Арсений лежал на больничной койке. Все тело ныло, а особенно бок, так, словно его усердно избивали палками, а от обезболивающих совсем не соображала голова, так что спать он не мог, но пребывал в полудреме. Мысли путались, и Сеня понимал, что ему надо бы хорошенько отдохнуть, но какая-то заноза сидела в голове, какая-то неподатливая мысль или идея, которая вертелась и изворачивалась, так что сознание никак не могло ее ухватить, оттого она была пока что только фантомом. «Что я упустил? Думай… человек в черной шляпе… при чем он тут? Что мне снилось? Только шляпу и помню. Ночные кошмары. Свет. Нож. Кровь. Маска. Глаза. Караулил. Бежал. Ранен. Может, он мне что-то сказал перед тем, как я отключился. Нет. Я бы это запомнил. Что-то важное! Он стоял среди деревьев и могил и наблюдал. Может, он заманивал меня в ловушку. Зачем так рисковать? Это очевидно. Он получал от происходящего удовольствие. Все преступники получают удовольствие от того, что они делают. Но в чем удовольствие тут? Его жертву хоронят. Может, боль утраты?.. Он хотел видеть боль близких. Это энергетические эфемерные вещи, но на них, как правило, все и строится. Затем я пошел за ним, и он меня заметил, подкараулил и обезвредил. Стоп! Обезвредил! Не убил, а только обезвредил. Он не заманивал меня в ловушку. Он сам в нее попал, потому ранен сам. Он не хотел меня убивать, он хотел меня ранить, потому ударил в бок и оставил нож в ране. Так, значит, он… Итог мысли был прерван стуком в дверь. Сегодня вообще был день прерывания любых важных дел и мыслей стуком в дверь. Это был журналист газеты «Городской вестник» Андрей К. — Добрый день! — тихонько произнес он, в который раз обнажая два ряда белоснежных зубов в обаятельной улыбке. — Могу я войти? Мне сказали, что я могу с вами поговорить. — Присаживайтесь, — сказал Арсений, — но для начала объясните, кто вы? — Я журналист из «Городского вестника». Хочу поговорить с вами о случившемся, если вы не против, конечно. — Ну, давайте, — хриплым голосом вымолвил Арсений, пытаясь немного приподняться на больничной койке. Журналист аккуратно присел на краешек кровати, осмотрел палату, выдержал паузу так, как это делают врачи, прежде чем сообщить неприятный диагноз, глубоко вздохнул и начал: — Я правильно понимаю, что вы патологоанатом? — Да. Больше в направлении судебно-медицинской экспертизы. — И вы участвуете в следствии по делу о серии убийств? — Да. — Можете ли вы что-то об этом рассказать? — Боюсь, что это будут только какие-то общие слова и всем известные факты. — Арсений отвечал на удивление стойко и ровно для человека, который еще вчера получил ножом в область живота. Что касается журналиста, то он явно надеялся на любое неосторожное слово от больного и с неистовой внимательностью следил за всем сказанным, а также за движениями, эмоциями Арсения, который продолжал: — Управление уголовного розыска потратило неимоверное количество усилий на поиск возможных подозреваемых. Сейчас прорабатывается несколько версий. Но думаю, от меня свежих вестей вы не добьетесь, поскольку, как видите, я сейчас не в боевом строю. — Что вы чувствуете, осознавая, что остались живы? Как вам это удалось? — Не знаю. Я рад, что жив. — На этой фразе Арсений по-детски улыбнулся и даже хотел рассмеяться, но боль от сокращения мышц живота не дала ему это сделать. — Как вы думаете, — продолжал беседу журналист, — почему он выбрал вас? — А с чего вы взяли, что он кого-то выбирает? — ответил вопросом на вопрос Арсений. Он тоже решил начать эту игру вопросов, недомолвок и выяснений. — Ну уж не держите меня за дурака! Всем ясно, что он совершает преступления не хаотично, что он их планирует и тщательно выбирает свою жертву. — Допустим, это так. Но со мной, я думаю, это была случайность. — Так же как со свидетелем первых двух убийств? Вы так думаете? — сказал журналист, а в глазах мелькнул огонек задора. Арсений заметил этот огонек, ухмыльнулся и ответил: — Это я никак комментировать не буду. Что касается меня, то да — я думаю, это была случайность. — Случайности неслучайны, вам ли этого не знать… Вы теперь единственный выживший после нападения убийцы, — как-то строго и осмысленно произнес журналист и добавил: — Это правда, что вы ранили преступника? Арсений только собирался опровергнуть слух о своем героизме, но его опередил голос из-за двери: — Да, правда. Этот голос принадлежал Миронову, который вошел в палату с пакетом гостинцев в руках. — Вы на меня, пожалуйста, не обижайтесь, — добавил он, обращаясь к журналисту, — но у вас какая-то чудная особенность появляться в ненужное время в ненужном месте. С этим надо что-то делать. — Какие обиды! — улыбчиво, но с долей язвительности произнес Андрей К. — У меня профессия такая… обидная. Всего доброго! — добавил он и покинул палату. — Мерзкий тип, — заметил Виктор Демьянович, выждав некоторое время и выглянув за дверь, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает. — Да уж, но, как правило, девушкам и многим окружающим такие нравятся. Этого я абсолютно не понимаю. — Просто мы, наверное, с тобой другие. Живем на отшибе жизни, — сказал Миронов и рассмеялся. — Я тебе тут немного вкусных гадостей принес. — Спасибо, — расплылся в улыбке Арсений. Это был какой-то волшебный миг. Виктор Миронов всегда был примером для Сени, а теперь он запросто говорит: «Мы с тобой». Такие минуты дорогого стоят. Именно сейчас, находясь в больнице, раненый Романов чувствовал себя счастливым, как в детстве, когда заболел и завтра не надо идти в школу, а весь вечер до самой ночи рядом будет сидеть мама и тихонько заниматься чем-нибудь своим — вязать или читать книгу, перелистывая страницы с характерным уютным шорохо-шелестом. — Ну, как самочувствие? — Нормально. Хотя бывало и получше, — слишком бодро для таких слов произнес Сеня. — Знаешь, — начал Виктор Демьянович, — я вчера как-то самоуверенно с тобой говорил, а стоило бы извиниться. Отчасти это моя вина, что ты оказался на больничной койке. Я к тебе был строг и несправедлив… Тут Миронов запнулся от комка, который подкатил к горлу. Чувства не были сильной стороной МВД, он предпочитал их скрывать, поэтому, когда они вдруг прорывались, он не знал, что делать со всем этим добром. Чуть погодя он отрывисто продолжил: — Прости, из-за меня ты мог погибнуть. — Не мог, — мгновенно перебил его Арсений, — то есть… Я вас прощаю, и не стоило всего этого говорить, но… Я не мог погибнуть. И именно об этом я хотел с вами поговорить. Я тут подумал, он… мы никак не можем установить мотив. Зачем он все это делает? Я думаю, ему нравится смотреть на нашу боль и беспомощность. И мне кажется, это мститель. Либо из несогласных. Он либо мстит, либо пытается на что-то указать, на ошибки, которые поздно исправлять, а потому он хочет видеть этот город в огне, в муках. Кроме того, ему важно, чтобы все шло по заранее продуманному плану. Как вы думаете, он хотел меня убить? Миронов несколько замялся. Его сбил с толку не только вопрос, но и то, что было сказано до него. Виктор Демьянович не мог не согласиться с тем, что разумность в этих доводах и мыслях есть. — Нет, — продолжил Арсений, — я просто оказался в ненужное время и в ненужном месте, понимаете? Он рисковал, когда пришел на кладбище, но он был уверен в том, что все пройдет, как надо. Я его заметил, преследовал, а он просто отбросил меня в сторону, как щенка. Он не собирался меня убивать! Он намеренно оставил нож в ране, чтобы избежать кровотечения, и он знал, куда бить. Из всего этого я заключаю, что он врач или хотя бы когда-то заканчивал курсы. Но, скорее всего, врач, такой аккуратный и точный удар. У него не было времени целиться. Он сделал один верный надрез, если можно так выразиться. Тогда вопрос: почему он убил ту свидетельницу? Ведь, судя по всему, она не входила в его планы, так же как и я. Но во-первых, откуда нам знать? А во-вторых, я думаю, тут дело было в том, что он совершил первые в своей жизни убийства. Это непростой шаг даже для абсолютных психов. А тут свидетель, который может разрушить планы. Более того, она видела машину, могла еще что-то заметить. Я же не видел ничего, а значит, не представлял опасности. Повисло небольшое молчание. Миронов переваривал все вышесказанное. Арсений добавил: — Кроме глаз… глаза я видел и запомню надолго. — Значит, — начал Миронов после долгого молчания, — то, чем мы занимались сегодня полдня — проверяли больницы, — абсолютно бесполезно. Он либо сам залатает ранение, либо у него есть сообщники в какой-нибудь больнице. Зато мы можем искать среди врачей. Это уже что-то. МВД тяжело вздохнул и уставился в пол. — Мне кажется, вы придаете слишком большое значение всему происходящему, — произнес Арсений. — Мои друзья в опасности. Я не могу относиться к этому как к прогулке по тенистым аллеям парка. Да, я снискал славу одного из лучших следователей города, но, черт побери, с моего первого дня на службе здесь не происходило ничего подобного. Этот маньяк не похож ни на одного преступника, с которыми мне доводилось встречаться. — Ну а что, если вы его не поймаете? — Он продолжит убивать. А я со временем перестану себя уважать. — Рано или поздно все тайное становится явным. — Это верно. Только это «рано или поздно» продается по цене нескольких человеческих жизней. А мы давно все сроки упустили. Уже вечерело, когда журналист Андрей К. вернулся в редакцию. Там на одном из кожаных диванов при входе его ждал редактор. При появлении журналиста он разволновался, промямлил что-то невнятное и повел Андрея к себе в кабинет, где дал прослушать диктофонную запись и рассказал о письме убийцы, которое ему давал читать следователь уголовного розыска Миронов. — Я несколько недопонимаю, зачем вы мне все это рассказали? — произнес журналист. — Ты хочешь сделать хоть что-нибудь стоящее? — возбужденно произнес редактор. — Я долго думал. Мы возимся в грязи, выпускаем статьи о местечковых событиях. Все это щенячьи радости. Чтобы куда-то пробиться, надо действовать решительно. Немного поразмыслив, я решил, что надо быть ближе к народу и вывести правоохранительные органы на чистую воду. Понимаешь, о чем я? — Понимаю, — глухо отозвался Андрей. — Мне тоже не очень нравится этот Миронов, однако не вижу ничего предосудительного в том, что услышал на записи. — Есть такое понятие «следственная тайна», которое было нарушено. Более того, у меня есть доказательства, что Миронов и вся эта шайка закрывают дела за деньги. — Допустим, но от меня вам что нужно? — Разгромная статья. О Миронове и органах внутренних дел. Если все правильно сделаем, то окажемся на Олимпе. Кто не рискует, как говорится… — Хорошо, — ответил журналист после короткого раздумья. — Я напишу статью, но у меня есть несколько условий. Первое — статья будет подписана не моим именем. Второе — вы отдаете мне всю первую полосу, впредь я буду писать только для нее. И третье — повышаете мне зарплату втрое. — Да. Хорошо, — тихо произнес редактор. — Срок до завтрашнего вечера. — Сделаю, — отчеканил журналист и покинул кабинет. Когда редактор остался один, он упал в свое кресло и отрешенно прошептал себе под нос: — Ну вот и все. Это конец. Конец.