разошлись неудовлетворенные и обозленные. Через пару часов Виктор Демьянович услышал какой-то гул голосов с улицы, но не придал ему никакого значения — был поглощен работой и размышлениями. Через четверть часа к нему в кабинет вошли два оперативника — Александр и Сергей, они были несколько встревожены или, скорее, смущены. Оба позвали Миронова на улицу, где он и обнаружил источник гула, который услышал четверть часа назад. Возле здания уголовного розыска собралось порядка сотни человек с плакатами. Это был митинг. На баннерах красовались обидные лозунги: «Когда полиция начнет выполнять свой долг?!», «Даешь народный суд!», «Убийцам не место среди нас!», «Мы требуем результата!». Эти же лозунги выкрикивали сами митингующие, добавляя еще что-то от себя. Миронов устало посмотрел на этот тихий беспредел, буркнул себе под нос: «Хорошо, что мы не в столице! Их бы там быстро упаковали и оформили!» — добавил оперативникам: — Разберитесь с этими… революционерами! Только мирно, — и шагнул обратно в здание. Александр и Сергей только и успели крикнуть: «А мы-то здесь при чем?!» Когда следующим утром Миронов подошел к уголовному розыску, ему стоило бы удивиться еще на входе, поскольку никто не курил и было абсолютно тихо. Внутри же царила упорядоченная суматоха. Народу было больше обычного, видимо, кто-то вызвал тех, у кого был выходной. Но Виктор Демьянович не давал никаких распоряжений. К тому же по этажам ходили еще и незнакомые люди — всего несколько человек, но это было непривычно и странно. Все были заняты своим делом и куда-то торопились. Виктор Демьянович был в немалой степени удивлен, но, прежде чем что-то выяснять, он для начала решил зайти в свой кабинет, чтобы раздеться и оставить там портфель. Когда следователь ступил на пятый этаж, его ожидало еще большее удивление. В конце коридора из двери кабинета начальника вышла женщина. Она была, если так можно выразиться, неотразима и шла по коридору так, словно преподносила себя этому миру. Этой женщине было уже за сорок, но природная красота и органичность в ней совершенно не угасли, а, пожалуй, только набирали силу. Миронов стоял, раскрыв рот, и не моргая смотрел на приближающуюся фигуру. Когда она пронесла себя мимо, он, слегка заикаясь, выдавил: — М-маш-Мария? Не успев повернуться на голос, она произнесла повелительным тоном: — Мария Геннадьевна, если позволите! Но, повернувшись, она через мгновение расплылась в улыбке: — Витя? Ты как тут? — Да я-то тут работаю! — с усиливающимся непониманием произнес МВД. — А вот ты что здесь делаешь? — Понятно! Вот о каком Викторе Демьяновиче говорил Егор Макарович. Теперь все ясно, — грациозно покачивая головой, сказала она. — А я из Москвы к вам командирована. Со мной еще несколько человек. Будем помогать в расследовании серии убийств. — Все ясно, — тихо произнес Миронов. — А почему меня никто об этом не предупредил? Я сейчас исполняю обязанности начальника как-никак. — Разговор был с Егором Макаровичем Тумановым. Почему он не передал, это уже не ко мне. И еще… Послушай, столица хочет, чтобы я здесь все возглавила, пока нет непосредственного руководителя, поэтому теперь я назначена исполняющей обязанности начальника, — произнесла Мария Геннадьевна и, чуть погодя, добавила: — Вместо тебя… МВД покачал головой, строго посмотрел ей в глаза, улыбнулся натянутой улыбкой и сказал: — Хорошо. Мне даже так проще, смогу полностью переключиться на расследование. — Ну и прекрасно! Ладно, пойду осваиваться… Следователь Витя. От того, как она его назвала, у Миронова перехватило дыхание. Это было из другой жизни, из прошлого. И вот оно снова вернулось. Сердце бьется чаще, давление повышается, а рассудок, прорываясь сквозь туман воспоминаний, говорит: «Ни к чему хорошему это не приведет!» Вечером Виктор Демьянович пришел домой, бросил портфель у кровати, взял трубку и набрал номер. — Привет. Ты как? Занят сегодня?.. Сейчас… Последовал ответ. — Давай увидимся. Через полчаса МВД сидел за столиком в уютном пабе недалеко от дома, а напротив расположился лучший друг Миронова — Алексей… Леха. Ходить в это заведение уже много лет было традицией двух друзей, однако в последний раз они вот так сидели месяцев восемь назад, еще зимой. Отношения их были удивительными, особенными. Во-первых, они никогда не ссорились. Абсолютно серьезно — никогда. Миронов даже несколько раз пытался припомнить хоть одну обиду или ссору, но так ничего и не вспомнил. Просто им и не надо было это делать, чтобы поддерживать общение в тонусе, их интересы лежали в разных плоскостях и никак не влияли на их взаимоотношения, поэтому любые выяснения обходили эту дружбу стороной. Они дружили не за что-то, а просто так, потому что чувствовали, что должно быть так и никак иначе. Во-вторых, они могли не видеться друг с другом полгода-год, встретиться и заговорить как ни в чем не бывало так, словно они видели друг друга вчера вечером. От времени их дружба не остывала, а становилась лишь крепче. — Слышал про убийцу? — начал Виктор Демьянович. — Конечно, весь город тарахтит о нем, не затыкаясь, — усмехнувшись, ответил Леха. — И что тарахтит? — Да народ новости перетирает. С ума все посходили. Одни говорят, что, мол, полиция ничего не предпринимает, что поймать его надо. Я им говорю: да как же ничего?! Работают так же, как и мы все! Что ж, если не все получается с кондачка, так сразу ни на что не годны?! Время, говорю, господа, должно пройти, чтоб поймали его. — А другие? — устало вздохнув, спросил Миронов. — Что другие? — не понял Леха. — Ну, ты сказал, одни говорят так… А другие? — А другие не лучше. Говорят, что правильно все этот ублюдок делает, что давно пора «чистку» устроить! Ты представляешь, «чистку»! Я им говорю: вы совсем из ума выжили, что ли? Какую чистку? Он же людей убивает! Завтра и вас убить может! Нет, говорят они мне, меня не убьют. Не за что, мол, меня убивать! А он убивает за что-то, не просто так! В общем, их слушать — уши вянут. А ты чего скис? — Я это дело веду. — Серьезно? — удивился Леха. — Но хотя да… Ты ж у нас следователь. И чего? — Да ничего! — громко сказал Миронов. — Абсолютное ничего. Он убивает, а мы и предпринять ничего не можем, потому что он всегда впереди, потому что мы не видим того, что у нас под носом, потому что из профессии, видимо, надо уходить! Этот урод разгуливает по улицам, а я никак и помешать не могу. Он хладнокровно убил сына моего начальника, снял это на видео и утверждает, что играет с городом и, в частности, со мной в какую-то извращенную игру, но игры не выходит, потому что он нам даже шаг сделать не дает. Вот теперь он молчит уже третий день, планирует, видимо, что-то новое, и мы молчим… Потому что разборчиво говорить не научились. После смерти этого парня меня нагрузили делами: я в отсутствие начальника стал исполняющим его обязанности, в итоге я не мог ни минуты позволить себе хотя бы толково подумать о том, что нам предпринять. А сегодня прислали из столицы помощничков. Считай, довесок. А с ними вместе знаешь, кто приехал? Мария!.. — Да неужели?! Та, о которой я думаю? — воскликнул Леха и лихо рассмеялся. — Да, она… — О, помню я, сколько нервов она попортила и тебе, и мне заодно. — И вот что мне теперь делать?! Почему все наваливается одним махом и бьет тебя по голове, тычет, как кота в твои же?.. — Успокойся. Не требуй от себя невозможного. У Лехи была удивительная особенность. Он никогда глубоко не вникал в чужие проблемы и никогда не давал больших, сложных советов. Да это и не нужно было. Его особенность была в том, что он умел слушать и всегда в ответ либо кивал, либо отвечал одной простой фразой. Этого хватало вполне. Настроение, конечно, не взлетало до заоблачных высот, да и проблемы не решались, но собеседнику, другу всегда становилось немного легче, проще, что ли… А потом он начинал говорить о себе. Если, конечно, было что сказать. Он занимался наукой, которая поистине была делом всей его жизни. Не то чтобы он придавал много значения своим научным изысканиям или пытался отыскать истину, просто служил своему делу верой и правдой, основательно, с умом. И хотя, в сущности, жизнь его была довольна скучна, Миронов всегда ему немного завидовал, по-доброму, конечно же. Завидовал, потому что Леха часто ездил на всякие конференции в другие города и страны, потому что он занимался тем, что его безумно увлекало каждый день. Во всяком случае, так казалось со стороны. А вот интерес Миронова не то чтобы угас, просто все было так сложно и запутано, что уже не доставляло удовольствия, а только отягощало. — А я что… — произнес после некоторого молчания Леха. — Я книгу написал… Похороны состоялись на следующий день. В качестве места было выбрано кладбище в нескольких километрах от города, спокойное и тихое, но пропитанное духом воинского долга и благочестия — здесь хоронили военных, в том числе и работников органов внутренних дел, погибших при исполнении или умерших своей смертью. Небо, усеянное серыми тучами, свисало над пригородом и давило на головы скорбящих. Сегодня к целому батальону фотографий усопших военных, рядовых, сержантов и офицеров в парадных кителях на эмалевых овалах добавится еще одна — фотография молодого парня со строгим и цепким взглядом бойца — именно та фотография, бережно хранившаяся в столе начальника столько времени, как будто ждавшая своего часа. Гроб был открыт — это было требование семьи, огромную рану на шее прикрыли белым платком. Миронов присутствовал; несмотря на то что он абсолютно не знал этого парня, сердце щемило, и в тот момент, когда Егор Макарович в храме осторожно подошел к телу сына и, приложив к своему виску руку, совершил воинское приветствие, по щеке МВД стекла слеза. Никто не знает, что находится по ту сторону смерти, поэтому нельзя утверждать, что конец телесной жизни — это завершение духовного пути. Но что может быть страшнее для родителей, чем смерть ребенка? Когда мы хороним кого-то из близких, мы хороним не их, а себя, часть своей жизни и душу своего прошлого, воспоминания о котором будут больно жалить всю оставшуюся жизнь. Похороны, как обряд погребения усопших, существуют с древних времен. Говорят, что целью этого обряда служило желание помочь усопшему, достойно его проводить в иной мир. Возможно, отчасти оно и действительно так, но «прощание» нужно не мертвым, это нужно тем, кто остался в мире живых. Гроб несли Миронов, Александр, Сергей и сам Егор Макарович. Хотя по традиции гроб нельзя нести родственникам, Туманов-старший отказался от помощи четвертого человека и взялся все сделать сам. Для него это было важно, а священник не только не отказал, но и поощрил такое желание отца. — Это правильно! Провожать должен самый близкий человек. Не бойтесь. Это всего лишь суеверия, — спокойно и тихо произнес он. Спокойнее всех на похоронах был Арсений. Его тоже позвали. Он привык к смерти, но в данном случае его спокойствие, пожалуй, было обусловлено несколько иными фактами. Он стоял в стороне и вообще не очень хорошо понимал, что здесь делает. Арсений никогда не работал с Тумановым-младшим и абсолютно его не знал. Стоя поодаль и наблюдая за тем, как родственники кидают в могилу горсти земли, Арсений заметил нечто странное. Кладбище располагалось как бы на двух холмах, не очень высоких, между которыми была низина. На другом холме, метрах в ста от места погребения Туманова-младшего, среди деревьев стоял человек в черном и, казалось, наблюдал за происходящим. Арсений отогнал эту мысль. Она показалась ему параноидальной и какой-то бессмысленной. «До этой темной фигуры слишком далеко, сложно разглядеть. Может, кто-то просто пришел навестить могилу близкого, а я тут напридумывал ерунды!» — говорил себе Арсений. Взглянув еще раз через минуту в сторону другого холма, он заметил, что незнакомец приблизился, но все еще держался в тени деревьев. Теперь можно было отчетливо разглядеть, что этот некто наблюдал именно за похоронами Туманова-младшего. Арсений как можно более спокойно и непринужденно подошел поближе к Миронову и шепнул ему на ухо: — Виктор Демьянович, осторожно посмотрите чуть левее, через низину… Среди деревьев видите? — Вижу, — отозвался МВД. — Мне кажется, за нами наблюдают. — Романов, не неси чепухи! Это кладбище, черт побери, прости, Господи. Иди… Не нервируй. Миронов был жесток и отрывист, а Арсений настойчив и уверен, поэтому, выслушав тираду Виктора Демьяновича, он сказал: — Я пойду. Мне здесь больше нечего делать. — Сеня, погоди, — МВД схватил его за рукав, — извини, вырвалось. — Виктор Демьянович, все в порядке, — улыбнулся Арсений. — Мне правда нужно идти.